На Уссурийском фронте, где действовало почти полтора десятка тысяч красных, они активно довольствовались за счет местных жителей, что привело к ряду восстаний. Вооруженные антибольшевистские выступления в августе 1918 года произошли и в Амурской области (казачьих станицах Иннокентьевская, Михайло-Семёновская, Черняево и Поярково, Полетинской волости), и в Приморье (в Бикине, Имане). В ответ войска террористическими мерами приводили крестьянское население к покорности. Командовавший Уссурийским фронтом бывший офицер В. В. Сакович «…решил дать урок не только для сегодняшнего, но и для завтрашнего дня. Мятежи были подавлены им с плебейской решительностью и с той суровостью, которой требовала грозная обстановка»751.
Многие уголовные достижения персонажей, выдвинувшихся в период первой советской власти, были на слуху у общественности: «…Достаточно вспомнить читинских комиссаров: есаула Ян[ь]кова, Перцева, Попова и др., обворовавших читинский совдеп, комиссаров Винокурова752, [В. А.] Смолина, Пережогина, Мордоховича – из уголовных преступников; барона [А. А.] Таубе, начальника большевистского штаба в Иркутске из русской аристократии753, увезшего несколько сот тысяч из Иркутского совдепа, офицера Дмитревского, обворовавшего в Якутске своего зятя; знаменитого курганского Церетели, судившегося за грабежи неоднократно; омского [члена исполкома З. И.] Лобкова – Зямку, мальчика с темным прошлым, но вертевшего головы всему Омску в течение многих месяцев, и уголовного [председателя омского ревтрибунала, бывшего боевика Камо в Баку А. А.] Звездова754! Всех впрочем не перечислить»755.
К этому перечню всевозможного крупного жулья можно добавить военкома Семипалатинска К. Шугаева, который, угрожая расстрелом, забрал у местного фабриканта С. Плещеева 200 тыс. рублей и арестовал его сына в качестве заложника. Плещеев переписал номера изъятых у него кредиток и направил жалобу в следственную комиссию совдепа, где имелись противники военкома. При расследовании выяснилось, что руководители совдепа поделили эти 200 тыс. между собой; следственная комиссия смогла изъять 40 тыс. рублей у комиссара труда и промышленности – студента Лягина. На глазах у горожан Шугаев гонялся за членом следкомиссии Милютиным, но компрометирующих материалов отобрать не смог. После суда, на котором, по мнению местной прессы, «одна часть мошенников судила другую такую же часть», Шугаеву предложили уехать из Семипалатинска756. Деповские рабочие Омска в марте 1918 года провели самовольный обыск на квартире областного комиссара продовольствия, большевика Митяева, обнаружив немалое количество мануфактуры и готового платья; материалы комиссии были переданы в ревтрибунал757.
Процесс национализации, а фактически – экспроприации частного имущества в промышленной сфере властями Степного края (нынешний Северо-Восточный Казахстан) и Туркестана имел вид «карательной акции, носившей репрессивный характер»758. Население Степного края порой само расправлялось с большевиками. В поселке Ермак (50 верст от Павлодара) 9 мая 1918 года группой пьяных рабочих был убит попытавшийся арестовать агитатора-«антисоветчика» С. И. Царёв – чрезвычайный комиссар Экибастузских копей и член Павлодарского совдепа. В ответ отряд красногвардейцев арестовал 60 человек по обвинению в заговоре, но те оказались освобождены после бегства большевиков от чехословаков. Другой видный комиссар, Токаш Бокин, активный участник антироссийского восстания 1916 года, после захвата красногвардейцами 3 марта 1918 года города Верного стал секретарем областного Семиреченского военно-революционного комитета. Бокин столь рьяно взялся за реквизиции байского добра, что в июне сами советские власти арестовали его за грабежи и присвоение ценностей. В сентябре алашординцы выкрали Бокина из тюрьмы и зарубили за городом759. (Отметим, что в южных губерниях России, подконтрольных армии и правительству генерала А. И. Деникина, происходили сходные процессы криминализации местной власти760.)
Бегство большевиков сопровождалось еще бóльшими грабежами и мародерством. Сводка из Екатеринбурга от 8 июля 1918 года сообщала: «В прифронтовой полосе… Население живет в страшной темноте, питается ложными слухами и страшно запугано грабительскими наклонностями некоторых красноармейских частей»761. Красногвардейскими отрядами беспощадно громились волости Златоустовского уезда, восставшие против грабежей. Одним Мурзаларским отрядом в Аркауле и Мунаевой было расстреляно по 200 человек, в деревне Ильтаевой – 20, Мечетлиной – 36, а всего до 500 человек762.
В Сибири ни один из городов красные не обороняли по-настоящему, обычно покидая их при первых неудачах на фронте. Из оставляемых городов, где часто бросали оружие, в спешке вывозились ценности, включая средства местного населения. П. К. Голиков доносил в Центросибирь, что отступление от станции Тыреть (более 200 верст от Иркутска) носило характер панического бегства, при этом красные «основательно грабили деревни бурятских крестьян». Бежавшие из Тюмени большевики оставили 20 паровозов, но успели подвергнуть город «массовому ограблению»763. Бессудные расправы обыденно сопровождали путь отступавших красных отрядов. Так, летом 1918 года священника большого села Голышмановского Ишимского уезда Тобольской губернии Ф. Богоявленского красные солдаты «…принуждали петь непристойные песни, играть на гармошке и плясать. Наконец приказали самому себе рыть могилу. Убив священника, свалили его в яму вниз головой и запретили хоронить»764.
Дисциплина в красных войсках почти отсутствовала: бойцы пьянствовали, приводили в вагоны женщин, не подчинялись приказам, мародерствовали, а выборные командиры то и дело заявляли, что ответственны лишь перед волей своих бойцов765. За три дня до спешной эвакуации Иркутска группа красногвардейцев и венгров на трех грузовиках похитила с таможенного склада 200 пудов опиума на более чем 2 млн рублей, одна доля которого была реализована среди китайцев, а другая увезена на восток766.
Перед бегством из Читы анархисты и часть красногвардейцев потребовали от властей выдачи по 5 тыс. рублей золотом на человека. Получив отказ, они, возглавляемые профессиональным уголовником и недавним пациентом психиатров Ефремом Пережогиным, с боем взяли Госбанк и забрали оттуда 240 пудов золота и 360 пудов серебра на 8,6 млн рублей767, устроив затем массовый кутеж, «к коему подключились и местные товарищи», чем окончательно дискредитировали власть768. Однако поживился драгоценностями не только Пережогин. На Урульгинской конференции советских работников, завершившей историю «первой» советской власти, отметили факт «разграбления воинскими частями и группой анархиста Пережогина Государственного банка и Горного управления» и постановили телеграфировать по всей линии железной дороги об аресте десяти виновников. Среди них, помимо анархистов Пережогина и Караева, значились видные фигуры красного сопротивления: главковерх войск Центросибири П. К. Голиков (смог сбежать в Западную Сибирь), его начштаба левый эсер (или анархист) Х. Е. Гетоев, председатель Сибвоенкомата Центросибири меньшевик П. Н. Половников, военспец Сибвоенкомата Балк, командир Иркутского партизанского конного отряда В. Брюков и некоторые другие769. Эти деятели пытались пробиться в Монголию с частью захваченных ценностей, но за селом Танга (ныне Улётовский район Забайкальского края) их отряд был разбит казаками, а найденное золото – конфисковано. Однако часть слитков большевики успели припрятать в селах по пути (в 1968 году в селе Танга было найдено пять слитков)770.
