Флягин в числе прочих, проплывавших мимо, был взят сотрудниками милиции на заметку: выяснили его адрес и телефон. С предметов, которыми он пользовался, сняли отпечатки пальцев. То же самое сделали с фужерами и бутылками, к которым в ресторане прикасались Раиса и Макар. Отпечатки совпали с теми, что выявили в доме на острове. Значит, несомненно — все трое там бывали. Можно было их арестовать. Но кто сообщники?
«Игру» решили продолжить.
Тем временем «Нептун» принял партию «товара» еще с одного теплохода. Сбросила «товар» буфетчица этого судна Валентина Зиневич. Ее тут же задержали и в порту передали майору Федорцеву.
«Нептун», хотя и не знал о задержании Валентины, новую партию товара везти на остров не рискнул — до поры спрятал в лесу, в старой землянке.
Рано утром на лесной дороге остановились «Жигули», за рулем которых сидел Макар Плужник. Он вынес из землянки мешки с товаром, погрузил их в багажник и через два часа был в Ленинграде. Отдохнув и заправив машину, выехал в Новгород. Там в одном из промтоварных магазинов он из рук в руки передал привезенный товар директору. Выяснилось, что ее девичья фамилия Флягина. Она оказалась сестрой «Нептуна», товар сбывала через магазин и знакомых.
В Выборге ночь выдалась дождливой. «Нептун» и еще какой-то мужчина подошли на катере к острову, поднялись на чердак и стали аккуратно, хоть и торопились, укладывать товар в баулы. За этим занятием их и задержали. В напарнике Флягина сразу узнали старшего рулевого Григория Ипатова. Именно он сбросил «Нептуну» предыдущую партию контрабанды.
Так закончила свое существование преступная группа.
Дмитрий и Анатолий Шестаковы
КАВКАЗСКИЙ «БРОНЕПОЕЗД»
Погода в августе выдалась неустойчивая: то солнце асфальт раскаляет, то дождь принимается барабанить и делает дорогу скользкой, как в гололед.
Борис Волков въехал на территорию товарной станции, где слышались свистки сцепщиков, гудки локомотивов и разносившаяся по селектору перебранка диспетчеров. К красным «Жигулям» Бориса подошел сторож одного из складов. Вид у него сегодня был какой-то торжественный. Он поздоровался с Волковым и шепнул, обдавая запахом спиртного:
— Все в порядке, «бронепоезд» с Кавказа прибыл.
Борис кивнул головой и вырулил к запасным путям, туда, где возле эстакады стояли спецвагоны. Он сразу увидел не совсем обычные по конструкции вагоны, почувствовал, как одновременно его охватывает радость и бросает в дрожь при одном взгляде на массивную дверь посредине вагона и решетчатые окна. Он знал: за дверью находится единственное купе, а перед купе и позади его — по цистерне.
Волков остановил машину. Навстречу ему из вагона спустился Вагиф. Прежде чем поздороваться, оба посмотрели на часы, — ровно десять. И тот и другой — люди пунктуальные, за что и ценят друг друга.
Вагиф — плотный сорокалетний мужчина с легкой проседью в густых черных волосах и тяжелым взглядом. Он крепко пожал Волкову руку и пригласил в вагон.
В купе под привинченным к стене квадратным столиком и на диване были сложены резиновые, похожие на кислородные, подушки. Руки Волкова задрожали от возбуждения: он прекрасно знал, что в подушках не кислород.
— Шесть, — сказал Вагиф, — как договаривались. — И добавил: — Если нужно, могу еще пятнадцать сделать?
— Нет, Володя, это лишнее. Да и куда я их размещу? У меня ведь не грузовой фургон.
— Деньги принес? — спросил Вагиф, усаживая гостя на диван, и, сдвинув башенку подушек в угол, сел рядом.
— Деньги после реализации. Привезу завтра утром.
— Лучше бы сегодня вечером, — улыбнулся Вагиф дюжиной золотых коронок. И добавил с теплотой в голосе: — Ты ведь знаешь адрес. Я остановился, как всегда, у своей подруги.
— Если сегодня, — ответил Волков с сомнением, — то лишь после двенадцати.
— Приезжай в любое время, — ободрил его Вагиф, — не стесняйся, пожалуйста. Я поздно ложусь… Выпьешь на дорожку?
— Только пятьдесят граммов.
Проводник поставил на столик тарелку с огромной, распираемой соком золотистой грушей и канистру с длинным носиком — в таких автомобилисты держат жидкое масло для коробки передач.
Вагиф разрезал грушу и налил из канистры четверть стакана.
— Вот это, — сказал он, — настоящий отборный коньяк. — Такой в продажу не идет, — объяснил Вагиф. — Знаешь, как в том анекдоте? У рабочего коньячного завода спрашивают: объясни, пожалуйста, почему на одних бутылках нарисовано три звездочки, на других четыре или пять? А тот отвечает: сам не понимаю! Из одной ведь бочки наливаю… Кушай, Боря, грушу. Кушай. После такой груши никакое ГАИ не определит, пил ты или нет. Кстати, если гаишники заинтересуются твоим грузом, что ты им скажешь?
— Скажу: решил жениться и к свадьбе заготавливаю. А в подушки перелил, чтобы бутылки в пути не разбились.
— Правильно, — одобрил Вагиф рассеянно. — Ума не приложу, куда остальные пятнадцать подушек пристроить? С Аликом, вертопрахом, связываться не хочется. Но и в вагоне их держать нежелательно…
— Скажи лучше, — сказал Волков, — как ваш «бронепоезд» на этот раз добрался?
— Плохо! — с сердцем ответил Вагиф. — Другие вагоны с большим недоливом. Вот и простаиваем на запасном пути: проводники пополняют цистерны. Пока до горловины не дольют — нельзя на завод трогаться.
Волков удивился:
— Разве проводники решают, когда и куда состав подать?
— А кто по-твоему?
— Я думал, что это зависит от начальника станции… Ну, от машиниста… словом, от железной дороги.
— От железной дороги теперь ничего не зависит, — стал объяснять Вагиф. — Ты знаешь, что с людьми я стараюсь жить в мире и дружбе. С машинистом еду как с хорошим приятелем и никогда его не обижаю. Если надо, я забираю у него накладную на груз и вагонный лист, а вместо них даю другие, которые сам выписываю. По этим документам он везет меня туда, куда мне нужно. Вот и сейчас привез не на коньячный завод, а на станцию…
— Потому, что «бронепоезд» еще не снаряжен как надо?
— Вот именно. Ты знаешь, что у меня в Ленинграде живет хорошая подруга. Я у нее всегда гощу и, когда хочу задержаться, захожу в техническую контору на станции. Там женщины сидят, подачей вагонов занимаются. Одному, ты понимаешь, надо быстрей уехать, другому — наоборот. Каждый со своим подарком, естественно, приходит. Бедные эти женщины до того в бумагах запутались, что уже ничего толком понять не могут. Хочешь по-человечески с ними договориться — презент сделай, не хочешь — сам незаметно вагонный лист забери. Они из-за потери документов задерживают отправку, ставят вагоны на запасной путь. Так и на этот раз пришлось сделать из-за моих идиотов.
Волков поинтересовался:
— А чем разбавляете коньяк?
Вагиф усмехнулся:
— Мы здесь не буфетчики, но коктейль устраиваем не хуже их. «Бурый медведь». Не слыхал про такой? Разница только в количестве: у них — стаканы, у нас — цистерны. А технология та же самая — в коньяк добавляется спирт с водой. Берем, скажем, два бидона спирта и пять-шесть ведер воды, чтобы примерно сорок градусов крепости выдержать. Ты же знаешь, как у нас пьют коньяк — будто самогон, стаканами. На вкус внимания почти никто не обращает. Поэтому самое важное в нашем деле — градусы.
— Все-таки не понимаю я, — признался Волков, — как вам удается брать груз? Ведь он же под пломбой!
Вагиф как-то грустно посмотрел на Волкова.
— Пломба это чушь. Можно новую навесить, можно и совсем не трогать, а просунуть в смотровое отверстие шланг и накачать коньяка, сколько хочешь. Ведь его в каждом вагоне по тридцать тонн налито… Пломба — туфта, а вот груз — дело святое. К сожалению, многие у нас этого не понимают.
Благоговейные слова Вагифа о грузе показались Волкову не совсем понятными. Он слушал не без удивления. Вагиф продолжал: