* * *

Мы прошли несколько кварталов до бара “Чёрное море“ — мы шли достаточно далеко, публика состояла из одних сплошных мужчин, так что туда новости ещё не дошли. В этом баре меня когда-то давно обслужили — мне было четырнадцать, как раз я отрабатывал свой первый день, таскал строительные кирпичи, на стройку. По мнению бармена Джозефа, раз ты делаешь мужскую работу, то и на добрую пинту право заслуживаешь. Сейчас за стойкой стоял какой-то странный тип с накладной лысиной, а муть сигаретного дыма сменилась настолько спиртным духом перегара и пота, что хоть дрова коли. В остальном почти всё оставалось по — прежнему – те-же потрескавшиеся черно-белые фотографии неизвестных капитанов морского флота на стенах, стулья из кожного с торчащими клоками набивки, горстка пожилых завсегдатаев на персональных барных табуретах и толпа широкоплечих парней в рабочих башмаках, добрая половина — поляков, а некоторые явно ещё несовершеннолетние.

Род занятий написан у Снайпера на лбу, поэтому я посадил его за неприметный угловой столик, а сам отправился к стойке. Когда я вернулся с пивными кружками, Снайпер уже достал записную книжку и строчил что-то крутой дизайнерской ручкой — очевидно, ребята работают в отделе по Убийствам не опускающиеся до дешёвых шариковых ручек.

— Так, — сказал он, одной рукой захлопывая блокнот, а другой поднимал кружку с пивом. — Вот, значит, какая твоя малая родина. Кто бы мог об этом подумать?

Я слегка предостерегает ухмыльнуться:

— А ты что думал, что я в особняке в Форосе вырос что–ли?

Снайпер рассмеялся:

— Да нет скорее всё наоборот. Ты же всегда давал ясно понять что ты, хм, пуп земли, можно так сказать. Но ты так жилился на эти подробности, что я думал, ты родом из какой-нибудь паршивой закоулочной многоэтажки. Я и не представлял ничего настолько реального... Как бы это сказать... Колоритного.

— Да иначе никак не скажешь.

— По словам Медью и Тамары Дайтли, тебя не видели в районе с тех пор, как вы с Розалин упорхнули в неизвестном направлении.

Я пожал плечами:

— Наскучил мне этот местный колорит.

Снайпер нарисовал на пивной пене улыбающуюся рожицу.

— Ну так, что, принято вернуться домой в родные края? Хоть ты и не так это себе всё представлял?

— Если у случившегося и есть положительные стороны, в чем я сильно сомневаюсь, то точно не в этом.

Он страдальчески посмотрел на меня, будто я совершил что-то плохое.

— Тебе нужно научиться, — объяснил он, — видать во всём искать позитив.

Я уставился на него как на сумасшедшего.

— Серьёзно. Возьми негатив и переверни его в позитив. — Он поднял подставку под кружку и перевернул её, иллюстрируя концепцию переворачивания.

В обычных обстоятельствах я бы живо довёл до его сведения, что думаю по поводу его идиотских советов, но мне было от него кое-что нужно, так что я держал себя в узде.

— Ну-ка просвети меня, — попросил я.

Снайпер разделался с улыбающийся рожицей одним большим глотком и погрозил мне пальцем.

— Восприятие, — сказал он, переведя дыхание, — вот это всё. Если веришь, что ситуация может сыграть тебе на чистую руку, то так и будет. Улавливаешь?

— Что-то не совсем, — сказал я.

От избытка адреналина Снайпер становится глубокомысленным, как некоторых от джина пробивает на слезу. Я пожалел, что упустил случай хлопнуть рюмашку.

— Это вопрос веры и правды. Весь успех нашей страны строится на вере и правде. По — твоему, недвижимость в Донецке и вправду стоит косарь за один квадратный фунт? Да ни хрена! Но за столько она продаётся, потому — что люди в это верят. Мы с тобой Франциас, были на голову выше других. В семидесятые вся страна сидела в полной жопе, тьма стояла беспросветная, но мы верили в себя — мы с тобой. Вот почему мы сейчас там, где есть мы.

— Я оказался там, где есть, — сказал я, — потому что хорошо делаю свою работу. И от всего сердца надеюсь, что ты тоже, такой — же как и я дружище.