Но всё же спустя одиннадцать с половиной часов мы прибыли на место. Питер нас встретил тёплой солнечной погодой. Хотя часто можно услышать, что город на Неве много «плачет», но в это лето в Москве тоже часто шли дожди. В Питере я была впервые, и из окна автомобиля мало что смогла увидеть. Но всё же поняла, что город очень красивый. Возможно, когда-нибудь, когда мне нечего будет бояться, я вновь сюда приеду. И смогу насладиться всем его великолепием. А пока… Пока мне нужно быть предельно осторожной.

Было решено, что пока нам с мамой делают документы, мы поживём у Олега Николаевича и его семьи. Он любезно предложил нам это, и мама согласилась. Светиться в гостиницах мы не хотели.

Жена Олега Николаевича встретила нас очень радушно. Накрыла стол, выделила отдельную комнату. И все три дня, пока мы были у них, создавала для нас уют. За что мы ей очень благодарны. Хотя нам было очень неудобно от того, что мы свалились им как снег на голову.

- Антонина, девочки, - услышали мы, как нас зовёт Ольга Вадимовна, - приходите обедать, стол накрыт.

- Спасибо, но не стоило, - засмущалась мама, - мы и так вам уже надоели.

- Это с чего это вы взяли? – улыбаясь, спросила она. – Напротив, я очень рада вашему появлению. Дети у нас выросли, разлетелись кто куда. Вот мы и коротаем с Олегом время вдвоём. Нет, мы конечно и путешествуем и ведём активный образ жизни. Но вот гостей с каждым годом становится всё меньше и меньше. Так что вашему появлению я очень рада. К тому же, вы семья Володи. А ему я очень благодарна, если бы не он, сгорел бы мой Олежа в том проклятом автомобиле. Помню, как Владимир сам тогда пострадал, но друга спас. После того случая их дружба ещё крепче стала. Жаль только, что он погиб так рано! – после этих слов мы все замолчали.

Прошло уже много лет, но у каждого из нас в сердце жила боль от потери папы. И каждый из нас при воспоминании о нём переживал её вновь и вновь.

- Поэтому сейчас это самое малое, что мы может сделать для вас, - продолжила Ольга Вадимовна.

После обеда мы расположились в гостиной, где продолжили разговаривать на разные нейтральные темы. За этим занятием нас и застал Олег Николаевич.

- Ну что, девочки, вот и ваши новые документы,- он протянул нам паспорта, в который лежали так же и билеты. - Теперь вы обе Белозёрские. Здесь ещё билеты до Краснодара, рейс завтра утром.

- Ну, вот и всё, - грустно вздохнула мама, - нет больше Романовых, - и опустила глаза.

Я подошла к ней и крепко её обняла. Как же я сейчас её понимала, и мне было так больно, что виной всему была я. Что не поняла, не разглядела.

- Ничего, доченька, - мама погладила меня по руке, - думаю, папа бы всё понял.

Мама права, папа бы, несомненно, нас понял и помог. К тому же он всегда будет жить в нашем сердце, будь мы Романовы или Белозёрские. А сейчас нам нужно думать о другой, новой жизни, которая развивается у меня в животе.

РОМАН

Утром мне нужно было уезжать в командировку, поэтому я ещё с вечера завёл будильник на четыре часа. Но проснулся я гораздо раньше. Меня всю ночь мучали кошмары, я ворочался с боку на бок, а проснулся весь в холодном поту, резко вскочив в кровати. Рядом беззаботно спала Эля, впрочем, как и всегда. Хоть война, хоть землетрясение, она будет спать.

«Интересно, как она к ребёнку будет вставать?» - пронеслось у меня в голове.

Но сейчас меня волновало нечто другое, что со мной происходит. В последний раз меня мучили кошмары после того случая, когда мы с Элиной попали в аварию, в которой она и потеряла нашего, так и не успевшего родится, сына. Меня и жену собирали по частям. И если я восстановился относительно быстро, то она ещё почти полтора года провела в инвалидном кресле.

Меня тогда мучали дикие кошмары. Снился мне мой не рождённый сын, который так истошно плакал, что моё сердце рвалось на части. Я видел его, слышал его крик, а едва хотел взять на руки, чтобы успокоить, он исчезал. Но только вот плакать не переставал. Я не спал ночами, грузил себя работой, лишь бы только не видеть этот сон, который снился мне каждую ночь, и не слышать этот душераздирающий плач.

Но и наяву меня ждал кошмар, это моя красивая, жизнерадостная жена в инвалидном кресле. Она вроде и улыбалась, и успокаивала меня, говорила, что её выздоровление дело времени. Но я часто слышал, как она плачет по ночам.

Я потратил кучу времени и денег, но Элину на ноги поставил. Но одного я ей никогда не смогу вернуть, это возможность стать матерью. Потому что после той злополучной аварии она больше не может иметь детей.

А ведь в той аварии виноват был я. Я всегда любил ездить на большой, да что там, огромной скорости. Эля, конечно, тоже разделяла мою страсть к быстрой езде. Мы с ней получали несказанное удовольствие, от скорости. Это-то нас с ней и погубило. Но всё равно, в том, что произошло, виноват был я, и только я. Эля была беременна, и я должен был думать, прежде всего об этом. А я…

Я встал с кровати и пошёл в душ. Сердце всё ещё бешено колотилось от пережитого ночного кошмара. Что мне снилось, я не помню, я лишь сейчас ощущаю на себе тот ужас.

После душа мне стало немного легче, и я решил спуститься на кухню, чтобы попить воды. Надо бы конечно, что покрепче, но мне скоро за руль, поэтому решил ограничиться стаканом воды.

А ведь мне не снились кошмары с того самого момента, как я повстречал Марину. Я не помню ни одной ночи, чтобы мне снился плач сына. Так стало легко и спокойно. А сегодня, что это было сегодня?

Придя немного в себя, я начинаю собираться в командировку. А завтра, как только вернусь, поеду в нашу с Мариной квартиру, что-то мне не спокойно. Сейчас бы позвонить, узнать как она. И я даже порываюсь взять телефон и набрать номер, но во время себя останавливаю. На часах пять утра, она наверняка ещё спит. Позвоню ей днём, как только освобожусь…

Но днём меня ждёт новый сюрприз. Телефон Марины недоступен. И так продолжается весь день, весь вечер и всю ночь. Мою бессонную ночь. Я не могу понять, что происходит, почему телефон Марины не доступен, что с ней могло произойти? Но я успокаиваю себя тем, что у неё просто разрядился или сломался телефон.

Этой надеждой я грею себя до возвращения в Москву. И вместо того, чтобы ехать в офис, я мчу в нашу квартиру. Но Марины там нет. И вряд ли она тут появлялась, потому что всё осталось именно так, как в тот день, когда мы виделись.

Тогда я, не раздумывая еду к ней домой. Наверняка она осталась ночевать у мамы. На домофоне набираю код квартиры, но мне никто не открывает. Тогда я попадаю в подъезд, набрав номер соседей.

Поднимаюсь на нужный этаж, жму на звонок, но дверь никто не открывает. Да что, чёрт возьми, происходит? Моё воображение тут же начинает рисовать самое страшное. А что если Марине стало плохо, и её увезли в больницу. Не зря же она бледная такая была. А Антонина Петровна уехала к ней. Чувствую, как моё сердце замирает от этих мыслей.

И что мне теперь делать? Где её искать? К своему стыду понимаю, что не знаю номеров телефона ни её мамы, ни её подруги. Остаётся только ждать. Только чего ждать?

В последний раз для чего-то нажимаю на звонок, хотя понимаю, что дома никого нет, и дверь мне никто не откроет.

В это время двери лифта открываются, и оттуда выходит семейная пара лет пятидесяти и направляется никуда-нибудь, а к квартире Марины.

- Вам кого, молодой человек? – интересуется мужчина, который подходит к двери и начинает её открывать.

Может родственник какой? Хотя Марина говорила, что у них с мамой никого нет из родни. Так, что вообще происходит?

- Здравствуйте, - приветствую их я, - мне нужна Марина Романова.

- Извините, молодой человек, но здесь такие не живут, - спокойно отвечает мне он.

- Как не живут?! – не понимаю я. – Это тридцать седьмой дом, сто сорок пятая квартира? – зачем-то спрашиваю я, хотя сам на сто процентов уверен, что пришёл по правильному адресу.