Против течения, против волн,
Налегая на вёсла всем телом,
Гнал, задыхаясь, свой утлый чёлн
Старый рыбак по прозвищу Дилон…
Он в схватке с волною
Помнил о том,
Что где-то за скалами
Его дом…
Жажда и голод забыты давно!
Устал, и в глазах его стало темно…
Но просит Создателя старый рыбак:
Живот сохранить, дабы ночью в кабак
Хоть раз бы ещё заглянуть на часок
И жизни его укрепить «волосок».
Услышал Всевышний мольбу старика,
Раскатами грома ответил тогда:
– За смелость твою дам успех и везенье,
Коль будешь молчать про чудо спасенья!
Но если расскажешь, пеняй на себя,
Настигнет нечаянно кара моя!
Добрался до дома рыбак чуть живой,
Плащ сбросил и сразу в таверну с сумой.
Напился до чёртиков старый рыбак
И всё разболтал всем, что было и как…
Вдруг молнии шар в щель дверную проник
И сразу к столу, где судачил старик.
Вспыхнул огнём ярко-синим, и враз
Лишился рыбак и речи, и глаз.
Напиток, что порою очень горек,
Возьму я в чаше у судьбы из рук,
И ляжет путь мой через этот город,
Чтоб наконец замкнуть нелёгкий круг.
Мой путь пройдёт по берегу Фонтанки…
Я туфли каблукастые сниму,
Чтоб не оставить на асфальте ранки,
Не навредить случайно никому…
Здесь детский след мой стёрся – ах, как жалко!
Сама себе твержу: «Ну что ж, не плачь!»
Вот здесь скакала я через скакалку,
А здесь я в речку уронила мяч…
Такая вот наивная картинка…
Увидит кто – сгорю я от стыда!
Я ведь не Танька всё же, а Маринка,
К тому же мяч не тонет никогда…
На Невский выйду упокоить нервы
Я мимо Пионерского дворца.
Привет, мой Невский,
Старый друг мой верный,
Ведь бьются в унисон у нас сердца!
И до сих пор ты близок мне, приятель!
Как ты привычно стариной тряхнул…
Собор Казанский мне раскрыл объятья,
Дом книги дверь радушно распахнул.
Как будто мы совсем не расставались —
В нас так силён былых страстей накал.
Вот с Мойки мне дома заулыбались,
И шпиль Адмиралтейства засиял…
Я знаю, любит он красивых женщин,
За их неверность он не держит зла.
Кораблик, правда, стал на нём поменьше,
А может, я немного подросла…
Дойду теперь легко до новой цели —
До слов, что здесь оставила война,
Напоминая, что «При артобстреле
Опасна очень эта сторона!».
Вот как всё в жизни странно получилось,
Судьба порой насмешлива и зла:
По той табличке я читать училась,
Когда ещё дошкольницей была.
На вид тогда казалась я тихоней,
И два вершка был от горшка мой рост,
Но вот умчались клодтовские кони,
И это я… вернула их на мост.
Их покорил мой милый детский лепет.
На Рубинштейна улицу сверну,
Я перед ней испытываю трепет,
Я перед нею чувствую вину.
Ведь в сонме муз летая на квадриге,
С Александринки вновь угнав коней,
О всех пишу стихи, поэмы, книги,
Но ничего не посвятила ей.
Хотя на ней я набирала силы,
И мне, малявке, голод не грозил:
Не только дух она ведь мой вскормила —
Здесь на углу был рыбный магазин.
Пройду таким знакомым мне маршрутом,
Пройду я, быть неузнанной боясь,
К Пяти углам и постою минуту
У дома, где когда-то родилась.
Ну здравствуй, Дом мой номер двадцать девять,
Во двор-колодец два моих окна…
Ах, как же трудно мне сейчас поверить,
Что ты не изменился, старина!
Здесь рядом бьётся сердце Петербурга,
И мне его послушать невтерпёж!
Ну что ты смотришь на меня так хмуро,
Как будто бы совсем не узнаёшь?
Ещё узнаешь, друг мой, обещаю!
И час, быть может, этот недалёк,
Ведь угол твой я с детства ощущаю,
Что мне тогда упрямо впился в бок.
И вместе с ним других домов четыре,
Так что порой не мил мне белый свет…
Зато мои глаза раскрылись шире,
Зато моей душе покоя нет!
В меня углы, как в тесто, замесили,
Как дрожжи, чтобы многим дорожить,
Чтоб и вдали от Родины, России,
Я не могла как все спокойно жить!
Чтоб я свернуть была готова горы,
Взяв чашу с мёдом у Судьбы из рук…
И снова лёг мой путь сквозь этот город,
Замкнув такой большой, почётный круг!
