Милицейский наряд застал раздраженного таксиста, стоявшего возле своей «Волги» салатного цвета. Счетчик показывал уже 11 рублей 20 копеек, а клиент-пассажир, исчезнувший за стеклянными дверями кафе, появляться, как видно, не торопился.

Водитель, молодой парень с птичьим крючковатым носом, рассказал, что его пассажир — южанин лет двадцати пяти такси взял в районе товарной станции «Нева». Он представился Аликом и, погрузив багаж (несколько кислородных подушек), велел ехать к ресторану Чванова — так по старинке называют некоторые ресторан «Приморский» на Большом проспекте Петроградской стороны. По дороге хвастал, намекал на то, что сам он якобы человек состоятельный. Молодой возраст и несолидный вид пассажира не вязались с его претензиями на солидное положение, и таксист сразу же настроился к нему недоброжелательно.

В ресторане Алик пробыл несколько минут и, вернувшись, потребовал отвезти его в «Орбиту», кафе на том же проспекте. Нехорошие впечатления таксиста о молодом кавказце усилились до предела, когда, подъехав к «Орбите», тот не только не заплатил по счетчику, но и преспокойно сказал, что при себе у него нет ни копейки, но он возьмет у знакомого официанта «столько, сколько нужно».

Вернулся он только через четверть часа. Его действительно сопровождал официант, но вместо денег они принесли пять пустых бутылок. В салоне такси взяли одну из «кислородных» подушек — багаж Алика и развязали торчащую из подушки резиновую трубку. Пахнуло коньяком. Алик с официантом наполнили бутылки.

Пассажир уже был нетрезв и как-то нехорошо возбужден, говорил странные вещи. Так, таксисту, ошеломленному небывалым количеством выпивки, вместо платы за проезд жал до боли руку и говорил: «Друг, подожди еще пятнадцать минут. Мы тут должны по сотке выпить, и я куплю у тебя твою машину. — И тут же, забыв о присутствии водителя, обращался к официанту: — Слушай, дай мне червонец. Я расплачусь с этим вонючим светофором».

Но официант просьбу приятеля игнорировал. С профессиональной ловкостью он сгреб одной рукой все пять бутылок с коньяком и быстрыми шагами вернулся в кафе. «Говорю тебе, еще пять минут — и едем», — заверил Алик водителя и, пошатываясь, ушел следом за официантом.

Тут таксист и позвонил в милицию.

— И, самое главное, — заключил он свой рассказ, — я сразу не понял, но теперь мне ясно, что «бурдюки» с коньяком — ворованные. Парень этот погрузил их мне в машину прямо из товарного вагона. Тогда я не придал значения, — добавил шофер, запинаясь, а теперь мне все ясно… Я в парке нашем таксомоторном слышал от ребят, будто на станцию Нева по ошибке загнали поезд с коньяком. У нас в такси публика шустрая трудится, обо всем первыми узнаем. Ну и разговоры ходили, что когда гастрономы закрыты, на станции можно у проводников выпивкой разжиться…

Два милиционера — лейтенант и сержант — вошли в зал кафе и увидели кудрявого брюнета, заснувшего за боковым столиком. Неподалеку стояли двое официантов, презрительно поглядывавшие в сторону спящего и, очевидно, обсуждавшие сложившееся положение.

— Вот, — старший из них вежливо объяснил милиции, — ввалился к нам пьяный, сел и тут же отключился. Решаем, что с ним делать.

Разговаривать с Аликом было бесполезно. Милиционеры подхватили его под руки, выволокли на улицу и втащили в машину с голубой «мигалкой» на крыше. Лейтенант поехал с Аликом в машине, а сержант сел в такси, сказал шоферу, чтобы тот выключил счетчик, и они тронулись в районное управление внутренних дел.

…Посередине спуска висел знак, ограничивающий скорость тридцатью километрами в час. Спуск заканчивался развилкой, у которой стоял рядом с мотоциклом милиционер с полосатым жезлом в руке. Он пристально вгляделся в номер, потом с усмешкой посмотрел на сидевших в красных «Жигулях» мужчину и женщину. Люба инстинктивно прижалась к Волкову. Обоих охватила тревога.

Милиционер достал из коляски мотоцикла громкоговоритель и сказал на весь окружающий развилку лес:

— Девушка, отодвиньтесь от водителя. Вы мешаете ему управлять машиной!

Волков повернул налево и поехал по шоссе, петлявшему между лесистыми холмами. Люба по-прежнему сидела прижавшись к Волкову. Она чувствовала, как под его рубашкой постепенно расслабляются мышцы, напрягшиеся около поста ГАИ.

— Переживай теперь из-за тебя. Он ведь мог остановить машину, увидеть коньяк. Ну, как бы ты стал оправдываться?

«Все же удивительно чуткими бывают женщины, — подумал Волков, — пока не выйдут замуж. Моя бывшая жена до загса тоже вникала во все мои переживания». Он вспомнил, какой ответ дал Вагифу, когда тот задал тот же вопрос, что и Люба. Но решил, что шутка насчет подготовки к свадьбе сейчас окажется неуместной.

— С какой стати гаишнику интересоваться подушками?

— А может быть, твоего кавказца милиция уже арестовала и теперь разыскивает эти проклятые подушки…

Волков пожал плечами, вздохнул. Он устал вести машину. Увидев знакомую песчаную дорожку, свернул на нее и, недолго попетляв среди леса, выехал на высокий песчаный берег Чертова озера. Раньше он бывал здесь частенько — приезжал с приятелем искупаться или просто полюбоваться мрачным пейзажем. Приятель этот, романтик в душе, говорил, будто сюда надо являться «в главную минуту заката».

Вечерело. Волков и Люба вышли из машины. Обоим не хотелось продолжать неприятный разговор, оба желали сбросить с себя тяжесть нависшей тревоги. На Чертово озеро они поспели в подходящий момент. Озеро сияло в глубине котловины между холмистыми, покрытыми лесом берегами. Дальняя его половина — черная, ближняя — с металлическим зелено-голубым блеском. На всем небе — только одно неровное облачко, укрывшее солнце над темной шапкой сосен противоположного берега. Облако сияло ослепительным золотом, как врата рая.

Они скинули одежду и спустились по крутому обрыву к темной воде. Вода здесь вечером обычно теплая, даже в августе.

Волков окунулся, быстро переплыл на другой берег и там стал по пояс в воде, глядя на скользящую по темному озеру Любину голову и выбрасываемые над поверхностью ее руки. Он был как во сне. Его не покидало ощущение, будто все это с ним уже происходило.

Когда они пошли к машине, Люба сказала:

— У чертей неплохой вкус, если они здесь водятся.

Борис посмотрел на часы: до закрытия кафе, где его ждали, оставалось двадцать пять минут.

— Послушай, — сказал он Любе, — а чего ради мы с тобой так спешим? Надоела мне эта гонка. Подождет Виктор Робертович до утра, а Вагиф и подавно. Давай-ка заночуем здесь.

Он принялся вытаскивать из салона машины «кислородные» подушки и откидывать назад спинки передних сидений, готовя постель. Ночь была теплая, звездная. Полная луна освещала забывших все на свете Волкова и Любу. Это была лучшая в их жизни ночь.

Утром Люба сказала Борису:

— У меня к тебе две просьбы: женись на мне и выброси подушки к чертям в озеро.

Он шутливо ответил:

— Что касается первой просьбы, то еще неизвестно, хорошо или плохо это будет для каждого из нас. А вторая — явно невыполнима. По крайней мере, сегодня.

— Да это же так просто, Борька! — Люба высунула из машины босую загорелую ногу и пнула покрытую росой резиновую подушку. — Раз — и в озеро!

Волков усмехнулся:

— А мои обязательства перед Вагифом? Вот пойди и объясни ему, что он поступает нехорошо… Не хочешь ты понять, что дело тут совсем не в Вагифе и не во мне. Не мы, так другие. Ведь многие не хотят мириться с тем, что другие живут обеспеченнее, и стремятся нагнать счастливчиков во что бы то ни стало. А на железной дороге, я тебе скажу, порой царит такой беспорядок, что грех им не воспользоваться.

— Да на что тебе это? Ты же талантливый человек, тебя на работе ценят, а ты по ночам зубами скрежещешь от тревоги. Неужели тебе жить вот так нравится?

— Представь себе, не очень.

— Боря, я тебя прошу, Боренька! Брось все это!

— Может быть, — сказал он рассеянно и сел за руль. — Пускай это будет в последний раз, но сегодня я должен довести дело до конца.