Десяток пар озадаченных глаз — серых, карих, зелёных — уставились на Крапивина. Тот кивнул.

— Да, так оно всё и было, так что простим мсье Дюма некоторое отклонение от исторической истины. Но эти шпаги — как я понимаю, не новодел?

Он взял одну, со сложным, витым эфесом испанского типа, и наполовину выдвинул из ножен.

— И даже выкованы в семнадцатом веке, при короле Генрихе Четвёртом. — подтвердил я. — Видите, у гарды на клинке, геральдический щиток? Это фамильный герб д'Иври. Кстати, имейте в виду — клинки заточены, с ними лучше поосторожнее.

— Всем ясно? — Командор строго глянул на собравшихся. Каравелловцы, особенно стоявшие ближе к столу потупились, стали отводить взгляды.

— Что мы, маленькие, что ли? — возмутился тот мальчишка, что спросил про Д'Артаньяна. говорил он искренне, но в глазах прыгали чёртики — к гадалке не ходи, уже успел представить себя с одним изэтих замечательных клинков в руках.

— Дежурные тут есть? — спросил Крапивин.

— Я! Мы!— из заднего ряда к столу со шпагами полез парень лет тринадцати в чёрном берете и с косо повязанным пионерским галстуком на школьной рубашке. За ним торопился другой, тоже в «официальной» форме, с ярко-рыжей шевелюрой.

— Отнесите в капитанскую, поставьте в пирамиду со знамёнами. Сегодня до вечера пусть там будет пост, и чтобы никто руками не хватал. Это ясно?

И он строго посмотрел на дежурных.

— Есть! — выдохнули оба, схватили каждый по шпаге и заторопились к двери. Остальные расступались, глядя на них с плохо скрываемой завистью.

— Передай Шарлю нашу благодарность, Алексей. — сказал Владислав Петрович. — И пожелай ему удачи от нашего имени.

— Да, точно… он ведь сейчас учится на космонавта, как и ты… вы?

Снова тот парнишка, поклонник шевалье Д'Артаньяна, отметил я.

— Можно на «ты», какие мои годы! А тебя, прости, как звать-величать?

— Серёжа. — мой собеседник, кажется, немного смутился. — Серёжа Лестев.

— Так вот, Серёж, сейчас мы — и Шарль, и я, и другие наши ребята, что были у вас на парусной практике, — мы все учимся в разных местах, но все на специальностях, связанных с космосом. Но работать, я надеюсь, будем вместе.

— Когда закончите учиться?

— Надеюсь, раньше. Учебная программа, у нас будет особая, экспериментальная, не похожая на обычную учёбу в институте. Часть занятий, особенно, практических, будет вне Земли — в космосе, на орбитальных и лунных станциях, на кораблях. Вот Шарль, например, сейчас проходит пилотскую подготовку, но уже этой зимой отправится вместе с нами на станцию «Гагарин». Я и с остальными нашими ребятами говорил, перед тем, как ехать к вам, с Свердловск. Встретился с каждым, поговорил, рассказал о будущей совместной работе — все рады, ждут….

Это была чистая правда. Первую неделю из выделенного мне отпуска я потратил на то, чтобы поговорить с каждым из нашей группы — с кем по видеосвязи, поскольку не мог вот так, запросто, добраться до «Гагарина», «Ловелла» и даже космодрома Куру — с остальными же, лично, с глазу на глаз. За скобками осталась только китаянка Лань, которой в списке Евгения Петровича почему-то не оказалось.

— Здоровско! — Серёжка восторженно мотнул головой, отчего его волосы, и без того изрядно растрёпанные, пришли в совершеннейший беспорядок. — А наши ребята, которые пошли в «школу космонавтов» — они с вами будут?

Вопрос был не праздный — насколько мне было известно, пятеро каравелловцев после нашего визита подали документы в свердловский филиал «школы космонавтов» — и трое продолжают учиться там и по сей день.

— Не так быстро. Сперва им придётся закончить учёбу, потом пройти практику и сдать экзамены. Но через год-другой — почему бы и нет?

— Я тоже буду как они. — решительно заявил мальчишка. Я прямо залюбовался им — невысокий, лёгкий, стройный, с буйной русой шевелюрой — таких рисует Евгения Стерлигова, иллюстрируя повести Командора. — Только туда с четырнадцати лет берут, а мне только тринадцать…

Видно было, что это обстоятельство огорчает его до чрезвычайности.

Я, было, собрался успокоить Серёжку, что год пролетит быстро, но Владислав Петрович не дал мне договорить.

— Так, отставить расспросы! Совесть-то поимейте: наш гость только с поезда, а мы даже чаю ему не предложили! Кто-нибудь, сбегайте в булочную за печеньем и пряниками, что ли… и самовар поставьте, как раз закипит! Вот сядем за стол, перекусим — тогда и спрашивайте. Вы… ты ведь не против, Алексей?

— Конечно, нет. — я широко улыбнулся. — Конечно, пусть спрашивают, буду рад обо всём рассказать!

— Вы теперь куда, Алексей? Если что — у нас в кладовке есть раскладушки, матрацы и спальники. А то поехали ко мне домой, тут недалеко. В столовой у меня удобный диван, устроитесь со всеми удобствами!

Владислав Петрович поставил шпаги в железный ящик, где уже помещались три малокалиберные винтовки (в подвале клуба имелся недурно оборудованный тир, где ребята сдавали нормативы по стрельбе на значок ДОСААФ) и щёлкнул ключиком. Когда ребята разошлись, и мы остались с ним один на один, он почему-то сразу перешёл на «вы». Я не спорил — Командору виднее.

— Нет, спасибо. — Я встал и потянулся — тело требовало движения после нескольких часов сидения на одном месте. — Вещи я в гостиницу закинул, прежде чем идти к вам, туда и направлюсь.

— Ну, воля ваша. В Москву — завтра?

— Да, утренним поездом. Отпуск заканчивается, остались ещё кое-какие дела. С дедом, опять же надо на охоту съездить, собаку порадовать, а то я её совсем забросил…

— О вашей собаке я наслышан. — писатель улыбнулся. — О ней даже в «Науке и жизни» статья была, с фотографиями. Замечательный зверь, хотел бы как-нибудь увидеть своими глазами.

— Да никаких проблем. Вы упомянули давеча, что собираетесь в Москву?

— Да, ближе концу ноября. Дела с издательством «Детская литература», и ещё кое-что.

— Вот я вас и познакомлю. Кстати, хорошо, что напомнили, а то бы забыл…

Я извлёк из сумки книжку.

— Это вам, Владислав Петрович.

— Ваша? Та самая, про мониторы?

Он открыл книгу на чёрно-белой картинке с низким, приземистым силуэтом корабля на фоне кронштадтского форта. Корабль был необычный — плоский, похожий на плот, он едва возвышался над водой. Посредине громоздилась массивная цилиндрическая башня с прорезанными в ней орудийными портами, из которых выглядывали короткие, кургузые стволы.

— Это и есть «Стрелец»?

— Он самый, Владислав Петрович. Один из балтийских мониторов, постройки шестидесятых годов пошлого века — тогда их называли «башенные броненосные лодки».

— Занятный кораблик, с характером. И одновременно — мало кто о таких знает, им ведь не пришлось повоевать, верно?

— Да, Владислав Петрович, не пришлось… почти. У нас, во всяком случае. Вот в Штатах и в Латинской Америке, во время их дурацкой войны за гуано — другое дело, там мониторы хорошо отметились.

— Очень, очень любопытно. — он перелистнул ещё несколько страниц, и теперь рассматривал рисунок, изображающий процесс заряжания тяжёлого башенного орудия. — Это что же у них за калибр?

— На «Стрельце» и его «систершипах» стояли крупповские казнозарядные девятидюймовки. — принялся объяснять я. — А американцы во время своей Гражданской войны, что только на такие посудины не ставили. Даже, кажется, «Диктаторы» — были у них такие чудовищные мортиры, для бомбардировки береговых фортов…

— Надо будет почитать на эту тему поподробнее. — Он закрыл книгу. — Наверняка в библиотеке что-нибудь, да отыщется. Вдруг, да пригодится однажды?

Я едва не поперхнулся. Это что, я прямо сейчас подкинул Командору идею повести «Выстрел с монитора»? Помнится, она должна выйти только в конце восьмидесятых, в журнале «Пионер». Да ну, ерунда, «в тот, другой» раз он прекрасно обошёлся без моих советов.

…А сейчас, выходит, не обошёлся? Удивительна ты, жизнь попаданца…

— А кто рисовал? — продолжал расспрашивать Крапивин. — Женя? Стерлигова? Узнаю, её манера…