Дима прикоснулся к правому рычагу — «джойстику», как называл его на американский манер ещё в Артеке Лёшка Монахов. «Палка счастья» — это же надо было такое придумать! Однако — прилипло, и теперь вот само выскакивает, и некоторые из водителей крабов переняли это словечко то ли от Димы, то ли от коллег-американцев и тоже пользуются… Теперь — чуть подать джойстик влево; «краб» плюнул струйкой газа и начал неторопливо переворачиваться вверх ногами. В пространстве нет «верха» и «низа», а потому операторы малых буксировщиков считали «низом» направление на главную плоскость станции, с которой работал их аппаратик, а верхом — прямо противоположное. Понятия эти использовались сугубо неофициально, в переговорах между диспетчерами, пилотами и пассажирами «крабов» — в тех редких случаях, когда таковые случались.

Вот как, к примеру, сейчас, когда Дима выполнял роль извозчика при астрофизике Валере Леднёве, монтирующем какие-то свои датчики на уже готовых сегментах «Лагранжа». Работа была несложной: отвести двухместный «краб» к назначенной точке, зависнуть в десятке метров над поверхностью «рабочего» кольца и ждать, когда астрофизик отстегнётся от ложемента, отцепит от грузовой решётки один из сферических нумерованных контейнеров, оттолкнётся и поплывёт к обшивке. А дальше — терпеливо наблюдать, как разматывается за астрофизиком ярко-оранжевая стропа страховочного фала и быть готовым в любой момент дать тягу и идти на выручку, если страховка почему-то отстегнётся, и незадачливого учёного унесёт в пустоту. До сих пор такого, к счастью, не случалось, но Дима всё равно не отрывал взгляда от разворачивающейся ленты фала и повторял про себя последовательность действий, если придётся всё же заниматься спасением напарника.

Сейчас подобной необходимости не просматривалось — «краб» он развернул для того, чтобы фал не намотался на торчащую сбоку штангу с позиционным маячком. Валера, похоже, его кувырканий и не заметил — он уже извлёк датчик из контейнера, установил его на броне и теперь разворачивал ажурную паутинку антенны. После этого останется найти ближайшую съёмную панель, за которой скрываются разъёмы энергокабелей (а что её искать — вон она, в полутора метрах от места установки датчика, выкрашена в диагональные чёрно-жёлтые полосы), подключить питание, забрать пустой контейнер и посигналить, что всё готово и можно его забирать. Тогда Дима парой коротких импульсов из маневровых дюз всплывёт над станцией ещё метров на пятьдесят, волоча за собой на фале, как на привязи, астрофизика, после чего включит лебёдку, подтягивающего того к «крабу». Леднёв вернёт на место порожний контейнер, пристегнётся к ложементу, подтвердит готовность — и всё повторится сначала. Всего они должны установить восемь датчиков, этот третий; на каждый нужно от десяти минут до четверти часа — следовательно, на всё про всё, включая перелёты с места на место, уйдёт максимум, часа два. Вместе с уже миновавшими полутора часами — нормальная рабочая смена в открытом космосе, случалось и побольше…

— Дмитрий, на какую максимальную дистанцию вы сможете отойти от станции на своём «крабе»?

Дима, услыхав этот вопрос, едва не поперхнулся от неожиданности. Какая ещё максимальная дистанция? Куда это собрался астрофизик? Всякому здесь, на «Лагранже», известно, что для полётов на сколько-нибудь значимые расстояния «крабы не используются, три-четыре, максимум, пять километров — вот их обычный предел. Он так и ответил астрофизику, не забыв добавить, что удаляться от станции более, чем на пятьсот метров в одиночку категорически запрещено — для этого нужен напарник на втором «крабе».

— А если нужно отойти километров на пятнадцать? Или это только на «попрошайке»?

«Попрошайка» — это пассажирский лихтер, тот самый, в котором они прибыли сюда и провели незабываемые две недели ожидания. С крошечного судёнышка сняли всё лишнее вроде коек-коконов, кресел и системы и дополнительных систем регенерации воздуха, разместив на освободившемся месте дополнительные аккумуляторные батареи и мощное оборудование для связи и навигации на значительном удалении от «материнской» станции. Вместе с внешним топливным баком такая модернизация превратила лихтер в малый корабль для местных сообщений, способный при необходимости отойти на собственной тяге от «Лагранжа на несколько десятков тысяч километров и вернуться обратно — причём радиус действия был ограничен в-основном запасами воды, кислорода и провианта. Кроме того, на «спине» лихтера смонтировали большой параболическую антенну и куполообразный блистер из просвинцованного кварцевого стекла, а на носу, ниже пилотской кабины, установили пару манипуляторов для монтажных и швартовочных работ. Они, в отличие от телескопических «клешней», стоящих на «крабах», не втягивались, а всё время торчали вперёд — от чего создавалось впечатление, что лихтер умоляюще протягивает к кому-то длинные костлявые руки.Из-за этого кораблик и получил своё не слишком почтительное прозвище.

— Если не больше, чем на пятнадцать — то можно попробовать и на «крабе». — осторожно ответил Дима. — С напарником, разумеется, и с дополнительными топливными баками. Это не проблема, поставить их — раз плюнуть, только вот Архипыч вряд ли одобрит такую самодеятельность. Скажет — ненужный риск.

Архипычем называли начальника миссии «Лагранж» лётчика-космонавта Алексея Архиповича Леонова, того самого, легендарного, первого человека в открытом космосе. Диме не хотелось спорить с ним — астрофизику надо, вот пусть сам и бросается под танк. А он с удовольствием посмотрит на это со стороны… а ещё лучше просто дождётся результата.

— Архипыча я беру на себя. — отозвался Леднёв. — Ты скажи: если он разрешит, то на тебя можно рассчитывать?

— Отчего ж нет? — Дима сделал попытку пожать плечами, но помешал жёсткий металлокерамический панцирь «Кондора». — Дело-то нехитрое. Если договоришься, так я со всем удовольствием.

— А в напарники кого возьмёшь?

— Да хоть Ваську, он с «крабами» лучше меня управляется.

— Гонтарева?

— Его. А зачем вам удаляться от станции — не секре… ох, ты ж!..

За этой увлекательной беседой Дима едва не пропустил момент торможения — пришлось вместо обычных двух тяговых импульсов давать пять, а потом ещё и выравнивать закувыркавшийся «краб». Ерунда, конечно, но неприятно — да и топливо зря извёл, что тоже нехорошо…

— Давайте сделаем так… — Валера подождал, пока буксировщик займёт правильное положение, в двенадцати метрах над поверхностью «рабочего» кольца, и лишь тогда заговорил. — Сейчас закончим с датчиками, потом вернёмся, придём в себя — а после обеда, в кают-компании всё и обсудим. Хорошо?

— Договорились. — Дима поднял руку в жесткой, не гнущейся в запястье перчатке. — Замётано.

— Полагаю, пересказывать вам историю обнаружения «звёздных обручей» смысла нет, вряд ли среди нас найдётся хоть один человек, кто был бы не в курсе…— говорил Леднёв. Дима согласно кивал — в самом деле, не только на строительстве «Лагранжа», но и на всей Земле таких неосведомлённых наберётся не слишком много. С тех пор, как в прошлом году с трибуны ООН было объявлено, что в основе международного Проекта «Великое Кольцо» лежит найденный в пустыне Гоби инопланетный артефакт, а ещё один позже был обнаружен на Луне, — это стало главной темой газетных статей, посвящённых космосу, произведений писателей-фантастов, а так же бесчисленных развлекательных и научно-популярных телешоу. Образ бублика «космического батута», в котором вспыхивает ртутное зеркало «горизонта событий» стал столь же популярен, каким был в своё время утыканный антеннами шарик первого спутника Земли. Куда меньшей известностью пользовалось имя автора гобийской находки, советского писателя и палеонтолога Ивана Ефремова — а ведь он первый, наверное, высказал догадку о том, что «Обручи» есть часть грандиозной транспортной системы, созданной обитателями иных миров. И даже отразил это в пeрвом варианте своей «Туманности Андромеды». Тогда по соображениям секретности (в СССР работы по изучению «звёздного обруча» шли под крышей атомного проекта и были глубоко засекречены) автору пришлось переписать те части романа, где упоминалось таинственное кольцо — но недавно справедливость была восстановлена, и «Туманность Андромеды» вышла в изначальной, авторской редакции, немало порадовав поклонников творчества Ивана Антоновича.