— Прикольно. В общем, воля твоя сильнее внешнего воздействия. Моего во всяком случае.

— Это радует.

— Ну, а ты? Что-то раскопала в глубинах своего разума?

— Ничего такого, что хочу с тобой обсудить.

— Но хоть что-то скажи. Интересно же.

Крапива немного задумалась.

— Ты знаешь, я могу сказать так: у меня появились подозрения, что ты не совсем неправ. И я буду продолжать дальше работать над своей памятью. Твои методы дают результат. Но пока это всё ещё не очень точно. Сейчас мне действительно нечего тебе сказать. Как столкнусь с чем-то, что стоит проверить, тогда спрошу. А пока у меня немного другой вопрос.

— Какой?

— Что мы будем есть и когда?

— Гречку с тушёнкой, а насчёт, когда — надо разобраться с печкой. Я сейчас этим займусь. Ну, у тебя ещё есть ежевика. Если не хочешь, то я помогу с ней разобраться! — я протянул руку к котелку.

— Э! Нет! Это моё! — девушка отдёрнула от меня руку с котелком и впервые за долгое время улыбнулась.

Я просто улыбнулся в ответ и пошёл смотреть, что там с печкой.

С печкой всё было непонятно. Во-первых, она была забита старой золой, во-вторых, там было две камеры для горения, а зачем и почему — непонятно, в-третьих, нужны были дрова.

Я выгреб из неё весь мусор. Тут пригодился совок на длинной ручке, им было удобно чистить печь от золы. Потом походил по окрестностям с топором и наломал сухостоя. Топор не пригодился. Как и мачете при встрече с медведями. Но я, блин, по лесу хожу. Имею право ходить с топором. Йа, типа, лесник… Притащил несколько стволов к дому и там уже либо ломал, либо рубил это всё на полуметровые куски.

Итак, печь чистая, дрова есть, надо поджигать. О предназначении нижней камеры догадался, когда увидел, что она отделена от верхней решёткой. Получается, вниз через решётку сыпется зола, а вверх идёт воздух, который способствует горению. Прикольно. Напихал дров и бумаги, плеснул жидкости для розжига, поджёг спичкой. Загорелось. Горело всё как-то неохотно, и дым почти весь шёл в дом. Блин, такая печь нахрен не нужна. Можно запросто угореть. Но не должно же быть так… Может, что-то упустил. Стал рассматривать печь с разных сторон и увидел то, на что не обращал внимания. В трубе на высоте чуть выше человеческого роста была сделана горизонтальная заслонка, которая выдвигалась. Сейчас она была задвинута, полностью перекрывая движение воздуха и дыма по трубе. Я выдвинул её наполовину, пламя тут же загудело ровнее, а дым пошёл в трубу. Я мысленно пожал себе руку и поздравил с достижением звания «оператор печи обыкновенной».

Как готовить? Тут всё оказалось тоже не очень сложно. На верхней поверхности печи была вделана металлическая плита, очевидно для нагревания на ней посуды. В эту плиту были вмонтированы кольца, которые можно было убрать, и тогда появлялось отверстие внутрь камеры горения. Чем больше колец уберёшь, тем шире отверстие. То есть можно греть, поставив котелок на плиту, а можно поставив на огонь. Отлично. С этим разобрались.

В итоге я всё-таки приготовил гречневую кашу с тушёнкой. Хорошо, соль не забыл взять.

Пока каша готовилась, я сбегал с другими котелками за водой к ручью и заодно весь ополоснулся. Больше животные мне не попадались. Вернулся наверх к дому свежий и голодный. Всё это время Крапива сидела на раскладном кресле. Она его поставила спиной ко мне, поэтому я не мог увидеть, сидела она с закрытыми глазами или с открытыми. Проверить, вспоминает она или просто отдыхает, я не мог.

— Крапива, пошли есть! Всё готово! — позвал я девушку, стараясь не кричать громко.

Девушка не изменила своей позы даже на сантиметр. Не услышать меня она не могла. Я осторожно, задействовав Восприятие, подошёл ближе. Сидит с закрытыми глазами.

Так. Отвлекать её, если она что-то вспоминает, — последнее дело. Я сел на траву перед девушкой и стал ждать, одновременно наблюдая за её лицом. Сейчас она свела брови к переносице, будто хмурилась. То и дело на её теле напрягались мышцы. На руках, на шее, иногда все сразу, и тогда это было похоже на судорогу. Иногда она мотала головой из стороны в сторону, будто хотела убрать лицо от чего-то. Отлично! Судя по тому, что я наблюдаю, работа идёт в правильном направлении.

В редкие моменты, когда девушка не хмурилась, её лицо становилось спокойным, и тогда я просто любовался ею. Всё проходило более-менее спокойно, но вдруг она прижала ладони к глазам и застонала. Потом стон перешёл чуть ли не в скуление. Девушка страдала. К сожалению, я никак не мог ей помочь. Будить её я считал неправильным. Сейчас она страдает, но при этом она избавляется от того воздействия, которому подверглась. Прекратить это сейчас — значит оставить её марионеткой внушений доктора Ри и компании.

Крапива упёрлась локтями в колени, всё также держа ладони прижатыми к глазам, и застыла в этой позе. Она всё ещё немного подвывала от боли, но уже не так сильно. Хотелось резать на куски тех, кто с ней это сделал. На мелкие кровоточащие кусочки. Одна часть меня очень стремилась помочь Крапиве и облегчить её страдания, другая хотела убивать и карать. Я специально отключил Восприятие, чтобы никаким образом не помешать Крапиве делать эту тяжёлую работу по наведению порядка в своей голове.

Наконец девушка убрала руки от головы, посидела молча немного, потом села прямо и открыла глаза. Ух ты! А это с непривычки выглядит страшно. Глаза были залиты кровью. Не просто полопавшиеся капилляры. Две красные слезинки скатились по щекам. Реально в глазах стояла кровь.

Девушка смотрела на меня, но не видела.

— Привет, — я не нашёл более подходящих слов.

Крапива сфокусировала на мне свои жуткие глаза и сказала:

— Привет. Давно тут сидишь?

— Около часа. Как всё приготовил, так и сижу. Пойдём есть?

— Да, надо поесть. А ты чего так на меня смотришь?

— Я видел в доме обломок зеркала, сейчас принесу, всё понятно будет.

Девушка тяжело поднялась из кресла и медленно пошла к дому. Я обогнал её, и, до того, как она зашла внутрь, вынес на крыльцо кусок зеркала в раме.

— Смотри на свету, там внутри темновато.

— Твою мать, — Крапива ограничилась простыми словами, увидев своё отражение, но умудрилась вложить в эту фразу целый букет эмоций.

— Добро пожаловать в клан вампиров. Со мной такая же фигня была. Это быстро проходит. Ну, относительно. Главное, что проходит.

— Это утешает, — было видно, что хотя красные глаза и впечатлили девушку, её мысли были где-то ещё. Неожиданно она повернулась ко мне и пристально посмотрела своими страшными глазами. — Когда ты вёз меня сюда, ты сказал, что убил за последний месяц тринадцать человек, но, когда рассказывал мне свою историю, рассказал только про семерых. Кто были эти остальные шесть?

Вопрос застал меня врасплох.

— Эээ… Не очень хорошие люди, скорее даже очень нехорошие люди… и даже не совсем люди… — начал неуверенно мямлить я, но потом собрался, — я специально не стал тебе этого рассказывать, так как вся моя история и так выглядит очень неправдоподобно, а дальше тем более. Поэтому я считаю, что ты должна сама всё вспомнить. Ну, или начать мне по-настоящему доверять, а это невозможно, если ты не вспомнишь хоть что-то. Давай поедим и заодно поговорим.

Наступили сумерки, а внутри дома было уже совсем темно. Я включил светодиодный светильник, подкинул несколько толстых веток в печку и стал сервировать наш первый совместный ужин с момента пребывания на базе «Удочка». Разложив еду, я поставил на печку котелок с водой под чай.

— Как тебе?

— Вкусно, — Крапива оставалась молчаливой и задумчивой.

— Расскажи, что можешь рассказать, — предложил я.

Крапива молча ела пару минут, потом сама себе хмыкнула и начала говорить.

— Когда ты попросил меня вспомнить недавнее прошлое, мне показалось это бредом. Несмотря на все твои фокусы и способности, я не очень понимала, что ты от меня хочешь. Я прекрасно помню, как жила все эти дни, как ездила в Москву и как провела там время. Как вернулась и как жила все эти дни. Ничего необычного. Ты посеял семена сомнения, когда я сказала «валенки» после слова «сгущёнка», а ты это угадал. Потом в порядке шутки я стала выдумывать историю, будто мы видели магазин с таким названием, и ты купил мне белые валенки с калошами тридцать восьмого размера, хотя у меня тридцать шестой. Я была уверена, что выдумала всё это, но ты опять угадал. Будто телепатия какая-то. Когда ты ушёл за водой, я села и честно попыталась что-то ещё вспомнить, но чем больше пыталась что-то в памяти найти необычное, тем больше мне казалось, что всё это фигня, что ничего важного там нет. И в итоге я начала строить планы, как тебя обмануть, чтобы ты поверил, что я что-то вспомнила и отпустил меня. Ничего не вспоминалось необычного, и я на это забила. Тебя не было, потом это рычание, и тут вдруг ты выходишь с медвежонком и медведицей. Так не бывает! У меня дядя, папин брат, — охотник. Он много раз рассказывал, что медведь самец летом не очень опасен, если на него шуметь, он предпочитает свалить, а самый опасный медведь — это как раз медведица, у которой маленькие медвежата. И тут ты приводишь добродушную медведицу и медвежонка. Уже даже имена им дал. Так не бывает!