– Обязательно, – задумчиво протянула Света, – почитай ещё. Можешь?
– Не хотелось прерывать, но речь идёт о пластинах Харати? – осторожно спросил Иван Ильич.
– Да. Вы что-то об это знаете?
– Интересовался немного. Продолжайте, не смущайтесь, – по-отечески мягко сказал Иван Ильич. Его строгость испарилась как утренний туман.
Перед рассветом
Досифея привыкла вставать перед восходом солнца. Она и небесное светило будто чувствовали друг друга.
Великий Ра заканчивает ночную битву с чудовищем и направляется на своей ладье из тёмной реки подземного мира на небосвод. Ладья Вечности ещё не успела выплыть на небо и озарить своим сиянием отдыхающую землю, а у Досифеи сами собой открылись глаза. Причём в независимости от того, спала она или проворочалась всю ночь, как и случилось сегодня. Она то и дело просыпалась от мутного сумбурного сновидения, мучительно пыталась снова заснуть. Было ещё темно. Ноги были ватными, не хотелось ни о чём думать. К тому же, она давно уже не выходила за пределы храмового двора. А ей предстояло пройти до пристани через весь город. Встреча с шумным городом её пугала. Прошло несколько лет со дня её последнего путешествия. Она поблагодарила себя за то, что собралась с вечера. Досифея расщепила зубами кончик палочки корешка дерева арак, старательно почистила ею зубы. Надеясь быстрей прийти в себя, она вылила на себя целый кувшин прохладной воды. Когда она подошла к воротам храма, там её уже ждал сын, такой же сонный. Это было видно даже в предрассветных сумерках при свете луны. Им предстояло дойти до порта и сесть на корабль. Квинтус Корнелий Досифей (это его полное имя, попросту Квинтус) взял мать за руку, чтобы её поддержать. Да и самому так стало спокойнее. Не каждый день отправляешься в дальнее плавание на большом корабле. Молча плестись быстро наскучило, но разговаривать не хотелось.
Понемногу стало светлеть. Начинался новый день.
Музыканты
Они услышали бой барабанов и трубные звуки.
– Сегодня какой-то праздник? – спросила через силу Досифея.
– День Владычицы Дендеры, по-моему, – ответил Квинтус.
– Похоже на то, – сказала Досифея, пытаясь взбодрить себя разговором, – в какой ещё день мы услышим музыку с самого утра? – Она подняла глаза, чтобы не «клевать носом» и заметила, что над восточным горизонтом появилась яркая звезда Сириус. – Смотри, Сопдет вернулась, – сказала она.
– Как у неё так получается? То красным цветом сияет, то белым? – с неожиданным благоговением сказал Квинтус.
– На то она и богиня, она всё может, – улыбнулась Досифея, – не знала, что ты интересуешься звёздами, – прибавила она.
Квинтус ответил загадочной улыбкой. Ему очень хотелось рассказать Досифее о своём сне. Он не знал с чего начать. Впрочем, музыка стала настолько громкой, что Досифея всё равно бы его не услышала.
Ещё Великий Бог Солнца Ра не показал на предрассветном небе свои пальцы-лучи, а к площади уже стекались сонные горожане. Кто-то шёл поглазеть на столь ранний концерт, а кто-то останавливался на площади ненадолго и шёл дальше по делам – надо было купить на берегу у рыбаков лучшие дары моря к праздничному вечернему столу. Досифея остановилась.
– Давай немного посмотрим, – предложила она.
– Почему бы и нет, – не без удовольствия ответил Квинтус.
Народу было совсем немного. Посреди каменной площади были расстелены большие зелёные ковры с золотыми лилиями и синим контуром. Досифея никогда раньше таких не видела. На них расположились музыканты. Тут музыка резко оборвалась. Досифея невольно вздрогнула и оторвала взгляд от манящего яркими красками ковра. В возникшей тишине по краям ковровой «сцены» встали двое мужчин с бамбуковыми палочками в руках и стали медленно отстукивать чёткий ритм. В такт с ними вступил большой барабан с мягкой колотушкой на изогнутой палке. Барабанщик улыбался так, будто ему нипочём столь раннее выступление. Зрители стали хлопать в ладоши, поддерживая ритм, в предвкушении чего-то диковинного. Засвистела медная флейта и музыка немного ускорилась.
На сцене появился акробат в белой набедренной повязке. Он поднял руки вверх, будто призывая небо в помощь. К нему вышел второй акробат и стал рядом. Он также поднял руки и лицо к небу. Барабан и флейта, а за ними и хлопки в ладоши смолкли. Громче застучали бамбуковые палочки. Акробаты развернулись и поклонились друг другу.
К ударным палочкам присоединился барабан в форме кубка с натянутым на него пергаментом. Зажав его между коленями, сидя на ковре, отбивала ритм костяшками пальцев женщина. Она была одета в тонкую голубую тунику.
В какой-то момент Досифее почудился сверлящий взгляд в спину. Утренняя прохлада, наверное, давала о себе знать. Досифея резко обернулась. В быстро густеющей толпе она перехватила этот взгляд. Прямо на неё смотрел человек в сером плаще с капюшоном. Они встретились взглядами словно столкнулись двумя мирами. По спине Досифеи змеёй прополз липкий холодок. Человек натянул капюшон почти до подбородка и исчез.
Первый акробат согнул свою ладонь ступенькой. Второй, опершись рукой на его плечо, поставил ногу на эту ладонь и взмыл вверх. Стоя на плечах у первого, он хлопнул в ладоши у себя над головой. Зрители, казалось, перестали дышать. Откуда ни возьмись, появились с двух сторон ещё двое акробатов поменьше ростом. Барабанщица стала сильнее отбивать быструю дробь. Досифее на миг показалось, что все акробаты были на одно лицо. Будто двоилось в глазах. Она встряхнула головой и растёрла лицо ладонями, по привычке слегка надавив на глаза. От переписи книг, которой она занималась всю свою жизнь, у неё часто уставали глаза. Это был привычный для неё жест.
Между тем, два акробата, опёршись на широко раскинутые руки первого, оказались вверх ногами в воздухе. Одной рукой они держались за запястья первого, а другой – за щиколотки стоявшего у него на плечах второго акробата. Второй поймал руками за одну ногу каждого из них. Получилась фигура, похожая на раскрывшийся веер. Задорно засвиристела флейта, все захлопали, и фигура рассыпалась. Акробаты, перекувыркнувшись в воздухе, соскочили вниз и выстроились в одну линию перед зрителями. Барабаны застучали, перебивая звуки гудящих кларнетов, флет, зазвеневших колокольчиков и всех инструментов сразу. Какофонию взбесившегося оркестра заглушили восторженные вопли и громкие аплодисменты.
Кто-то коснулся плеча Досифеи. Она резко обернулась и увидела одного из знакомых, служащих при храме.
– Скоро уже пойдём, – тихо сказал он, – мне приказано вас проводить на корабль.
– Можем ещё немного побыть здесь? – спросил Квинтус.
– Да. Но недолго. И давайте я вас обоих за руки возьму. Народу прибывает, как бы нам не потеряться.
«Какая мягкая у него ладонь», – подумала Досифея и украдкой глянула на, вроде как, знакомый профиль. Крупный нос с горбинкой, жёсткие кудрявые волосы и абсолютно белая кожа, не поддающаяся загару, – «Вот так, часто видишь, желаешь при встрече мимоходом доброго дня, а не замечаешь, что рядом такой приветливый и добрый человек. Да и в храме он всегда был тенью. Чистоту наводил, что-то приносил и молча уходил. Я думала, он немой. А сейчас… С ним сразу спокойнее стало. Вовремя он появился. Не ценим мы то, что видим каждый день», – мысли побежали сами собой. Она постаралась отогнать их от себя. И тут она поняла, что не может вспомнить. Нет, она просто не знает его имени. – Как тебя зовут? – как можно тише спросила она. От непонятно откуда взявшегося стыда загорелись щёки и уши.
– Шэхзэд, – пригнувшись к самому уху сказал он.
– Ты персидский принц? – удивилась Досифея.
– Я перс, а вы понимаете персидский язык?
– Многие греки знают персидский.
– А я с детства в храме, не знаю и не помню своих родителей. Может, и принц, – уже со смешливой ноткой сказал он.
На ковёр, под тот же барабан, вышли две девушки. Они были совсем юные, с едва выступающими грудями. У обеих были длинные чёрные густые волосы и смуглая гладкая кожа. Повыше локтей блестели браслеты, обвившие тонкие руки, в виде змей, являющих собой символ мудрости, власти и знания. Бёдра девушек опоясывали медные разъёмные обручи, к которым были прикреплены треугольные вставки, прикрывающие лобок. Блестящие треугольники, инкрустированные цветными камнями, изгибались в тонкие дуги, уходящие через промежность назад, до самого копчика. «Надо же, я думала, что такие повязки бывают только из кожи или из ткани», – подумала Досифея. Она попыталась представить себе эти обручи не на девушках, а так, перед собой, – «Если перевернуть, то получится диадема», – она с трудом подавила смех. И тут она поняла, что окончательно проснулась.
