Я подумал и послал мысле-импульс с просьбой-приказом «хочу быть быстрее и прочнее».

В ответ что-то внутри меня хмыкнуло и стало просто подавать мне образы-ощущения. Первое, что оно попросило, это больше есть и спать. Попросило не словами, а ощущениями. Мелькнули чувства голода и насыщения и активной деятельности с последующим сном. А потом в виде странных образов посыпались картинки мышц с чувством сокращения этих мышц и расслабления. Все вместе это складывалось в некую форму физической активности. Тело мне своим странным языком передавало идею о том, что для этого процесса мне надо тренироваться. Напрягать и расслаблять механически все группы мышц, чтобы сформировать образцы движения, которые надо усиливать. Например, если я собираюсь долго бегать, то операционная система тела укрепит именно этот алгоритм работы. Я буду, конечно, и выше прыгать, но упор будет именно на беговую выносливость. Если я решу вернуться в гимнастику или пойти в цирк, то акцент будет на сложно-координационных шаблонах движения. И так далее.

Ну, это понятно. Жизнь последнее время старается по мне врезать посильнее, так что надо учиться давать сдачи. Я послал мысле-импульс «поединок», «бой», «сражение». Тело ответило чем-то вроде «принято-понятно». Теперь от меня требовалось только хорошо питаться и тренировать нагрузки и движения, которые нужны при поединке. Ну, попробую.

А, да, чуть не забыл! «Срочно лечи руку!» На этом надо сейчас сделать акцент. «Уже» пришёл эмоциональный хмык, по-другому не скажешь. Что ж, ради такого апгрейда и обосраться не страшно. Настроение улучшилось.

Поскольку беспокоить руку не стоило, я стал просто разминать ноги и связки. Делал махи. Сначала обычные гимнастические с вытянутым носочком, но потом понял, что это не совсем то, и стал вспоминать, чему меня учили кик-боксёры Лёха и Серёга. При задействованном Восприятии получалось очень неплохо. Я решил на всякий случай тренироваться в обоих режимах — с использованием Восприятия и без.

Два часа спустя я был весь в поту, но весьма бодр и совсем не уставший. От тела пришёл сигнал, что надо поесть. Я направился к дому. Просто перекусывать не хотелось, хотелось горячего.

Крапива сидела неподвижно в своём кресле. Я, стараясь не шуметь, взял большой котелок и пошёл за водой. Ополоснулся, набрал воды и поднялся наверх, где обнаружил, что наше уединение нарушено. Вот тебе и глушь, блин.

Человек, который прямо сейчас общался с Крапивой, мне не понравился. Криминальное прошлое или даже настоящее данный персонаж не то что не скрывал, а даже выпячивал. Татуировки на пальцах, поза — я сталкивался и работал с людьми, отбывшими наказание в местах лишения свободы. Какую-то печать это на них оставляло. Кто-то пытался это скрыть, кто-то нет, но если присматриваться, то можно было заметить что-то общее. Но вот у нашего гостя, судя по глазам и позе, всё это в наличии: опыт пребывания в местах лишения свободы, общение со своеобразным высокомерием и не изначально осторожность.

Худой, высокий мужчина стоял напротив Крапивы и гадко ухмыляясь что-то ей рассказывал. В глаза бросилась его чрезмерная сутулость, что-то со спиной у него точно не то. Я ещё не слышал, что он вещал, но по напряжённой позе девушки понял, что ничего хорошего или интересного он ей не сообщил. Крапива стояла позади своего кресла, опёршись на его спинку руками и как бы отгородившись им от собеседника. Мужчина заметил меня сразу же, как я появился, но вида не подал.

Я подошёл ближе.

— Добрый день! Какими судьбами в нашем захолустье? — вежливо поздоровался я, подойдя ближе. Возможно, всё не так уж плохо, посмотрим, как гость себя проявит.

— Добрый. Да вот, решил зайти на огонёк, вернее, на дымок. Людей у нас тут немного. Ко всем новичкам интерес есть. А тут смотрю, кто-то в заброшенном доме печь топит. Интересно.

— Да, вот решили отдохнуть несколько дней в глуши. А вы откуда?

— Да вот тоже с товарищами решили отдохнуть в глуши. Не так далеко отсюда остановились. Я как раз сеньориту приглашал вечером к нам в гости прийти познакомиться с соседями.

— Сеньорита, как я понимаю, отказалась? — пристально глядя на собеседника, поинтересовался я.

— Ну, кто их знает, этих женщин, говорят «нет», а в голове «да». Немного настойчивости и это всегда «да», — глядя на Крапиву расфилософствовался наш гость. Настолько мерзкий посыл был в его словах, тоне голоса и выражении лица, что захотелось свернуть ему шею.

— Вали отсюда к своим друзьям, и там друг другу «да» говорите, сколько хотите. Уверен, и «сеньорита» среди твоих друзей найдётся — прекратил расшаркивания я.

— А ты не очень много о себе возомнил, сосед? Ты чего такой грубый?

Сутулый не сдвинулся с места, выжидательно глядя на меня. Проверяет. Продолжает вопросы задавать. Ну, так и я не блефую. Я даже однорукий из него отбивную сделаю.

Я сделал шаг навстречу к ухмыляющемуся мужику. Тот мгновенно просчитал ситуацию, осознал, что я его ушатаю за пять секунд, сделал большой шаг назад и глумливо защищаясь поднял руки.

— Ухожу, ухожу, — мерзкая ухмылка не покидала его лица.

Я продолжил идти на него. Сутулый скосил глаза куда-то в сторону, но потом снова посмотрел на меня. Сделал ещё два быстрых шага назад, сделал вид, что снимает несуществующую шляпу, шутовски поклонился, перевёл взгляд на молчаливую Крапиву и произнёс:

— Адьёс, сеньорита!

После чего развернулся и быстрым шагом удалился. Я направил Восприятие туда, куда косил глаза наш незваный гость, но ничего и никого не обнаружил. Всё-таки десять-пятнадцать метров — это не очень много. Но и ладно. Так глаза косить он мог, только если был не один. Если второй скрывался, значит, с самого начала они ждали подвоха или опасались чего-то. Или что-то задумали.

Домик в лесу тут же потерял своё очарование. Не получилось никакого одиночества. Надо срочно валить отсюда. Хоть просто уезжать куда глаза глядят. Нам бы дней пять-шесть, чтобы Крапива разобралась от и до со своей памятью, а потом мы что-нибудь вместе придумаем. Как же не вовремя этот перец подвалил… Сколько их тут? Двое, трое? Я задумался.

— А ты не слишком грубо с ним обошёлся? — прервала мои размышления девушка.

— Это не имеет никакого значения.

— Почему?

— Он знает, какое впечатление производит. Он говорит то, что говорит, и ведёт себя так, так как ведёт, так как чувствует безнаказанность. Он не видит ничего плохого в своём поведении. Он прозрачно намекает на секс или изнасилование. Он не боится меня. Боится один на один, но в принципе не боится. Он хочет тебя изнасиловать, и моё присутствие его не смущает. Я могу как угодно вести себя с этим человеком, могу угрожать, могу быть вежливым — он всё равно будет делать, что считает нужным. Он видел достаточно, чтобы сделать выводы. Мы здесь одни, оружия нет. Ты теперь для него объект охоты, я — барьер. Даже не барьер, а забор. Так какая разница, что на заборе написано: мат или стихи Пушкина. Чтобы я ни сказал, это просто слова. Вежливость или угрозы — не имеет значения, он уже что-то решил. Такого можно остановить только силой или реальной, а не словесной угрозой. И что самое противное, угрозы он во мне не увидел. А мы в глуши… — я пока говорил, сам понял, что из этого следует. — Чёрт, надо собираться! Он вернётся, и не один.

— Всё так серьёзно? Почему ты так уверен в своих выводах?

— на сто процентов я не уверен. Просто предполагаю худшее. Я с разными людьми работал. Кто-то что-то рассказал, что-то своими глазами видел. Преступник — он только в наших глазах преступник, а в своих глазах он охотник, Робин Гуд, воин, мститель, но только не преступник. Я считаю, что безопаснее предположить худший вариант. Приглянулась ты этому персонажу. А тебе он что говорил?

— Да, ничего такого. Я как раз тут закончила вспоминать очередной эпизод, как смотрю, он метрах в десяти уже стоит. Незаметно вышел откуда-то. «А как зовут? А что здесь делаете? А такая красивая сеньорита и одна?» И так далее. Издевательски вежливый. Неприятный. Очень неприятный.