– Не спеши, Маугли, – заметив, что я рванул к подсобке, остановил меня босс, – расскажи хоть, как работа идёт.

Я подошёл и стал отчитываться:

– Торцевую стену мы закончили, сейчас ставим леса на фасад, директор разрешил привязываться через окна, чтобы лишних крючьев в стену не вбивать. Ставим быстро. Новенькие работают неплохо, бодрые парни, спортсмены, уже меня в оборот взяли, тренируемся на перерывах. То я их на руках стоять учу, то они меня по лапам бить. После обеда я верхний этаж лесов сам достраивать буду, а внизу штукатур начнёт уже стену выправлять с Лёхой, а скульптор с Серёгой пойдут балясины лепить, там их до хрена по крыше идёт. И настолько развалившиеся, что заменять почти все придётся. За завтра с подготовкой стены закончим и можно будет грунтовать.

– Что-то из красителей надо?

– С этим всё в порядке, а вот известью лучше запастись сразу. Она раз от разу по цвету разная, то белая-белая, то какая-то серая, хотя красители в раствор по рецепту сыпем правильно, а на фасаде заметно будет, если смена тона будет. Так что Камаза два вези смело, чтобы по цвету косяков не было. Песок вроде есть, но на всякий пожарный завези ещё. Хочу подстраховаться, а то он тоже разных оттенков бывает, если по цвету будем не попадать, то придётся подбирать, а это минимум на день геморрой обеспечен.

– Ладно, решим. Всё будет, – Семёныч ничего не записывал, но я был уверен, что всё будет как надо. – Новенькие, говоришь, нормальные?

– Да, носятся, как надо. Когда под дождём заставил на леса лезть, офигели немного, но без соплей восприняли. Лёха уже давно к высоте привык, Серёгу немного потряхивает, но он справится. По щитам я попрыгал, держат хорошо.

– Попрыгал он... А если под тобой сломается?

– Так пусть подо мной и ломается, я-то точно не упаду, а если под кем-то ещё, то это косяк будет.

– Ладно, всё равно осторожней.

– Конечно! – честно соврал я.

– Ладно, иди, а меня ещё директор звал. Что-то обсудить хотел.

Забежав за надой и помыв в подсобке руки, я направился к беседке на детской площадке, месту наших обедов и ужинов на работе. Беседку во дворе жилого дома, стоящего рядом с гостиницей, которую мы реставрировали, наша бригада бессовестно отжала у местных детишек. Ну как отжала... Скорее арендовали, расплатившись несколькими массовыми закупками мороженого и парой мастер- классов по замешиванию раствора. Те пацаны и девчонки, которые в солнечные весенние дни смогли найти время оторваться от гаджетов, с удовольствием надели строительные каски, переместились на наш строительный участок и полчаса внимали нашему человеку-бетономешалке Димону, который объяснял все тонкости замешивания раствора. Димон, почувствовав себя знаменитостью, ничуть не зазнался, а то, что он часто запинался, объяснялось тем, что пришлось растолковывать весь процесс, не используя нецензурную лексику. Димону было сложно, но под конец своего выступления он почти не запинался. Нельзя сказать, что справился на пятёрку, но на четыре с плюсом точно. В общем, беседка у нас была, и на время нашего обеда и ужина никто её не занимал.

В течение пяти минут собралась вся бригада, все шесть человек: Димон – раствор, Лёха и Серёга, восемнадцатилетние парни, выполнявшие важные функции типа «подай», «принеси», «держи тут» и так далее, Саня – штукатур, Женя – скульптор, и я. Все вместе мы отвечали за то, чтобы гостиница поменяла цвет с зелёно- серого, на более приличный кремовый, при этом нам предстояло заделать все трещины и прочие накопившиеся со временем косяки. Ну и, конечно, все эти архитектурные «рюшечки» в виде модульонов и балясин нам предстояло тоже обновить или заменить на новые. Здание мы красили «шубой», цветным раствором. Этим занимался в основном я. Вот и вся бригада, которая отвечала за реставрацию одной из центральных гостиниц нашего города. Семёныч иногда сам выходил на леса, но всё больше решал административные задачи, оставив всю оперативную работу на меня.

Когда мы уже начали есть, подошёл Семёныч и тут же выдал нечто неожиданное:

— Значит так, бездельники, ситуация у нас кардинально меняется. Только что я общался с директором гостиницы. Он говорит, что нашей работой доволен, темпами, качеством и всё такое. Но, говорит, леса сейчас стоят у стены, куда выходят окна люксовых номеров, и, говорит, постояльцы жалуются на непрерывный поток мата в окна. Говорит, что у него окна кабинета тоже на эту же стену выходят, и что даже он свои познания в области «обсценной лексики» обогатил, – последнюю фразу Семёныч презрительно выделил интонацией, а скульптор со штукатуром гордо переглянулись.

– Семёныч, ну а если Маугли опять мне за шиворот шубы плеснёт, я должен ему сказать, что он всего лишь плохой и просто не прав? – задал резонный вопрос Лёха.

– Лёха, всего один раз было! Случайно! – возмутился я, – Что ты всё припоминаешь?!

– Значит так, меня не е... интересует, как вы будете выкручиваться. Нам директор номер выделил в гостинице, помогает как может, палки в колеса не ставит, мы должны постараться не ругаться. Я вот прямо сейчас справляюсь. Тяжело, конечно. Услышу от кого, буду штрафовать. Пятьсот рублей штраф.

– Семёныч, вы с директором плохие. – Первым сориентировался и начал тренировку Саня.

– Вы подонки и гавнюки. – Поддержал его Женя.

– Да, кстати, а что насчёт говна? – задал вопрос Серёга и собрал на себе наши удивлённые взгляды.

– Какого говна? – Выразил общий вопрос Семёныч.

– Ну, если мат нельзя, а «говно» – не мат, то можно же говорить «обоссаный», «обосраный», «съешь говна, обоссаный кусок говна». Такие варианты легальны или тоже нельзя?

Штукатур и скульптор задумчиво переглянулись, потом также задумчиво заулыбались. Семёныч тоже задумался. Было видно, что совсем отказываться от привычных и годами отработанных рабочих формулировок ему самому очень непривычно. Но в итоге решил не идти ни на какие компромиссы.

– Нет. Никакого говна, мочи, спермы и даже соплей! Никакого поноса, анального секса, минета и всего того, к чему вы привыкли... За «обоссать» и «обосрать» тоже по пятьсот рублей! – бескомпромиссно уничтожил Семёныч все наши надежды на искреннее выражение эмоций во время рабочего процесса.

– О чём это вы, мальчики? Егор, ты о чём это сейчас? – мы не заметили, как к нам подошла жена Егора Семёныча, красивая женщина лет сорока.

– Анна Васильевна, Егор Семёнович рассказывает свои планы на ближайшие дни, пытается финансово нас стимулировать следовать его примеру, – как можно более серьёзно ответил я. Кстати, даже не соврал. – Вы его давно знаете. Как думаете, стоит соглашаться?

Семёныч покраснел, а парни попытались сдерживаться, но ничего не получилось, и все заржали. Семёныч несмотря на красное лицо очень спокойным голосом выдал:

– Маугли, ты плохой. Совсем... Вообще, блин, плохой!

Вся бригада уже ржала так громко, что сомневаться в диагнозе «наркоманы» от местных пенсионерок не приходилось. Анна Васильевна улыбалась и выжидающе молчала. Ей в двух словах объяснили, что у нас тут за перемены. Она повеселилась, обозвала нас дураками и выложила на стол еду. Остальные этому очень обрадовались. Когда каждый ел своё, то наедался, но когда всё выкладывали на общий стол, то немного не хватало. Когда это впервые заметил Димон, мы все удивились, но потом настоящая причина в моём лице была локализована, но не улажена. Я продолжал с завидной периодичностью объедать коллег. Поэтому любая добавка шла на ура.

Все погрузились в процесс поглощения пищи, и тут неожиданно Женя-скульптор, видимо, продолжая ранее начатый разговор, сказал непонятное:

– Сань, да стопудово это опять какие-то разборки. Ну, не просто так полковник милиции повесился. Убрали его. Семёныч, что думаешь? У тебя в мэрии знакомые есть, может, знаешь что-нибудь?

– Вы про что сейчас? Кто повесился? – Спросил Семёныч.

– Мент. Полковник. Верёвкин Михаил, вроде, зовут. Сегодня в новостях прочитал. На даче повесился. Вчера нашли, – просветил нас штукатур.