Да, ошибка была усугублена либералами, не догадав­шимися после февраля 1917-го вызволить Россию из ро­ковой для нее войны. Да, сумма этих ошибок действитель­но сделала цивилизационную катастрофу XX века неот­вратимой. Но ведь не перестали они от этого быть ошиб­ками.

Я настаиваю на этом именно потому, что, оперируя представлениями о неизбежности и судьбе, мы не только перелагаем ответственность за исторические события на анонимные силы вместо живых, реальных, ошибавшихся людей. Мы, что еще важнее, лишаем себя возможности учиться на их ошибках — способствуя тем самым, пусть невольно, их повторению. Еще хуже, отнимаем мы таким образом у истории ее главную функцию — учить нас.

Как бы то ни было, если применимо это рассуждение к большевистской революции XX века, то почему, собствен­но, неприменимо оно к ее аналогу в XVI? Может быть, раз­гадка в том, что политические ошибки 1908— 1917 гг. не толь­ко живы в нашей памяти, но и расписаны во всех подробнос­тях в тысячах томов, тогда как ошибки 1549—1560-го темны и мало кому известны?

Присмотримся к ним, коли так, попристальнее.

ОШИБКИ РЕФОРМАТОРОВ 1550-х

Выполнить завещание Ивана III и отобрать наконец земли у церкви правительство не сумело, хотя и делало такие по­пытки. А.А. Зимин пишет: «Есть все основания считать твор­цом царских вопросов [Стоглавому Собору] Сильвестра... Анализ идейного содержания... вопросов показывает несо­мненную близость их составителей к нестяжателям, факти­ческим главой которых в середине XVI века был Силь­вестр»¹⁰. На мой взгляд, это слишком сильное утверждение. Едва ли Сильвестр был главою нестяжателей. Но бесспор­но — он был убежденным сторонником секуляризации. По­этому, продолжает Зимин, «назревало столкновение между правительством Адашева и Сильвестра, стремившимся ис­пользовать заинтересованность боярства в ликвидации зе­мельных богатств церкви, и иосифлянским руководством церкви, возглавлявшимся Макарием»¹¹. На Стоглавом Собо­ре противники встретились лицом к лицу. Можно сказать, что это и был тот самый второй штурм церковного землевла­дения, который так и не успел провести в свое время Иван III. Но как же бездарно был он подготовлен!

Буквально накануне Стоглава в число высших иереев был введен рязанский епископ Кассиан. Но он оказался единственным из десяти участников Собора противником иосифлян. Уже такая раскладка сил внутри церковной иерархии предсказывала правительству — несмотря на всю резкость царских вопросов — несомненный проиг­рыш. Кадровые перестановки в иерархии происходят, но начинаются они только после Стоглава. Точно так же, как Иван III низложил после Собора 1504 главного иосиф- лянского инквизитора архиепископа новгородского Генна­дия, низложен был теперь Феодосий, тоже новгородский архиепископ, не уступавший Геннадию в непримиримости. Но когда? Через три месяца после рокового голосования. И лишь в ноябре 1552-го назначен был на его место нестя­жатель Пимен. Тогда же игуменом Троицы назначается идеолог нестяжательства Артемий, а игуменом суздальско­го Евфимьевского монастыря — его соратник Феодорит.

Все это имело бы смысл, если б правительство готови­ло новый, третий секуляризационный штурм. Но оно его не готовило. Более того, оно не сумело помешать Мака- рию организовать, как мы помним, инквизиторский про­цесс над еретиками в октябре 1553-го, в который он ис­кусно втянул и Артемия, и Феодорита, а заодно и еписко­па Кассиана, добившись их отстранения и ссылки (Артемий, впрочем, бежал из Соловецкого монастыря в Литву, где разделил с Курбским судьбу политического изгнанника). И не пришло правительство на выручку соб­ственным идеологам. Такова была его первая ошибка.

Столь же вопиющую некомпетентность обнаружило оно не только в деле нестяжателей. Оно не сумело воспользо­ваться исторической возможностью, которая сама шла к не­му в руки. Ведь в отличие от Ивана III располагало оно теперь решающим политическим инструментом, уж наверняка спо­собным сломить сопротивление церкви. Я говорю, конечно, о Земском Соборе. В распоряжении правительства был уже и европейский опыт последних десятилетий. Именно Риксдаг (шведский Земский Собор) поддержал Густава Вазу, когда в 1527-м он возглавил штурм церковного землевладения. И семь лет спустя в Англии именно Реформационный парла­мент провозгласил Генриха VIII главой церкви и закрыл все монастыри в стране. Короче, живой опыт уже доказал, что ни апелляции к иерархии, ни кадровые перестановки в такой ги­гантской политической операции дела не решают. Только на­ция в лице своих представителей оказалась способна откры­то противопоставить себя церкви. Правительство не обрати­лось к нации. Даже знаменитые царские вопросы 1551-го обращены были к церковному Собору, а не к Земскому. Та­кова была вторая ошибка реформаторов.

Известно, что даже с реализацией законов, утвержден­ных Земским Собором, у правительства были серьезные трудности. Например, исследования Н.Е. Носова показы­вают, что и административная реформа введена была в два приема — в 1551—1552-м и в 1555—1556-м. В промежутке как будто имело даже место попятное движение. В течение нескольких лет судьба Великой Реформы висела на воло­ске. Но здесь правительство стояло твердо, и усилия его были вознаграждены. С отменой тарханов, однако, т. е. с реформой, непосредственно задевавшей интересы церк­ви, вышло по-другому. И правительство уступило — несмо­тря даже на то, что сама иосифлянекая иерархия проголо­совала за новый Судебник. Такова была третья ошибка ре­форматоров.

ВОЕННАЯ РЕФОРМА

В связи с Казанской войной и административной ре­формой на первый план вышла проблема модернизации армии. Тем более была она остра, что теснейшим образом переплелась с той же, как мы уже знаем, определяющей для судеб страны борьбой между «деньгами» и «барщи­ной». Ведь любительская помещичья конница, составляв­шая ядро тогдашней московской армии, жила, как и толь­ко что отмененная наместничья администрация, за счет «кормов», которые получала с крестьян на землях, отдан­ных ей в служебное владение. И порядки, которые она там наводила, ничуть не отличались от наместничьих. Об отно­шении помещиков к крестьянам, во всяком случае, вполне можно было сказать словами того же летописца: «не бы- ша им пастыри и учители, но сотвориша гонители и разо­рители». Отменив кормленщиков в гражданской админис­трации, следовало ли терпеть их в армии?

Тем более что к середине XVI века едва ли могли оста­ваться у московских генералов сомнения, что толку от по­мещичьей конницы мало. Недаром же именно в канун от­мены «кормлений» в состав армии введен был шеститы­сячный корпус стрелецкой пехоты. Достаточно прочитать главу о штурме Казани в «Истории Ивана IV», написанной в изгнании Курбским, чтоб увидеть — без стрелецкой пе­хоты и артиллерии победа не была бы одержана никогда.

Короче, национальная безопасность требовала ради­кальной военной реформы, т.е. введения постоянной про­фессиональной армии с нормальным европейским балан­сом между кавалерией и пехотой. Так же, как местное са­моуправление было конкурентом воевод, стрельцы стали конкурентами помещиков. И весьма успешными. Ясно, од­нако, что такая реформа тотчас лишила бы помещиков той военной монополии, на которой все в их жизни держа­лось. И слишком уж ценными союзниками были они для церкви, чтоб она дала их в обиду. Вот какой крутой завя­зывался вокруг военной реформы политический кон­фликт. Отмена помещичьих «кормлений» должна была казаться правительству столь же необходимой для нацио­нальной безопасности государства, сколь отмена намест­ничьих «кормлений» для его бюджета.

Согласно распространенному стереотипу, несостоя­тельность помещичьей конницы проявилась лишь столе­тие спустя, в XVII веке. На самом деле первый сигнал о не­благополучии в армии поступил еще в 1501 г., когда ма­гистр Ливонский Плеттенберг напал на Псков и против него была послана огромная армия во главе с лучшим московским воеводой Даниилом Щеней. Она во много раз превосходила ничтожный численно отряд магистра, но со­крушить его не смогла. Какой-то органический порок ме­шал московским воинам справиться с немецкой пехотой. В чем же было дело?