-Так точно, Владимсаныч! — ответил астрофизик.

— А эта иллюминация не сработает, когда мы его домой потянем? От плоскости «обруча» до корпуса меньше метра, не хотелось бы, чтобы он нам невзначай оттяпал кусок обшивки.

— Вообще-то, уровень энергетического всплеска, вызываемого переброской грузов на «Лагранж» довольно низкий, я его едва засёк на такой дистанции. Это здесь контейнер вывалился где-то совсем рядом, вот и полыхнуло. Но вы правы, лучше бы предупредить, чтобы запланировали перерыв в графике поставок. Это ведь можно устроить?

— Пожалуй, можно. — Джанибеков откашлялся. –Прикинем, сколько нам в итоге понадобится времени на буксировку, и пошлём радиограмму. Незачем рисковать. А если что им срочно понадобится — пусть заранее заказывают, суток двое мы тут ещё провозимся, прежде чем впряжём нашу лошадку в эту телегу.

— Согласен, тащкапитан, так и надо сделать. Заодно, кстати, и корабельную аппаратуру побережём — даже слабый всплеск, такой, как сегодня, может повредить электронику, даже экранированную.

— Да, верно Валерий, об этом я и не подумал. — по его голосу Дима понял, кто командир раздосадован тем, что подчинённый хоть в чём-то оказался предусмотрительнее его самого. — Что ж, тогда действуйте. Подойдите к обручу вплотную, отснимите на видеокамеру с разных ракурсов. Вернётесь — прикинем, как лучше ставить бустеры. Мы тут с Жаном кое-что посчитали, и получается, что дублирующий комплект лучше крепить прямо к «обручу». Как полагаете, выдержит?

— Должен, Владимсаныч. Во всяком случае, от обломков гобийского обруча никому даже крошечного кусочка отпилить не удалось. Загадочный какой-то сплав, чрезвычайно прочный и износостойкий…

Джанибеков спрашивал, а Леднёв в ответ повторял повторял общеизвестные вещи, и Дима поймал себя на мысли, что оба они — и командир корабля и астрофизик — пытаются таким образом успокоить и себя и всех, кто может из слышать в эфире. В самом деле, буксировка загадочного инопланетного артефакта на такое огромное расстояние — задачка нерядовая. Тут поневоле станешь перестраховщиком.

— Все, кто в этом списке, могут собираться. — закончил Леонов. — Завтра «Эндевор» стартует к «Гагарину», штатно, через батут. Так что, товарищи, желаю вас всем приятного отдыха на Земле, вы это заслужили!

Ещё как заслужили, подумал Дима. Один только перелёт со «звёздным обручем попил из экипажа «Эндевора» и персонально из него, Дмитрия Ветрова, больше крови, чем вся предшествовавшая этому эпопея с поисками. Для начала, не выдержали кронштейны, крепящие инопланетный артефакт к корпусу «Эндевора». Непосредственной вины Димы в этом не было, сварные швы держали хорошо — лопнули скобы, к которым крепились конструкции. Тем не менее, он сутки с лишним проторчал в своём «Кондоре-ОМ», монтируя новые кронштейны, а потом вместе с Валерой Гонтаревым оседлал «крабов» и заново зачаливал «обруч» к кораблю. Работа была ювелирная: стоило ошибиться с тягой маневровых дюз, отойти слишком далеко от несущегося с огромной скоростью корабля — и всё, останешься в полнейшем одиночестве в межпланетной пустоте, никто не вернётся, чтобы подобрать тебя, выковырять из панциря скафандра твой заледеневший труп…

Обошлось. Несмотря на некоторые коллизии (во время торможения случилась неприятность с одним из бустеров, и Диме пришлось срочно заменять его новым — верхом на «крабе», разумеется, а как иначе?) не прошло и недели, как «Эндевор» затормозил в намеченной финиш-точке. «Гигантский «звёздный обруч» повис в пустоте в трёх километрах от «Лагранжа», и Дима вдруг обнаружил, что пользуется необычайной популярностью: учёные, инженеры, монтажники, все, кто имел допуск к работам вне станции, наперебой уговаривали его прокатить на «крабе» вокруг артефакта, сфотографироваться, повиснув на конце протравленного на максимальную длину фала на его фоне, а напоследок медленно проплыть сквозь него прямо на буксировщике». Подобными просьбами его изводили два дня к ряду, даже очередь образовалась — причём каждый из претендентов отводил Диму в сторонку и заговорщицким тоном обещал что-нибудь в обмен на сокращение ожидания. Например, тюбик чрезвычайно ценимого черничного джема или пакетик обжаренных зёрен бразильского кофе (стех пор, как на Лагранже» запустили вращение «жилого» бублика, мучения с готовкой кончились, и можно было позволить себе даже такие кулинарные изыски).

Но третий день об экскурсиях к «обручу» узнал Леонов, безвылазно просидевший до этого несколько суток на «Тесле», и прикрыл лавочку. Диме было заявлено, что от него такого вопиющего безобразия никак не ожидали, и лишь недавние заслуги не позволяют начальнику станции вычеркнуть его из списка «отпускников» или хотя бы сделать соответствующую запись в личном формуляре — а ведь две-три такие отметки вполне могут закрыть для злостного нарушителя дисциплины все перспективы работы за пределами родной планеты. Так что идите, товарищ Ветров, собирайтесь, а заодно — хорошенько подумайте над своим поведением…

О том, что долгожданный отпуск возможет, и даже не за горами, Дима и остальные члены экипажа «Эндевора» узнали по прибытии на «Лагранж». До этого момента «батут» работал исключительно на «приём»; график прибытия грузовых контейнеров после вынужденной паузы (Джанибеков-таки настоял, чтобы на время перелёта «Эндевора» к станции с «обручем» установку отключили) уплотнился, и теперь из обсервационного купола «жилого» бублика можно было два-три раза в сутки полюбоваться серебристо-лиловыми сполохами, возникающими в плоскости «обруча». К артефакту прикрепили два блока маневровых движков, снятых с очередного грузового лихтера, и теперь автоматика старательно поддерживала его именно в таком положении — осью на станцию.

Занимался этим тоже Дима, ставший с некоторых пор признанным специалистом по близкому общению с инопланетной диковиной. Как-то раз, швартуясь в своём «крабе» к «Лагранжу», он бросил взгляд на висящее в отдаление кольцо, и перед глазами вдруг возник кадр из «Отроков во Вселенной» — когда чужая космическая станция разворачивается на «Зарю» и начинает выдвигать нечто, похожее на ствол гигантский пушки. Это колечко тоже до чрезвычайности напомнило колоссальное дуло, уставленное точно в лоб — и ему, и всем остальным обитателям станции. Но, конечно, он оставил эти мысли при себе — в конце концов, учёные во главе с Леднёвым сочли такое положение дел безопасным, и к тому же так им было удобнее наблюдать за «обручем» при помощи смонтированной на станции аппаратуры. А кто он такой, чтобы подвергать сомнению решения, принятые квалифицированными специалистами?

— Слушай, хочу тебя попросить кое о чём. Это важно, правда. — Леднёв оторвался от записей и откинулся на спинку стула. После возвращения из рейда за «обручем» они с Димой делили каюту, и теперь, даже в недолгие часы отдыха, он вынужден был выслушивать восторженные рассказы о том, как при очередной переброске груза с Земли «тахионное зеркало» в «обруче» возникло не в виде блика, а как полноценный «горизонт событий», и даже продержалось около пятнадцати секунд. Спасение от этого было одно — планировать свой рабочий график так, чтобы отдых выпадал на то время, когда Леднёв пропадал у себя в лаборатории. К сожалению, удавалось это не всегда: астрофизик, впечатлённый тем, как ловко Дима управлялся с инопланетным артефактом, не признавал других пилотов и всякий раз требовал в напарники именно его.

…Ну, ничего, мстительно подумал Дима, теперь этому конец. Завтра улетаю на Землю, а там отпуск, за три недели которого здесь много что переменится. Глядишь, по прибытии он сумеет заполучить место в другой каюте, где сосед не будет так одержим астрофизикой — или как там называется наука, изучающая «звёздные обручи»? А может он и вовсе не вернётся на «Лагранж» — водить «краб», монтировать конструкции в вакууме, управляться со «звёздным обручем» — это, конечно, увлекательно, на надо ведь когда-то и всерьёз подумать о своём будущем? Только вчера Дима получил радиограмму от Лёшки Монахова — тот в красках расписывал «училище космических десантников», где он теперь учится на первом курсе. Профессия новая, невиданная — может, подумать о ней всерьёз? Лёшка пишет, что туда охотно берут с инженерной подготовкой,а уж ему, с его солидным опытом работы в космосе и превосходной физической формой (не зря, не зря изнурял себя на тренажёрах и сутками не вылезал из нагрузочного «Пингвина»!) дорога и вовсе открыта.