Бессмысленная жестокость? Но в том-то и дело, что террор был лишь формой событий, сутью его был обык­новенный грабеж. Сразу же после погрома в городе оп­ричники вдруг принялись за монастыри. Как говорит лето­писец, «по скончанию того государь со своими воинскими людьми начат ездити около Великого Новгорода по мона­стырям». Результаты этого вояжа не оставляют сомнений в его целях: «Государев разгром явился полной катастро­фой для новгородских монастырей. Черное духовенство было ограблено до нитки... Опричники ограбили Софий­ский собор, забрали драгоценную церковную утварь и иконы, выломали из алтаря древние Корсунские вра­та»²³. И словно специально, чтоб продемонстрировать, как мало в этом деле значила новгородская «измена», кара­тельная экспедиция тотчас обрушилась и на монастыри псковские — они тоже были обчищены. У монахов отняли не только деньги, но и кресты, иконы, драгоценную цер­ковную утварь и книги. Даже колокола опричники сняли с соборов и увезли²⁴.

Опустошен был, разумеется, и сам бывший Великий Новгород. «Опричники произвели форменное нападение на город. Они разграбили новгородский торг... Простые товары, такие, как сало, воск, лен, они сваливали в боль­шие кучи и сжигали (этой зимою на русском Севере царил страшный голод, именно потому скопилось в Новгороде так много нищих). В дни погрома были уничтожены боль­шие запасы товаров, предназначенные для торговли с За­падом. Ограблению подверглись не только торги, но и до­ма посадских людей. Опричники ломали ворота, выстав­ляли двери, били окна, горожан, которые пытались противиться, убивали на месте»²⁵. И еще страшнее: «а мла­денцев к матерям своим вязаху и повеле метати в реку...»

ОЧЕРЕДНОЙ БАСТИОН МИФА

А теперь маленький тест для читателя. Вот его условия.

I. Ничего подобного массовым убийствам и тотальному грабежу, учиненному Грозным в 1570 г., в Новгороде во время обеих экспедиций Ивана III не наблюдалось.

II. Кровавые погромы, подобные новгородскому, учине­ны были на Руси лишь монгольскими завоевателями, на­пример, в Рязани или во Владимире. До Новгорода монго­лы не дошли.

Вопросы:

Исходя из этого, охарактеризовали ли бы вы нов­городский погром 1570-го как завершение того, что не до­делали кочевые погромщики? Или как логическое про­должение политики Ивана III?

Имея в виду вековое мифотворчество в историчес­кой литературе, какой из этих двух ответов предпочли по- вашему эксперты?

Я думаю, читатель, хоть бегло познакомившийся с фак­тами, представленными здесь на его суд, без труда отве­тит на эти вопросы. Нет, ничего общего не имел опричный погром Новгорода с политикой Ивана III. Да, если погром этот что-нибудь и напоминает, то именно беспощадную монгольскую экзекуцию русских городов. И да, наконец: предпочли эксперты ответ прямо противоположный.

Другими словами, трактуют они новгородские экспеди­ции деда и внука одинаково. Обе представлены как после­довательное изничтожение свободолюбивой республики тоталитарной Московией. Просто дед его начал, а внук за­кончил. Как ни восхищен был, например, Феннелл милосер­дием и терпением своего героя, это ничуть, если помнит чи­татель, не поколебало его изначального убеждения, что строил великий князь не европейскую державу, но именно тоталитарного монстра. Как ни восхищен, допустим, Бори­сов «гениальным планом» князя Ивана, все равно считает он его планом «удушения Новгорода». Короче говоря, имеем мы здесь дело с очередным бастионом мифа. И это обстоя­тельство вынуждает нас суммировать прошедший перед на­ми исторический эксперимент в более строгих терминах.

Смешно отрицать то общее, что было между двумя нов­городскими акциями. Обе были жестоки, обе связаны с казнями, преследованиями и конфискациями. И в конеч­ном счете предназначены были обеспечить успешное про­должение определенного государственного курса. Но на этом, как мы видели, сходство их и кончается.

Ибо в первом случае Москву привела в Новгород логи­ка Реконкисты; во втором — логика самодержавной рево­люции.

В первом случае акция диктовалась императивом вос­соединения страны и государственного строительства; во втором — соображениями экспроприации имущества подданных.

В первом случае режим соответственно старался сохра­нить новгородские богатства, заставив их функциониро­вать как часть национальной экономики; во втором — просто уничтожил все, что не мог присвоить.

Между прочим, опричной экзекуции Новгорода пред­шествовали любопытные события, подкрепляющие это заключение. Как раз перед походом Грозный инспектиро­вал новую, строящуюся в непроходимых вологодских ле­сах крепость, чудо современной ему фортификации. А на случай, если и эта твердыня не защитила бы царя, в окре­стностях ее была заложена верфь. Английские мастера готовили там целый флот, способный вывести все москов­ские сокровища в Соловки и дальше — в Англию. Перего­воры с послом королевы Рандолфом о предоставлении царю политического убежища были к этому времени за­вершены.

Вологда расположена так далеко на севере страны, что неприятельское вторжение ей никак угрожать не могло. Значит, не от внешнего врага намеревался в ней прятаться Грозный. От кого же тогда, если не от собственного наро­да? Но действительно ли надеялся он в вологодской кре­пости отсидеться?

Похоже, что нет. Похоже, готовился он все-таки сбе- жать.И если так, то новгородская экзекуция могла быть продиктована, во-первых, желанием, что называется, хлопнуть дверью перед тем, как покинуть Россию. А во- вторых — вполне прозаическим намерением начать жизнь в Англии не с пустыми руками.

Это, конечно, всего лишь предположение. Но мне такой финал кажется не только правдоподобным, но и совер­шенно логичным для этого царствования. Подтверждает мою гипотезу и сравнение хозяйственных результатов обеих новгородских экспедиций — на примере Карелии, принадлежавшей прежде Новгороду. После того как Иван III включил ее в состав Московского государства, она ста­ла, как мы еще дальше увидим, процветающей «крестьян­ской страной». А итог экспедиции Грозного автор того же исследования описывает как «небывалое запустение и упадок... Население было разорено»²⁶.

Я все это к тому, что исторический эксперимент, так по­дробно нами здесь рассмотренный, заслуживает места, которое мы ему посвятили: на наших глазах рухнул еще один бастион старого мифа.

ИСТОРИЧЕСКИЙ РАЗРЫВ

Строился этот миф, однако, столетиями. Мы еще уви­дим, что сотрудничали в его воздвижении такие блестя­щие историки, как Арнольд Тойнби или Константин Каве­лин. И потому немало других его бастионов встретится еще на нашем пути — и самые грозные из них впереди.

Важно, что читатель, я уверен, уже заметил в фунда­менте всего этого векового мифотворчества один и тот же постулат о непрерывности истории Московского госу­дарства. Ну не могут люди допустить мысли, что вышло оно из монгольского лона не деспотическим и не «патри­мониальным» монстром. А стоит им этот коварный посту­лат усвоить, как тотчас все различия между Россией Ива­на III и Россией Грозного оказываются не заслуживающи­ми внимания. Самое большее, что смогут эксперты в таком случае признать, — это разность темпераментов ее прави­телей. А в остальном? Все они одним мирром мазаны...

Думаю, заметил читатель и то, что именно по этому по­стулату я все время и бью. Ибо здесь — ахиллесова пята мифа. Ибо как бы ни был миф изощрен, не сможет он за­черкнуть беспрецедентный факт, что при Иване III пред­почитали почему-то люди с Запада бежать в «тоталитар­ную Московию», тогда как после самодержавной револю­ции 1565-го столь же неудержимо устремились они обратно на Запад. Навсегда необъяснимой останется для мифа и неожиданная народно-хозяйственная катастрофа, постигшая Россию как раз в эти годы, та самая, с которой, как помнит читатель, и начиналось ее страшное скольже­ние «от цивилизации к варварству». И даже роковую раз­ницу между новгородскими экспедициями деда и внука объяснить он не сможет.