— Ой, перестань! — рассмеялась сестра. — Ты и вправду зануда! Я догадывалась, что ты распсихуешься, но не стоит. Мне двадцать семь, и я знаю, что делаю! Я позвонила тебе просто потому… ох, Харпер, до чего же я счастлива! Правда! Я так его люблю! А он, похоже, верит, что я прямо-таки хожу по воде!

Я прикрыла глаза. За своего первого мужа Уилла выскочила в двадцать два года, через три недели после того, как Рауль вышел из тюрьмы. Развод состоялся через месяц, после третьего правонарушения — ограбления магазинчика с бисером. (Вот-вот. С бисером?!) Муж номер два, приобретенный сестрицей в двадцать пять, через семь недель после свадьбы заявил о своих гомосексуальных наклонностях. Сюрпризом это стало только для Уиллы.

— Это прекрасно, дорогая. Судя по твоим словам, он замечательный. Только вот… Замуж? Так скоро?

— Да знаю я, знаю. Но Харпер, послушай, я влюблена по уши!

Вот тебе и «век живи — век учись».

— Осмотрительность еще никогда никому не вредила. Это все, что я хочу сказать.

— А ты не хочешь сказать, что рада за меня? Ну же! Мама в совершеннейшем восторге!

Ничего удивительного. Моя мачеха, Беверли Большая Блондинка, жила свадьбами, будь то в семье, в бульварной прессе или в одной из трех мыльных опер, которые она смотрела с религиозным упоением.

— Просто это слишком стремительно, Уилла.

— Понимаю, — вздохнула сестра. — Но сейчас не так, как в прошлые разы. Сейчас по-настоящему.

— Дорогая, ты всего-то два месяца как переехала. Неужели тебя не тянет насладиться большим городом, определиться, чем ты действительно хочешь зарабатывать себе на жизнь?

— Я по-прежнему смогу и насладиться, и определиться. Я же собираюсь замуж, а не на тот свет.

В тоне сестры появилась резкость, и я рассудила, что пора вытащить пряник.

— Ты права. Ну что ж, это здорово. Поздравляю, дорогая! Эй! Я с удовольствием организую вам, ребята, шикарную свадьбу здесь, на острове. На осень все хорошие места наверняка уже заказаны, а вот на следующее лето…

— Ничего не нужно, но все равно спасибо, Харпер! Очень мило с твоей стороны, только мы уже выбрали место, и ты ни за что не угадаешь, где это.

— Где же? — поинтересовалась я.

— В Национальном парке «Глейшер», вот где! В Монтане!

— Ух ты. — Я покосилась на Денниса, но его внимание по-прежнему было приковано к экрану над баром. — Итак, хм… когда вы планируете?

Господи, пожалуйста, пусть это произойдет очень и очень нескоро.

— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — прощебетала сестра. — Одиннадцатого сентября! Ты же будешь моей свидетельницей, правда? Ты просто обязана!

— Одиннадцатого сентября, Уиллс?!

— Ой, прекрати! Тебе не кажется, что в такой день не помешало бы немного радости?

— Но это всего через две недели.

— Ну и что? Когда решение верное, оно верное. Так ты станешь моей свидетельницей или нет?

Я открыла рот, потом закрыла его и прикусила язык. Две недели. Святой яйценосный вторник. Две недели, чтобы отговорить Уиллу от очередной брачной катастрофы или хотя бы притормозить события и познакомиться с потенциальным зятем. У меня получится. Нужно только подыграть.

— Ну конечно. Разумеется, я стану твоей свидетельницей.

— Урра! Спасибо, Харпер! Там будет так красиво! Но послушай, я же еще не сказала тебе самое главное, — спохватилась сестра.

У меня зашлось сердце.

— Ты беременна? — спокойно поинтересовалась я. Ничего страшного. Безусловно, я помогу финансово. Оплачу колледж. Прослежу, чтобы ребенок выучился.

— Нет, не беременна, ну что ты такое говоришь?! Вы с женихом знакомы, представляешь?

— Знакомы?

— А то! Мир тесен. Хочешь угадать?

— Нет. Просто скажи, кто он.

— Его имя начинается на «К».

Мужчина с Манхэттена, чье имя начинается на «К»?

— Я… я не знаю. Сдаюсь.

— Кристофер. — В голосе Уиллы звучало обожание.

— Какой Кристофер?

— Кристофер Ловери!

Я дернулась на стуле, опасно разболтав пино-нуар в своем бокале, и через силу выдавила:

— Ловери?

— Ага! Невероятно, правда? Я выхожу замуж за брата твоего бывшего мужа!

Закрывая телефон секунду спустя, я заметила, что у меня дрожат руки.

— Деннис? — Мой голос, должно быть, звучал странно, и отец Брюс, нахмурившись, бросил взгляд в мою сторону. Я в ответ улыбнулась. Попыталась, по крайней мере. — Ден?

Вскинувшись, тот обратил на меня внимание:

— Ты в порядке, солнц? А то вид у тебя какой-то… прибитый.

— Деннис, тут кое-что случилось. Уилла… э-э… мы могли бы… отложить наш разговор? На пару недель?

Лицо моего парня затопила приливная волна облегчения.

— Фух… конечно! Запросто! У твоей сеструхи все тип-топ?

— Ну, у нее… ага. Она выходит замуж.

— Здорово. Или нет? — нахмурился Деннис.

— Это… это не совсем здорово. Мне надо бежать. Извини.

— Ничего-ничего, все нормально. Хочешь, отвезу тебя домой? Могу и на ночь остаться, а?

— Не сегодня. В любом случае спасибо.

Мой голос явно был не похож на себя, потому что Деннис свел брови.

— Ты точно в порядке, солнц? — Потянувшись через стол, он взял меня за руку, и я ответила благодарным пожатием. Когда удавалось пробиться сквозь его толстокожесть, внутри обнаруживался милейший человек.

— Все нормально. Спасибо. Просто… понимаешь, свадьба уже через пару недель. Небольшой шок.

— А то. — Ден улыбнулся и поцеловал мне руку. — Я тебе позвоню.

Я порулила домой, не видя толком ни улиц, ни автомобилей, хотя вроде бы избежала наезда на пешехода или дерево. Поскольку туристический сезон был еще в полном разгаре, я свернула на второстепенную дорогу и направилась на запад, в сторону огромных багрово-алых росчерков почти яростного заката, успокаиваясь при виде нескончаемых каменных оград, сосен, дубов и домов с серыми гонтовыми крышами. Время, проведенное вдали отсюда (колледж, недолгое пребывание в Нью-Йорке, затем школа права в Бостоне), только укрепило мою убежденность, что наш остров — красивейший уголок на земле.

Мартас-Винъярд состоит из восьми городков. Работала я в Эдгартауне, там, где белые капитанские особняки, безупречные садики и, конечно же, красивое кирпичное здание суда. Деннис жил в очаровательном Оук-Блаффс, известном своими пряничными викторианскими домиками, которые составляли давний методистский анклав, прозванный «палаточным лагерем». А я обитала в Чилмарке, в крошечном районе под названием Менешма.

Я терпеливо переждала толпу переходивших улицу туристов, явившихся сюда полюбоваться живописным рабочим классом, затем повернула на усыпанную дроблеными ракушками подъездную дорожку к своему дому. Небольшому, ничем не примечательному дому, не цеплявшему взгляд снаружи, но абсолютно идеальному внутри. А картина из него… картина открывалась бесподобная. Если на Мартас-Винъярд и был район «синих воротничков», то именно здесь, в Менешме, в доке Датчер, куда по-прежнему свозили свою добычу ловцы омаров, где все еще ходили суденышки рыбаков на марлина. Отец моего отца был одним из таких рыбаков, и это в его старом доме на холме с видом на дряхлеющую флотилию я теперь жила.

В окне гостиной то появлялась, то исчезала коричнево-белая голова Коко, подпрыгивавшей, чтобы убедиться, что да, хозяйка действительно вернулась домой. В зубах у нее болтался любимый друг для обнимашек, мягкий набивной кролик размером чуть побольше ее самой. Коко, помесь джек-рассел-терьера и чихуахуа, отличалась шизофреничным раздвоением личности, переключаясь сообразно своим целям между двумя ветвями собственной родословной — жизнерадостным, любвеобильным терьером и пугливой, ранимой чихуахуа. В настоящий момент она выступала в радостной ипостаси, хотя, когда приходила пора укладываться спать, превращалась в дрожащую зверушку, которой абсолютно необходимо лежать на моей подушке.

Отперев дверь, я вошла внутрь.