Эту песню — собственную, каравелловскую — мы пели вчера вечером, у костра, вокруг которого собрались и хозяева и гости. А сегодня с утра — теплый ветерок развевает ребячьи шевелюры, фанерные днища швертботов звонко хлопают по волнам, брызги горстями летят в лицо и хлещут по рукам — парусная практика на Верх-Исетском водохранилище, что близ города Свердловска (Екатеринбург тож), стартовала!

Я занимаю место рулевого на корме «Экватора» — швертбота класса «штурман», построенного на собственной каравелловской верфи по проекту самого Командора — если, конечно, можно назвать так просторный полуподвал, где всегда пахнет древесными опилками, олифой и эпоксидной смолой, и где сходят с самодельного стапеля новые суда для пополнения отрядного плавсостава. Пожалуй, только одно из них, гафельная двухмачтовая шхуна «Гаврош» строилось не в городе, а здесь, на парусной базе «Каравеллы», в отдельном сарайчике-эллинге, где обычно ремонтируют яхты. Вон она — идёт с на-ветра от «Экватора» в галфвинд, распущенные паруса ловят в свои полотнища свежий трёхбалльный ветерок, и Владислав Петрович приветственно машет нам с кормы бейсболкой с эмблемой Проекта — мы привезли полтора десятка таких с собой и раздарили все до одной в первый же день.

Если кто-то думает, что место рулевого я получил в знак уважения к моему статусу командира нашей «юниорской» команды — то это он зря. Вчера днём меня прилично погоняли по теоретическим и практическим азам морского дела — сначала на берегу, потом в пришвартованном у пирса двухмачтовом кече «Дик Сэнд». Мне было предложено продемонстрировать умение вязать узлы и обращаться с такелажем, рангоутом и прочими атрибутами парусного ремесла — сначала на суше, а потом и на открытой воде, в сопровождении строгого пятнадцатилетнего инструктора по имени Володька и ещё одного, имени которого я не запомнил — тот управлялся с грота-шкотами и за всё время учебного плавания не сказал ни слова. Володька не сразу допустил меня к управлению — сначала вручил стаксель-шкот, выяснил,как точно я исполняю команды и вообще, насколько уверенно чувствую себя в «боевой» обстановке — и только потом позволил самому взяться за румпель. После того, как я уверенно выполнил сначала поворот фордевинд, а потом и оверштаг, сумев избежать позорного зависания носом к ветру (в левентик или «мордотык», как принято среди истинных мореманов) Володька одобрительно покивал и перебрался на нос, под сень стакселя, отдавая оттуда короткие команды. А сегодня я уже сам управляюсь с «Экватором»; стаксельным матросом со мной идёт Лида (она же, если кто забыл, «Юлька Сорокина»), и мы вместе с пёстрой стайкой швертботов маневрируем на рябой от волн просторной глади Верх-Исетского пруда, на берегу которого расположилась «плавбаза» детско-юношеской флотилии «Каравелла».

В Свердловск мы приехали в последних числах мая— учебный год в «школе космонавтике» закончился на две недели раньше, чем в обычных школах, так что мы успели аккурат к открытию парусного сезона нового, 77-го года. Обещали быть ещё в прошлом, 76-м, но не смогли — сначала «орбитальная» практика, заменившая нам большую часть летних каникул; начало учебного года, суматошное, как это всегда бывает на новом месте (мы-таки перебрались в Калининград и теперь обитали в одном общежитии в «Юниорами» и даже на одном с ними этаже). Собственно, различия между нами почти стёрлись, сохраняясь лишь в названиях учебных групп — мы занимались по одним программам, изнуряли себя перегрузками в одних и тех же центрифугах, и даже летать учились вместе, на польских PZL-104 Wilga — похожих на стрекозы, учебных самолётиках, с высоким расположением плоскостей и забавно выгнутыми «коленками вперёд» стойками шасси. Первые полёты состоялись в октябре; к зиме мы довольно уверенно выписывали виражи, «горки» и прочие фигуры из арсенала первоначального обучения — разумеется, под чутким руководством инструкторов из ДОСААФ. К самостоятельному же полёту меня допустили лишь в феврале, когда «иволги» переставили с колёс на лыжи. Мне к тому времени уже четыре месяца, как стукнуло шестнадцать, что, кроме обучения искусству пилотирования, открывало массу возможностей. Например — доступ к «взрослым» программам тренировок и перспективу уже в сентябре отправиться на полноценную практику на «Гагарин» — в составе обеих наших групп, которые, наконец-то обещают слить в одну.

А пока — долгожданные каникулы! В прошлый раз мы отдыхали зимой, урвав неделю для поездки на Кавказ, на турбазу «Баксан», где Шарль, прилетевший ради такого случая из Французской Гвианы, учил нас кататься на горных лыжах. Для меня это тоже был давно забытый опыт, и я с трудом привыкал к архаичному (для меня, разумеется) горнолыжному инвентарю, сетуя про себя, что здесь ещё не придумали укороченных слаломных лыж, загнутых на обеих концах и с сужениями в средней части, на которых так легко и удобно совершать самые замысловатые повороты. И пришлось заново осваивать забытую технику — все эти «бракажи», «плуги» и прочие премудрости, которыми пользовались ещё лыжники немецкого «Эдельвейса» на своих тяжеленных дубовых, с металлическими оковками, лыжах, украшенных готическими надписями. Мне случилось увидеть такие у баксанского инструктора — тот хранил этот раритетный инвентарь, доставшийся ему от отца, воевавшего как раз в этих местах в 42-м…