Весна сменилась летом. Агема перебралась из города с его постоянными стройками на природу, разбив походный лагерь недалеко от охотничьего домика. После неудачной исповеди Отис затаился, Антонии тоже было не до них. Каримир выделил Нике с Фламом отдельную палатку, чтобы собака не мешала остальным. Никто уже не удивлялся, что Святоша ходит в любимчиках у Капитана.

Она каждый день тренировалась в стрельбе из лука и стала одной из лучших в этом деле. Но ей было далеко до Полоза – лотийского смуглого паренька с чёрными кудрями и серьгой в ухе. Он стрелял, как дышал. Выдох – выстрел. Эта лотийская манера стрельбы совсем не походила на лугорскую, да и лук его был устроен иначе. Ника решила по возвращении в город найти лотийских мастеров и заказать себе такой же, а потом просить Полоза научить её стрелять так же быстро и точно.

Ещё она подружилась с Равианом и Ястином, братьями из Ярских земель. Они так здорово пели на два голоса старинные песни о подвигах, что хотелось тут же схватить меч и броситься в жаркую сечу. А потом они вдруг переходили на скоморошьи прибаутки с небылицами, и коготки заливались от смеха. А иногда, особенно во время нудного моросящего дождя, они затягивали Плач о Ржавых землях, и у слушателей всё внутри сжималось от тоски и безысходности. Почти ни один вечер у костра не обходился без их песен.

За звание первого силача в агеме сражались Коняга и Сом. Когда они дрались на кулаках – остальные бросали тренировку и шли смотреть. Коняга был шумный и весёлый, Сом – молчаливый и сосредоточенный.

Ещё одним развлечением были бои на мешках. На высоких пеньках укрепили гладкое обтёсанное бревно. Противники босиком и с мешками, набитыми листьями, встречались на середине и дубасили друг друга, пока один или оба не падали вниз. Здесь побеждали самые ловкие, чаще всего рыжий Нил, Борей или Жук.

Самым благородным оружием, конечно же, считался меч, и тренировкам на мечах отводилось больше всего времени. Когда Пардус вставал в пару с Капитаном, их боевой танец мог длиться почти бесконечно. Иногда в пылу схватки друзья забывались, и их мечи начинали искрить, а камни – светиться, это ужасало и завораживало.

Накануне прошёл дождь, и на утренней тренировке все перепачкались в грязи. Поэтому послеобеденные часы были отданы стирке, сушке и приведению себя в порядок. Ника, со злостью тыкая иголкой, пыталась зашить порванные штаны и бормотала:

– Келеагоново отродье… свалилось на мою голову… приди только…

– Что это со Святошей? – спросил Борей у Роски.

– Флам с грязными лапами в палатку забежал и всю одежду загваздал, – ответил тот.

– Хм… да уж… – неопределённо сказал Борей и пошёл вешать отстиранную рубаху.

На поляну влетел запыхавшийся Нил и закричал:

– Слыхали? В Приовражье бродячий цирк приехал!

Коготки побросали работу и подбежали к нему с разных сторон.

– Цирк? В эту дыру? Чего они там забыли?

– А топотамы у них есть?

– А волшебники?

– Ну приехал и приехал, – пожал плечами Сом. – Нам-то что?

– А то, – перебивая остальных, ответил ему Нил, – что их Пардус специально для нас позвал!

– Шутишь?!

– Поспорим? Завтра после обеда все идём в Приовражье! Сам слышал!

Поднялся недоверчиво-радостный шум.

Каримир вышел из-за поворота на поляну, и все бросились к нему.

– Капитан! Это правда?

– Или Рыжий опять что-то задумал?

– Смотря что он успел наболтать, – улыбнулся Каримир. – Завтра после обеда все, кроме дозорных, идут в Приовражье.

В ответ послышались возмущённые крики дозорных и радостные – всех остальных.

– Подготовьте туники и плащи, вечером проверю, – добавил Каримир и пошёл к своей палатке.

Ника схватилась за голову. Плащ, заляпанный собачьими лапами, она даже не начинала отчищать. А ночью ещё и дежурить у костра!!!

Она торопилась изо всех сил и чуть не опоздала к вечерней проверке. Если смотреть придирчиво, пятна на плаще ещё были кое-где видны. «Колдунья-Сова, помоги мне! Пусть Капитан не заметит!» – молилась она про себя, стараясь не дёргаться от волнения, когда Каримир начал осмотр. Он подходил всё ближе, ближе, бросил взгляд на её одежду… и прошёл молча. Дариника облегчённо выдохнула, благодаря богиню.

Ночью, сидя у костра, она думала о бродячем цирке. Интересно, а там будут ручные медведи? Или глотатели огня? Или какие-нибудь заморские диковинки? Вот бы ещё раз увидеть маленьких обезьянок, которые так забавно чешутся и ругаются друг на друга!

Ника так живо представила этих обезьянок, что тут же захотела с ними поиграть. Они так весело скакали, потряхивая рыжими хвостами… Ника побежала за одной из них, пытаясь погладить её сверкающую шёрстку…

– Виндар! – вдруг раздался над ухом чей-то голос.

Ника вздрогнула… и очнулась. И в тот же миг поняла, что голос принадлежит Капитану. Волна ужаса захлестнула с головой, унося остатки сна, и Ника попыталась вскочить, но так неуклюже, что чуть не ступила в костёр. Вернее, в тлеющие угли – костёр успел погаснуть, пока она спала.

Ника встала перед Капитаном, виновато опустив голову.

– Три дня в холодной, – сказал он.

Холодная – каморка в подвале охотничьего домика, куда сажали под замок нерадивых агемцев. Нике ещё ни разу не приходилось там сидеть, да ещё и сразу три дня, а ведь завтра…

– А ведь завтра… – проговорила она растерянно, но Каримир жёстко перебил.

– Завтра? Никакого завтра нет. Ты убит. Я убит. Пардус убит. Все убиты. Завтра нас сожгут на этой самой поляне. И хорошо – не придётся отвечать перед Великим яром. Если для тебя всё это игра…

– Нет!

– Не кричи.

– Мне… сейчас идти?

– Утром. Приказ ясен?

– Приказ ясен, Капитан.

Каримир пошёл проверять остальных дозорных, а Дариника стала подбрасывать ветки в затухающий костёр, ругая себя, Капитана и свою несчастную судьбу. Ну подумаешь – уснула на минуточку. Зачем же сразу в холодную? Да ещё и про игру сказал. Не верит, что для неё это серьёзно. Ну и подумаешь… А она ему докажет! Вот просидит все три дня и ни капли не испугается! Даже ночью… А остальные завтра пойдут на обезьянок смотреть… Злые слёзы наворачивались сами собой, и Ника размазывала их по щекам, тяжело вздыхая. Как же несправедливо устроен этот мир!

Растолкав очередного кострового, она ушла в свою палатку, но уснуть смогла только под утро. А утром её разбудил Виль и отвёл в холодную.

Глядя в окошко под самым потолком, она тоскливо слушала весёлый гвалт мальчишеских голосов. Вот они завтракают, вот побежали на тренировку… Мимо окна кто-то прошёл, и Ника отшатнулась, узнав сапоги Пардуса. И очередная волна стыда и ужаса окатила её. «Я убит. Пардус убит. Все убиты». В ушах раздался булькающий звук, а перед глазами снова разливались две реки – кровавая и огненная. Только это уже не Фом лежал перед ней с перерезанным горлом, а Каримир… А рядом… Ника вскрикнула и начала яростно трясти головой, отгоняя видение. Три дня – так три дня. Сама виновата.

Перед самым обедом, когда от костра потянулись ароматные запахи и в животе забурчало, дверь вдруг открылась, и в каморку вошёл Нил. Не успела Ника открыть рот, как дверь захлопнулась, и послышался скрежет замка.

– А ты что натворил? – удивилась она, но не слишком сильно.

– Да ничего такого… Просто наш Капитан шуток не понимает.

После обеда к окну подошёл Роска. Ему было неловко, что он сейчас пойдёт веселиться, а друзья останутся в тёмном холодном подвале.

– Эй! Достанете? – протянул он что-то в окошко.

Это оказались карамельные груши. Ника знала, что груша ей не положена, а положена только вода с куском хлеба, но… Ведь она и так лишится цирка, разве это не достаточно суровое наказание? А Нил вон свою уже умял и ни на миг не замешкался. Ника сглотнула слюну и откусила сочную мякоть…

– А я всё равно пойду, – упрямо сказал Рыжий.

– Как это?

– Вот так… – загадочно ответил он. – Если слово дашь, что не проболтаешься, то и тебя с собой возьму.