Дубков встал.

– Ладно, попробую еды добыть.

– Ты только куртку не вздумай сменять! Околеешь ведь! – крикнул ему вслед Гога и подмигнул девочке. – Что за непутёвый мент тебе достался в напарники, Алис.

– Дядя Саша хороший.

– Хороший, кто же спорит. Но непутёвый.

Еды он не добыл. Что было совсем неудивительно. Те, у кого ещё оставались припасы, ели втихаря или сбивались в угрожающего вида шайки. Делиться никто не желал – даже за куртку. Изголодавшиеся люди начали исподтишка поглядывать на шнырявших под ногами крыс.

Алиса хныкала и ныла, что хочет есть, и Дубков всем сердцем надеялся, что она, умаявшись, скоро уснёт. Что делать с голодными детьми, он понятия не имел, но собственная беспомощность была отвратительна. Саша пробовал рассказывать Алисе сказки, но девочка вырывалась из рук и не желала слушать. Утешало, что такая картина повторялась повсеместно: родные матери никак не могли успокоить плачущих детишек, что уж говорить про майора прокуратуры.

– Этот вой сведёт меня с ума, – пожаловался сосед Дубкова. – А этим вон, хоть бы хны.

И действительно, расположившиеся рядом с волшебной лампой скитальцы мирно спали – со вчерашнего вечера. Остальные пытались их растолкать, но без толку. Спящие определённо не умерли, они дышали и, более того, счастливо улыбались. Но и просыпаться наотрез отказывались, никак не реагируя на попытки растормошить их.

И Саша почти завидовал им. С утра ему казалось, что он полон сил и энергии. Но сейчас, всего пару часов спустя, его вновь потянуло в гости к Морфею. Интересно, а от голода люди впадают в спячку?

Закопав в щебень бутылку с водой, Дубков смотрел на расплывающуюся перед глазами лампу. Он сидел далековато от её уютного света, но видна она была отсюда отлично – единственное яркое пятно посреди мрака. Алиса, наконец-то, устала плакать и теперь обиженно сопела у него под боком. Саша обнял её, вполуха слушая негромкие разговоры, что велись вокруг.

Всё тише, всё дальше, всё туманнее…

Проснулся он словно от толчка. Вздрогнув, майор Дубков открыл глаза. А уже в следующее мгновение вскочил на ноги, испуганно озираясь. Не было ни приветливого света лампы, ни сонных разговоров товарищей по несчастью, ни ворочавшейся под рукой Алисы. Ничего. Только темнота и одиночество бесконечного тоннеля.

– Эй! – крикнул Александр, стараясь разглядеть хоть малейший проблеск, шевеление фигур в темноте. – Эй! Есть тут кто?

Ответом ему было гулкое эхо, вспорхнувшее к сводам и оттуда растекшееся в даль тоннеля.

– Алиса! – заорал Дубков. – Гоша!

Бесполезно. Ни звука, кроме его собственного голоса, не обитало здесь.

– Проклятье!

Что за заколдованный тоннель такой?! Как он здесь очутился? И главное – где искать остальных? Дубков нашарил в кармане мобильник. Раз такое дело, может, у него хотя бы телефон заработал – ну мало ли, каким-то волшебным образом?

– Ну, пожалуйста, прошу тебя…

Майор упрямо жал на кнопку включения, снова и снова, но ответом ему был только значок севшей батареи. Чудеса работали очень уж кособоко – в сторону сказочных пакостей. А мало-мальской помощи от них было не дождаться.

Ну и что прикажете делать: сидеть на месте или идти наугад? И если идти, то куда? Дубков посмотрел направо, затем внимательно изучил противоположное направление. Всё едино – ни там, ни там не видно ни зги.

– Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – жизнь потеряешь, прямо пойдешь… Эх, как жаль, что некуда тут прямо идти! И даже коня-то у меня нет, чтоб терять, – саркастически заметил Саша. Правда, его шутку некому было оценить. – Что поделать, придётся, вопреки всему, идти направо.

Темнота глушила даже звук его собственных шагов. Словно ватное одеяло, она обволакивала со всех сторон, цеплялась за ботинки, мешала идти. Спустя сотню шагов Дубкову стало казаться, что он идёт по бесконечному кругу. И стоило этой мысли проскользнуть в сознание, как рельсы под ногами искривились, словно стремясь сойти с накатанной колеи.

– Вот только бегать как хомяк в колесе мне и не хватало! – выкрикнул Дубков – просто чтобы услышать самого себя, чтобы поверить, что он ещё существует.

– Ты всегда можешь остановиться и отдохнуть, – ответил ему бесплотный голос.

Волна ужаса окатила майора, и он бросился бежать. Но рельсы словно и вправду вели его по кругу. А следом за ничейным голосом в тоннель вполз леденящий холод. Под потолком разлилось мертвенное зеленоватое свечение – как потустороннее северное сияние. Александр зачарованно уставился на него и уже на следующем шаге поскользнулся и растянулся на шпалах, больно ударившись рёбрами. Перед глазами на рельсах блестела тончайшая корочка льда.

Подняв взгляд выше, он увидел то, чего никак не могло существовать в действительности. Напротив него возвышалась платформа – простая бетонная плита, лишь перила и невысокие ступеньки. Таких полно на любой захолустной железнодорожной ветке. Станция сама по себе не была чем-то сверхъестественным, вот только возникла она прямо посреди пустоты – там, где её ещё мгновение назад не было.

Дубков помотал головой, потёр глаза, втайне надеясь, что ему померещилось. Но наваждение не собиралось оставлять его в покое. Станция, едва заметно зелёная и чуть прозрачная, всё ещё стояла напротив. Но хуже всего оказались двое бродяжек, что развели костёр посреди платформы.

– Эй, усталый путник, не желаешь заглянуть на огонёк? – Один из них махнул рукой, и Дубков, не вполне сознавая, что делает, поднялся и покорно побрёл к ступенькам.

– Присаживайся к костру, устраивайся поудобнее. В тоннеле та ещё стужа. А здесь тепло и спокойно. Ты же хочешь покоя?

На заросшем лице бродяжки мелькнула зловещая улыбка – мелькнула и мгновенно пропала, так что и непонятно вовсе, может, Дубкову померещилось. Второй нищий – так и не проронивший ни слова – пошарил изъеденной язвами рукой по полу, а затем подкинул в костёр невесть откуда взявшиеся дрова. Может, и из воздуха. Саша настолько устал удивляться, что решил не обращать внимания.

– Ты откуда и куда бредешь? – вновь спросил первый.

– Я, кажется, отстал, – Дубков предпочёл не вдаваться в подробности, и собеседник, словно выяснив для себя всё, кивнул. – Где мы? И как вас зовут?

– Имён лучше не называть, – ухмыльнулся бородатый. – Что в них толку. А вот где мы… – Он задумчиво поскрёб подбородок. – Скажем так, далеко не в худшем месте из возможных.

Майор Дубков протянул руки к зеленоватому огню – от того шло странное, будто влажное тепло. Но даже и такое, тепло оставалось теплом, которого ему катастрофически не хватало в последнее время. Тем более сейчас, когда похолодало настолько, что пар от дыхания стыл в воздухе, а металл рельс затянуло наледью.

– Путники, разумеется, должны помогать друг другу. Но знаешь, у нас есть правило. Плата за приют у костра.

– И что же это за плата? – насторожился Дубков – но так неохотно, лениво насторожился. Силы куда-то подевались. Ужасно хотелось не шевелиться, а ещё лучше поспать.

– Плата отнюдь не велика. Здесь грустно и одиноко. Поговори с нами, путник. Расскажи историю из жизни. А мы с костром послушаем.

– Не обязательно говорить вслух, ты можешь просто думать про неё, – внезапно добавил второй нищий – каркающим, хриплым голос, словно он так редко пользовался им, что почти разучился произносить слова. – Счастье для всех даром, и пусть никто не уйдёт обиженным.

“Так даже проще”, – сонно думал Саша.

Не говорить. А просто вспоминать, постепенно проваливаясь в дрёму и слегка неуютное тепло костра. Вспоминать – и смотреть в прорезающее тьму пламя. Он послушно перебирал детские впечатления, словно разноцветные камешки: счастливые, грустные, яркие, блестящие, поблёкшие.

Костёр разгорался ярче, будто жадно впитывая истории. Он даже сменил зелёный окрас на положенный ему оранжевый. Хотя в этом Саша был не уверен – возможно, это было частью сна, в котором он всё глубже увязал.