– Нееет, – отвечаю быстро и резко, чувствую себя неловко.
– Вчера, ты сказала, что у тебя никого нет, твои родители живут в другом городе?
Вопрос застает меня врасплох, он задает его внезапно, меня внутренне скручивает, словно мне нанесли удар в солнечное сплетение.
– Я выросла в детдоме, – отвожу глаза в сторону, стараюсь, чтобы голос не выдал моего волнения.
Он молчит, чувствую, как его взгляд изучает меня.
– И тебе ничего не известно о своих родителях? Как ты оказалась в детском доме? Воздух покидает мои легкие, я отворачиваюсь так, чтобы он не видел моего лица, смотрю вниз на воду, световое освещение моста отключено и теперь огни не отражаются в воде. Вся сказочная красота ночи улетучивается, день вступает в свои права, обнажая все вокруг в своем истинном виде. Лихорадочно размышляю над тем, что ответить Имрану, в памяти всплывает рассказ Джулейлы о том, как она оказалась в детском доме. Набираюсь храбрости, чувствую, как в горле образовался ком, заставляю себя, его сглотнуть.
– Меня подбросили в детскую больницу с обостренной пневмонией, когда мне было всего несколько месяцев, – повторяю ее слова, – поэтому я ничего не знаю о своих родителях.
Вру, нагло, бессовестно присваиваю себе историю чужой жизни, плету вокруг себя прочную паутину из лжи, так, чтобы он не узнал, не распознал правду, не мог сопоставить то, кем я могу быть.
– Диана, я такой осел! – шлепает себя по лбу, – Прости за такие вопросы, должно быть тебе они не приятны, – с искренним сожалением в голосе произносит он.
Медленно закрываю глаза, считаю про себя до десяти, слишком стыдно и страшно посмотреть ему в лицо. Чувствую тяжесть, словно на плечи повесили тонны бетона, ложь – она такая, давит на тебя грузом.
– Имран, мы можем поехать домой? – выдавливаю из себя, ухожу от темы, – Я очень устала.
– Конечно! Ты можешь сегодня остаться дома, выспись, как следует… – мгновенно отзывается.
– Спасибо, – разворачиваюсь только после того, как он отходит от меня, следую за ним к мотоциклу.
На мосту появляются первые автомобили, которые проезжают мимо нас. Сажусь позади него, он трогается с места, я больше не чувствую восторга от поездки на мотоцикле. Веду немую беседу со своей совестью, убеждая и успокаивая ее в том, что у меня не было другого выхода, что близнецы, не должны знать о том, кто я. Теперь я связана с ними контрактом, если они все узнают, то уверена, что превратят мою жизнь в ад…
– Спасибо, – благодарю его, когда он останавливается у подъезда, слезая с мотоцикла, ставлю шлем на сиденье.
Не дожидаясь, пока он снимет свой шлем, поворачиваюсь, чтобы уйти. Но он перехватывает мою руку, я с удивлением смотрю на него.
– Все в порядке? Кажется, я испортил тебе настроение… – внимательно смотрит на меня.
– Все нормально, просто устала и очень хочу спать, – растягиваю губы, вынуждая себя улыбнуться ему.
Он расцепляет пальцы, отпуская мою руку.
– Ок, не буду задерживать тебя, сладких снов, – помигивает, надевает шлем и уезжает. Смотрю ему в след, пока он не скрывается из виду, потом не спеша иду к подъезду, поднимаюсь на свой этаж, тихо открыв дверь, захожу в квартиру. Лейла все ещё спит и, кажется, даже не заметила моего отсутствия. Мысленно прошу у нее прошения, за то, что присвоила себе ее историю, что не все ей рассказываю. Возможно я не самая лучшая подруга, которая досталась ей. Раздеваясь, ложусь в постель, как только голова касается подушки, приказываю себе ни о чем не думать, и мгновенно отключаюсь.
Меня будит настойчивый дверной звонок. Встаю, чувствую себя разбитой, смотрю на аккуратно убранную постель Лейлы, смутно вспоминаю, как она меня будила, и я о чем-то говорила с ней. Иду в прихожую, смотрю в глазок, вижу худощавого незнакомого парня в красной футболке и бейсболке, хмурюсь, открываю дверь.
– Здравствуйте, мне нужна Диана Джемаль.
– Это я, – бросаю коротко.
– Тогда это вам, – передает мне большой бумажный пакет с логотипом MARCIANO Guess, – распишитесь, пожалуйста, о получении, – тянет квитанцию для подписи.
Недоумевая, беру из его рук пакет, заглядываю внутрь, вижу коробку белого цвета. Парень настойчиво сует подставку с квитанцией. Я расписываюсь, возвращаю ему, коротко благодарю и, закрыв дверь, спешу в комнату. Достаю коробку из пакета, открываю, аккуратно раскрываю белую оберточную бумагу, вижу лиф от платья черного цвета, одергиваю руку, словно обжигаюсь, отхожу назад, смотрю на коробку.
«Может Лейла решила прикупить себе новое платье, а поскольку я дома, отправила на мое имя? " – проскальзывает мысль.
Нахожу мобильный, набираю ее, после нескольких гудков она отвечает.
– Ты отправляла платье на мое имя? – перехожу сразу к делу.
– Эм, что? Нет..а что такое? – озадаченно произносит она.
– Ладно, окей, поговорим позже, – отключаю телефон.
Нервно хожу по комнате туда-сюда. Значит, Харун. Это у него такой способ извиниться? Мне совсем не нравится это, что он о себе возомнил? Думает можно взять, разорвать платье на мне, вести себя как хам, а после просто отправить взамен другое? Закрываю крышку, убираю коробку в пакет, твердо решаю вернуть ему это. И немедленно! Вспоминаю о контейнере под рыбу, которую должна передать через него. Иду на кухню, нахожу ее, наполняю шоколадом, привезенным из США, кладу в пакет к платью. Быстро передвигаясь по квартире, готовлюсь к выходу. Через пятнадцать минут смотрюсь в зеркало, нахожу свой вид вполне сносным. Бирюзовые брюки-дудочки в сочетании с желтой кофточкой освежают, отвлекая внимание от недосыпа на лице. Волосы, собранные в хвостик, доходят ниже лопаток. Надев на ноги балетки, прихватываю пакет и выхожу из дома, пока решительность не покинула меня. Решаю не тратиться на такси, иду к остановке и жду нужную маршрутку. Пока еду, готовлю речь, которую собираюсь ему сказать. Доехав до места, понимаю, что вовсе не знаю, на каком этаже располагается редакция и его кабинет. Подхожу к администратору центра на первом этаже, спрашиваю ее. Она любезно информирует, что редакция находится в соседнем здании, а его кабинет на двадцать пятом этаже. Поблагодарив ее, решительно шагаю в соседнее здание, которое изнутри выглядит точно таким же, как и наше. Подхожу к лифту, поднимаюсь на нужный этаж. Когда выхожу из него, к своему удивлению вижу на месте секретаря женщину преклонных лет, в очках с толстыми стеклами и пучком на голове. Подхожу к ней, она строго смотрит на меня поверх очков.
– Здравствуйте, я к Харуну Малик, – говорю прежде, чем она успевает спросить меня.
– Насколько вам назначено? И кто вы? – ее голос звучит так же сурово, как она выглядит.
– Мне не назначено, я по личному вопросу, – стараюсь не терять уверенность.
Она недовольно поджимает губы, поднимает трубку телефона.
– Как вас представить?
– Диана Джемаль.
– Харун, к вам по личному вопросу: Диана Джемаль, – окидывает меня взглядом с ног до головы, – поняла, – отвечает в трубку. – Вам придется подождать, когда он освободиться, – кладет трубку.
– Хорошо.
Она не предлагает мне присесть, мгновенно теряет ко мне интерес. Склонив голову, возвращается к изучению документов перед собой. Пребывая в шоке от ее бесцеремонности, разворачиваюсь, иду к черным офисным диванам, присаживаюсь в один из них, положив рядом пакет. На стеклянном столике множество журналов, беру первый попавшийся, стараюсь заинтересовать себя им. Пока я бесцельно рассматриваю картинки в журналах, к нему в кабинет то и дело входят и выходят люди. Время идет, я сижу уже второй час, попа начинает болеть, а я злиться, рассматриваю журналы по второму и даже третьему кругу, и это все под строгим взглядом его секретарши, которая дразнит меня ароматным кофе, пьет его сама, заносит ему в кабинет, а мне и не думает предлагать. Хочется послать все к черту и уйти, но надежда что вот-вот и он меня пригласит, не отпускает. Проходит ещё час, затем еще два. Я продолжаю ждать из упрямства. Мысленно обзываю его всеми известными мне ругательствами, но от этого не становится легче. Когда я дохожу до отчаяния, решаю, что суну пакет его секретарю и уйду, пусть она передаст ему. Но она встает, берет какие-то папки в руки и направляется к лифту, бросая на меня предупреждающий взгляд. Как только она скрывается в лифте, я вскакиваю на ноги, хватаю пакет и стремительно направляюсь к его кабинету.
