С тем Владимир и отправил обрадовавшихся рядовых членов своей ОПГ – получается, «не добрых, не храбрых и не мудрых» – в столицу Восточной Римской империи, но отписал царьградским подмётное письмецо вслед: мол, идут к вам головорезы за частью якобы моей дани, что я им наобещал; так вы постарайтесь их рассредоточить и в город не пускайте:

«но расточи их разно, а семо не пущай ни единого»,

то есть ухайдакайте их поодиночке! Каков подлец! Руками союзников решил расправиться с кредиторами!.. Впрочем, мы же ведь помним, что Владимир был неграмотен? А так как и его окружение в отсутствие клириков было неграмотным, то кто и как ведал делопроизводством в Киеве?

Крайне непонятны в этом фрагменте летописи два обстоятельства. Во-первых, зачем князю было нужно отдавать варягам города, терять контроль над территориями и лишаться и движимого (для него в одном ряду: коровы, куры, крестьяне), и недвижимого (дома крестьян и их земли) имущества, если у него в кубышке должно было быть полторы сотни тонн серебра (sic!), которое в качестве дани прихватили морпехи Киева в Царьграде поколением ранее? Тут нужно ещё вспомнить, что серебро было тогда много дороже золота. Куда эти 156 тонн серебра испарились из Киева?

Не менее непонятно и второе: причины, по которым бойцы иных племён – чуди, кривичей и словен – также принимавших участие в штурме Родни и в оккупации Киева, свои права́ на вознаграждение Владимиру не предъявляли. С чего бы это вдруг у них возник такой овечий синдром? Чтобы этот вопрос замять, летописец просто молча «испарил» их с последующих страниц летописи. Навсегда.

Заметка по поводу раздачи русских земель и городов лидерам варягов.

Представьте, пожалуйста: какой-то грязный, никогда не мывшийся зловонный бандюга, стоя перед воротами деревни-крепостицы, голосит, что, мол, здесь он, на самом деле, проездом, а едет он вообще-то на свою родину, на земли будущей Германии, к семье. Но крестьяне расслабляться не должны, и им надлежит раз в квартал отправлять за тридевять земель телеги, гружёные предметами его окормления, по списку. Можно ли найти хоть одну причину, по какой язычники, жители свободного русского города-деревни с вечевыми традициями, должны были горбатиться на иностранца-христианина? И почему все подконтрольные князю поселения летописец вдруг именует городами, то есть в древности – укрепрайонами? Но чему у археологов свидетельств нет.

Через сколько минут этого оболтуса деревенские парубки вздёрнули на берёзе? Я догадываюсь через сколько. А вы? Похоже, что монахи-летописцы забыли, сколько недель маленький Козельск сопротивлялся десяткам тысяч монголо-татар, которые хотели того же, что и этот вонючий гнус.

Со сколькими же ещё нестыковками логики мы встретимся?!

Вы ещё не устали? Тогда в путь!

Продолжил свои первые сто дней княжения в Киеве Владимир тем, что поставил на уже давно намоленном славянами месте изваяния Перуна – «древяна, а главу его серебряну, а ус злат» – и его коллегии: «Хорса, Дажба, Стриба, Симанрьгла, Макоша».

Очевидно, что князь не впервые поставил идолов, а принципиально изменил вековую табель о божественных рангах. Дело в том, что культ Перуна как верховного бога, чем-то смахивающего на Зевса или Одина, возник, по моему убеждению, много позже, а в X веке все населенцы Северного Ведического пояса, включая и жителей земель у Янтарного моря (племена балтов), почитали Мать Землю (Макошь) и Коллегию Её богов, причём много сотен лет до обсуждаемых событий! Летописец упомянул Перуна как верховного бога, сообразуясь, как я уверен, с табелью о рангах среди сонма ведических богов, известных в Кремле к моменту написания этого фрагмента летописи, то есть к XV–XVI векам, но никак не в X веке! С другой стороны, летописец (как и обычно) просто забыл, что писал двумя страницами ранее: в Договоре с Царьградом отец Владимира ещё в 971 году божился:

«да имеем клятву от Бога, в него веруем, в Перуна и в Волоса скотиа бога…».

То есть изваяние Перуна, получается, стояло в Киеве уже во времена Святослава! Тогда какой толк был в замене прежнего славянского пантеона, в замене изваяния одного Перуна другим изваянием того же Перуна? Речь же не идёт о поновлении идолов, так как изваяние «поизносившегося» Перуна без какого-либо уважения к Верховному богу не могли просто взять и выбросить в Днепр! И не только в Киеве. Речь идёт о демонстративном сносе прежних богов! Где одной из главных целей был, на мой взгляд, «лишний» бог Велес, бог достатка, но, по совместительству надзиратель за исполнением законов и договоров. То есть речь шла и об упразднении головной боли всех князей Киева, бога Велеса, по верованиям славян надзиравшего за справедливостью? Кому в Киеве нужна справедливость?

В том же 980 году

Владимир «посади Добрыню в Новегороде дядю своего, и прешед Добрыня к Новугороду, постави Перуна кумир над рекою над Волховом». После чего князь полностью переключился на решение внутренних проблем.

Кадровое назначение дяди Добрыни – очень интересный факт при той памяти, что у Святослава ни братьев, ни сестёр не было, он был единственным ребёнком в семье и, соответственно, у Владимира – сына Святослава – никаких дядей и тётей по линии отца не могло быть в принципе! Откуда же взялся этот персонаж? Да по женской линии, из дворни, из холопов, то есть из рабов: Добрыня был братом ключницы Малки (Малуши), рабыни княгини Ольги, матери Владимира. А поскольку Владимир был сам бастардом, то есть рабом половина на половину, то что ему стоило возвести холопа Добрыню в старшие среди дружинников Киева?! Из мести за свой статус рождения, наверное. Правда, непонятно как вооружённые до зубов суровые наймиты-саксы и бандиты с земель лютичей согласились получить в управление своей ОПГ какого-то гражданского, да ещё и раба?

Спросим себя: а как новгородцы среагировали на назначение над ними Добрыни, если учесть, что им на княжение был поставлен холоп (во-первых), которого (во-вторых) в традициях вечевого строя никто из них не выбирал, и (в-третьих) раб родом был из города-конкурента Пскова?38

Понятно, что к рабу на Руси относились отнюдь не как в Риме, не как к instrumentum vocale, то есть по-Аристотелю не так, как к «неодушевлённому предмету, обладающему лишь способностью к речи», – но не до такой же степени, чтобы холопа можно было безропотно принять на высшую административную должность в вечевом городе! Или эта традиция такая на Руси: ставить туповатых «кухарок» во главе государства?

Сколько времени такой назначенец прожил бы после узурпации должности князя, и особенно после того как он снёс всех традиционных идолов в воды Волхова? А ещё очень интересно узнать: до зверств Добрыни жители Новгорода какую веру исповедовали? Какому богу (богам) поклонялись? Если не Макоши и Коллегии её богов, то кому? Разве в городе до прихода киевлян уже не было славянского капища, уставленного многочисленной компанией изваяний ведических богов? Разве лик «председателя» коллегии новгородских богов не стоял на почётном месте со стародавних времён в центре «хоровода» Хорса, Дажьбога, Стрибога и Семаргла? Что конкретно рушил Добрыня? А что предложил? Какой «хоровод» идолов взамен? С каким обоснованием? И разве князь Святослав, контролируя некогда и Новгород также, не позаботился о том, что бы на городском капище в лидерах был Перун?

И ещё один взгляд, с совсем необычной стороны. Речь – об имянаречении; только поняв характер ребёнка и подметив его более-менее устоявшуюся внешность он получал в Древности имя. В 1867 году Михаил Морошкин собрал и систематизировал русские имена; вот некоторые из них: Бас, Крек, Дека, Стоя, Хвала, Ратай, Гневой, Бранка, Славко… Таким образом, человек с добрым именем Добрыня никак не мог быть на Руси карателем! Не так ли?