Выслушав его сбивчивый рассказ, десятник поднялся наверх. Огонь потушили, дым почти весь выветрился. Тела слуг никто не трогал. Пима так и лежала у входа, Фом – у лежанки. Десятник стал внимательно осматриваться и заметил на полу обгоревший кусок бумаги. Присев на корточки, он стал изучать то, что осталось от свитка. Сквозь копоть едва проглядывали отдельные слова. Поднеся свечу как можно ближе, десятник попытался прочитать хоть что-то. Оттиск печати оплавился, но всё ещё можно было угадать крылья летящей птицы. Десятнику показалось, что он различил слова «Беринкром», «наследника» и «с почтением». Как можно осторожнее взяв обгоревший клочок и ещё раз осмотревшись, десятник спустился вниз.

– А где мальчик? – спросил он.

Мальчика нашли лежащим на лавке в углу, он тяжело дышал и время от времени кашлял. Серая сова Беринкрома на его плаще была той же птицей, что и на печати сгоревшего свитка, и на сундуке со сребрами. Герб самого Никая, хозяина буреломов и болот Тменского леса, посреди которого прятался старинный замок Беринкром.

Десятник озадаченно хмыкнул и склонился над мальчиком:

– Ты меня слышишь? Смотри на меня. Как твоё имя? Эй! Кто твой отец?

Ника снова и снова вглядывалась в два потока, стремящиеся навстречу друг другу. Один был густой и чёрный, второй огненный. Они то ли составляли волшебный узор, то ли сплетались в бесконечной схватке. И невозможно было оторвать глаз от этого действа.

Но кто-то посторонний пытался разрушить волшебство. Всё вокруг неприятно задёргалось, и Ника поняла, что её трясут за плечо. Она недовольно скосила глаза, и посреди картинки возникли слова:

– Кто твой отец? Яр Никай?

– Да, – выдохнула Ника и отвернулась от этого назойливого и грубого обратно в волшебный мир. Там Фом мастерил деревянные кораблики и пускал их по чёрно-багровой реке, которая почему-то вытекала из его шеи. А Илиник дул в их тряпичные паруса, и матушка звонко смеялась, и было так хорошо…

– Яр десятник! Яр десятник! Я дала мальчику вина. Он столько, бедняжка, пережил. Сначала чуть не зарезали, потом чуть не сгорел заживо… Вот судьба-то злодейка! – причитала служанка гостиницы.

– Я не яр. Ладно. Берём его с собой, пусть сотник разбирается.

Наутро Ника проснулась в незнакомом месте совершенно разбитой. От одежды несло гарью, голова болела, и очень хотелось пить. Она кое-как села и осмотрелась. Ни Пимы, ни Фома поблизости не было. И вдруг как будто голову пронзило острой иглой: Ника вспомнила лежащего в луже крови Фома, оседающую наземь Пиму, блеск ножа и застилающий всё едкий дым… А дальше – ничего, провал, пустота. Может, она всё ещё у грабителей? Но эта светлая чистая комната не походила на логово преступников. Ника осторожно подошла к двери и толкнула, та легко отворилась. Дальше был коридор с множеством таких же простых деревянных дверей. Почти все были закрыты, но из-за одной доносились голоса. Ника бесшумно подкралась и стала слушать.

– И что ты мне тычешь этой сажей? Ничего тут не разберёшь.

– Да ты глаза-то разуй. А ещё сотник. Вот тут смотри: "бер"… и дальше "к" и "м" в конце. Беринкром!

– Ну и что? С чего ты взял, что малец не из слуг? Бедновата одежонка-то. Да и сын яра Никая же помер в том году.

– Да чего одежонка… А монеты? А послание? Я так рассуждаю: если не сын, то, значит, близкий родич, которого яр отправил в отряд коготков.

– Похоже, правда твоя. Как проснётся, расспросим.

Ника, боясь быть застигнутой врасплох, шмыгнула обратно в комнату и легла, притворяясь спящей. Это что, стражники ее, что ли, обзывали мальцом? Девочку с мальчиком перепутали, вот смешные! Сейчас она пойдёт и скажет им, что она дочь яра Никая, что она едет в монастырь… какой-то там пречистый… где её воспитают как положено, чтобы яр нашёл ей подходящего мужа… А они про коготки какие-то говорят… И тут Ника вспомнила. Об этом болтали всю дорогу мальчишки – сыновья обозников, с которыми она ехала из Беринкрома. Что, если бы они были из благородных, то поехали бы в Новый замок и записались в отряд коготков, а по-благородному – в агему. Там и плащи выдают с пряжками из чистого золота, и всяким боевым наукам обучают, а главный у них – сам наследник яра. А ещё говорят, что он сын русалки… На этом месте болтун получил хорошую затрещину и был послан за водой.

Коготки, коготки… Ника представила прекрасный Новый замок и прекрасного наследника, который собирал отряд верных друзей, и как они вместе обучаются таинственным наукам, и его мать-русалку с золотым хвостом… И какая же чудесная жизнь ожидает этих людей! А у неё впереди скучный монастырь со скучными молитвами, а потом и ещё хуже – какой-нибудь ужасный муж, похожий на её отца, который будет кричать на неё и запрещать гулять в лесу.

Ника опять вспомнила стражников, которые приняли её за мальчика. И даже подсказали, за какого именно. У яра Никая было три сестры, всех их выдали за мелких тменских яров. Иногда они приезжали погостить в Беринкром, когда ещё был жив Илиник. И один из них был даже немного похож на Нику. Виндар, вот как его звали. Виндар Вострин, сын Охмая, тменского яра. Их -небольшое владение называлось Востро лучье.

– Проснулся? Идём, сотник тебя требует, – сказал вошедший стражник, и голос его показался смутно знакомым.

Ника молча поднялась и пошла за ним. Сердце колотилось так, что вот-вот – и выпрыгнет наружу. Сказать правду? Или соврать? Врать нехорошо. А в монастырь хорошо? Нет, тоже нехорошо. А там русалки, и золотые плащи, и…

Они вошли в ту самую комнату, у которой Ника подслушивала. Сотник был таким же старым суровым дядькой, как и десятник. Но, вроде, не злился, а смотрел по-доброму.

– Ну что же, молодой яр, рассказывай, кто ты и откуда.

И Ника решилась.

– Я, благородные яры… я… Виндар.

Гром не грянул, и земля не разверзлась. Сглотнув ком в горле, Ника продолжила:

– Я из Тмени. Мой отец – яр Охмай…

– А что же ты мне сказал, что ты сын Никая?

– Я?! Н-нет… Моя матушка – сестра яра Никая.

– А! – обрадовался десятник. – Я ж говорил – родич!

– Погоди, – оборвал его сотник, – проверим. А в Ухони ты что делаешь?

– Еду… в Новый замок. Меня яр Никай отправил… в эту…

– В агему наследника? – опять подсказал десятник. Ника закивала, сердясь на себя за то, что забыла мудрёное слово.

– Хм… Что же, покрепче никого не нашлось в Беринкроме? – сотник оглядел её и покачал головой. – Ладно. Послание яра Никая сгорело, зато монеты на твоё обучение в целости. Я сам напишу капитану Когтей, как всё получилось. Завтра отправляем в Новый замок повозку с кое-чем, заодно и тебя доставим. А там уж пусть решают, выйдет из тебя Коготь Пардуса или нет.

Глава 4

– Этот яр Никай опять над нами издевается! Ты видел, кого он прислал? Дыгровой праматери отродье! Тощего вонючего недоноска! Его же с лошади ветром сдует! – негодовал Пирон, один из верных Каримиру улгайцев, приставленный помощником к Каримиру-младшему.

Капитан коготков оторвался от задания по грамматике и тяжело вздохнул:

– Не кричи. Кто кого прислал?

Пирон молча протянул ему письмо от капитана Когтей и ещё одно, от сотника городской стражи торгового города Ухони. Каримир внимательно их прочитал, заодно отмечая грамматические ошибки. Капитан Когтей коротко писал, что направляет в агему наследника племянника яра Никая из Беринкрома. Незнакомый же сотник во всех подробностях описал злоключения путешественников из далёкой Тмени, не забыв отметить, что именно стража Ухони спасла молодого яра и его добро.

– Пирон, пойди посмотри мечи, что от кузнеца привезли. И проверь, не надо ли ещё воды натаскать.

Пирон недовольно махнул рукой и вышел. Каримир ещё раз пробежал глазами по строчкам и отправился смотреть на новоприбывшего.

Зрелище действительно было жалкое. Грязный худой мальчик с отросшими волосами, закутанный в длинный дорожный плащ, походил больше на бродяжку, чем на сына благородного яра. Но большие карие глаза смотрели отчаянно и дерзко.