— «Париж настолько же неприступен, насколько мы были непобедимы! Париж, обманутый хвастливой печатью, не знает, как велика опасность! Париж слишком доверчив…» — Он сложил газету. — И что же? Пруссаки под Парижем, пятнадцать его фортов под обстрелом врага, а правительство не в силах или не хочет сопротивляться. Чего же ждет и долго ли будет ждать Париж?! Вы можете ответить на мой вопрос?

После этого разговора Луиза провела трудную, почти бессонную ночь. В ее полудремоту врывались кошмарные видения, где она сражалась с ожившими позолоченными орлами, когтистые, крыластые и кривоклювые чудища налетали на нее со зловещим свистом, а она была одна, хотя чувствовала: где-то рядом, неподалеку — Теофиль. Спасаясь, она бежала по обрызганному кровью ромашковому полю, страдая оттого, что не может найти Тео… Утром, наскоро позавтракав, Луиза побежала к Андре Лео.

— Андре! — закричала она прямо с порога. — Мы не имеем права сидеть сложа руки!

— Что же ты предлагаешь?

— Организовать женские батальоны для защиты Страсбурга! Потребовать у правительства перебросить нас через прусскую осаду на воздушных шарах!

— Но как организовать такие батальоны? — спросила Лео.

— Я ночью придумала! У тебя найдется чистая простыня?

— Конечно!

— Давай! И спустись к консьержке. У нее наверняка есть банка какой-нибудь краски. Хорошо бы красной. Мы напишем на нашем знамени: «Парижанки! Защитим Страсбург!» И пойдем с ним на площадь Согласия, к статуе Страсбурга! Убеждена, что тысячи женщин пойдут за нами!

Подумав, Лео с сомнением покачала головой.

— О нет, Луиза! Нам двоим это вряд ли удастся. Необходимо, чтобы нашему примеру последовали другие: Натали Лемель, Аня Жаклар, Мари Ферре, Эжени Реклю…

— Ты, как всегда, права, Андре, — сразу же согласилась Луиза. — Мы пройдем с нашими знаменами по Латинскому кварталу, по всем варленовским «котлам», всюду, где собираются женщины…

Так во второй половине того дня на площади Согласия они собрали тысячи женщин, готовых идти на защиту героического Страсбурга, осажденного еще в середине августа. До сих пор, несмотря на жесточайшую бомбардировку, полусожженный и разрушенный город не опускал перед врагом реющего на башенных флагштоках французского флага.

У подножия беломраморной статуи, символизирующей Страсбург, Андре Лео положила стопку чистых листов бумаги. Первыми на первом листе стояли подписи Андро Лео и Луизы Мишель. Наивные, они полагали, что, если созданный ими добровольный женский батальон не прорвется сквозь кольцо прусской блокады, правительство перебросит их через линию фронта на воздушных шарах, которые изготовляются на Орлеанском вокзале под наблюдением астронавта Дюрофа. Утверждали, что именно таким путем выберутся из Парижа члены правительства для формирования новых армий — Луарской, Северной а других.

Очень скоро Луиза поняла, сколь романтически иллюзорной была их затея, но в те часы они пылали энтузиазмом и верой, еще не зная, что и «три Жюля», и генералы Трогаю и Ветнуа заняты совсем другим: любой ценой погасить революционное пламя, охватившее нищие и обездоленные кварталы Парижа…

День был солнечный, яркий.

Когда к полудню десятки бумажных листов покрылись тысячами подписей, огромная толпа женщин с развевающимися самодельными флагами двинулась по улице Риволи к Ратуше. Пожалуй, еще никогда Луиза не испытывала такого ликования, — ее умиляла ветхая красная кофточка, привязанная к зонтику взамен флага, сияющие лица окружавших ее спутниц. Все полнилось воодушевлением, страстью, верой, которые, как казалось Луизе, невозможно ни задушить, пи убить.

На Гревской площади, провожаемые пением «Марсельезы», Андре и Луиза поднялись по каменным ступеням Ратуши.

Безликий и равнодушный чиновник в казенном мундире, на котором орластые имперские пуговицы была срезаны и заменены случайными, выслушав, жестом пригласил их следовать за собой и провел в большой зал, где стояло около десятка скамеек. Так же молча показал на одну из скамей и удалился. Изумленные Андре и Луиза, услышали, как железно звякнул поворачиваемый в замке ключ.

Переглянувшись, бросились к запертой двери и забарабанили кулаками.

— Бесполезно, мадам! — устало сказал позади насмешливый голос. — Я заперт здесь со вчерашнего вечера и не могу добиться, чтобы меня выслушали.

— Так это что же? Арест? — запальчиво крикнула Луиза.

— Понимайте как угодно, мадам!

— Но мы пришли сюда от имени тысяч парижанок, мы требуем!

— Ах, оставьте! — чуть раздраженно прервал Луизу молодой человек в студенческой тужурке. — Уважаемые члены правительства непрерывно заседают, им некогда заниматься пустяками.

Луиза, а за ней и Андре Лео подошли к студенту, присели рядом с ним.

— А вы-то зачем здесь? — спросила Лео. — Кто вы?!

— О, я просто слушатель Сорбонны, фамилия моя, если вам угодно знать, Сенар. Мы вчера устроили обструкцию «Фигаро», где печатают подлую чушь! Меня задержали национальные гвардейцы и приволокли сюда.

— Национальные гвардейцы? — возмущенно переспросила Луиза.

— Да. Разве вам неизвестно, мадам…

— Мадемуазель…

— Прошу прощения, мадемуазель! Разве вам неизвестно, что 106-й батальон, состоящий из буржуазных молодчиков Сен-Жермена, — надежнейшая опора генерала Трошю? И уверяю вас, почти все батальоны Национальной гвардии, навербованные в центре Парижа, ничем не отличаются от бретонских мобилей, зуавов и тюркосов. Я не разумею лишь одного, почему самозваное правительство набирается нахальства именовать себя республиканским?!

Их продержали взаперти не менее трех часов. К несчастью, окна зала выходили на внутренний дворик, и Андре с Луизой не могли сообщить пославшим их парижанкам, что произошло.

Луиза была не в состоянии усидеть на месте, вскакивала, принималась колотить кулаками в дверь и со все возрастающей ненавистью прислушивалась к царившей в здании тишине. И когда наконец дверь распахнулась и на пороге, сопровождаемый армейскими офицерами, появился плотный брюнет в мундире полковника, Луиза набросилась на него:

— Какое вы имеете право держать нас взаперти, милостивый государь?! Мы явились от имени тысяч парижанок, вот их подписи. Вы видите?! — Она потрясла перед лицом полковника исписанными листками. — Мы требуем вооружить женские батальоны и отправить на помощь осажденному Страсбургу, если ваша хваленая армия бессильна его освободить!

Поморщившись, полковник отступил от Луизы, бесцветные глаза оставались равнодушными.

— Какое вам, сударыня, дело до падения Страсбурга, если вас там нет? — спросил он.

— А разве Страсбург пал?! — изумленно крикнула Лео. — Вы сказали…

— Ничего подобного я не говорил! — сердито оборвал полковник. — И вообще, не ваше дело, мадам, соваться, куда не положено! Нас десятки лет учили военному искусству, и мы не позволим всяким…

— Мы вам не всякие! — перебила Луиза. — Нас послал Париж! Мы требуем кого-нибудь из членов Правительства национальной обороны! А вы — грубиян, вы — хам, мосье! Вас, видимо, научили воевать так же, как только что воевал под Седаном маршал Мак-Магон, как сражается в Меце Базен? Вы посмели оттолкнуть руку Джузеппе Гарибальди! Вы позволили пруссакам осадить Париж и ничего не делаете…

— Если вы, мадам, будете продолжать в том же духе, я велю отвести вас в префектуру как агента пруссаков! — пригрозил полковник, злобно щурясь. — Вы — шпионка! А что касается Гарибальди, то позвольте сообщить вам, что он прибывает во Францию и будет командовать добровольческим корпусом, или так называемой Вогезской армией.

Лицо полковника пятнами покраснело, офицеры за его спиной стояли навытяжку, готовые исполнять любые приказания. Луиза повернулась к Лео:

— Пойдем, Аидре! Нам в этой «республиканской» казарме делать нечего!

Когда вышли на залитые солнцем ступени Ратуши, мобили и национальные гвардейцы с номером «106» на кепи выпроваживали с Гревской площади женщин, которые пришли сюда с Луизой и Андре.

— О боже мой! — негромко сказала Лео, останавливаясь на ступеньках Ратуши. — Неужели Страсбург пал? Не могу поверить!