— Никакого секса, Ванилька. Пока твоё плечо не заживёт.

— Ууу, Зар. Так нечестно! У меня же не горло болит, чтобы лишать меня мороженого.

И пока я возмущалась, с меня даже халат сняли.

— Нет, Ники. Тебе противопоказаны физические нагрузки. Всё! Стой и не шевелись, а я тебя искупаю.

Замолчала, чтобы гипнотизировать серьёзную моську напротив. Послушно простояла весь сеанс тщательного омовения, но, когда дело дошло до интимной гигиены, напряглась, а щёки от смущения обожгло.

— Я сама, — тихо пробормотала, протягивая руку, чтобы забрать мочалку.

— Думаешь, не справлюсь, — пророкотал Яровой. — Тут, главное, самому не опозориться, кончив в штаны как неопытный подросток.

Непроизвольно посмотрела на его штаны, где мне рукоплескали стоя.

— Думаю, как бы мне, выходя из ванны, не споткнуться о твой сучок правды.

— Я его пригну, а ты ползком.

— А вдруг сорвётся?! Ещё глаз выколю, — якобы переживала, а на самом деле пыталась не рассмеяться, тем более что от мочалки, которой меня намывали в том самом месте, было одновременно щекотно и приятно.

— Не бойся, крепко сожму, не выскользнет поганец, — не сдержавшись первым, мужчина начал смеяться.

— Эх-х, тогда точно… опозоришься, — уверенно доиграла свою партию, чем ещё больше развеселила Захара.

— Господи, Ванилька, как ты это делаешь?

— Ты про смех?

Он кивнул, откидывая мочалку на полку. Я чиста как младенец.

— Мне просто нравится радовать хороших людей.

— А я хороший?

— Кто-то здесь, смотрю, на комплимент напрашивается?

Снова кивнул и потянул к себе мою голую мокрую тушку.

— Конечно, ты хороший, ведь иначе ты бы не согласился стать моим полотенцем.

Намекнула на его намокающую всё сильнее рубашку.

— Ещё могу стать одеялом, пледом и диванной подушкой.

— А личным вибратором?

— Ванилька, готов в любой момент, но не сегодня.

Подхватил меня на руки, предварительно закутав в махровое полотенце, как гусеницу в кокон.

— Ой, Зар, ты такой обломинго. А мне, между прочим, показана психологическая терапия.

— Терапию получишь, но без секса.

Ууу! Жестокий агрессор! Воля как кремень- сказал спать и всё.

Но под равномерное раскачивание мужской груди и стук сердца под моим ухом я отрубилась, к удивлению, быстро и до самого утра.

***

Утро нового дня встретило меня зудом под повязкой на ране и осознанием новой действительности, а точнее, полным хаосом в мыслях и чувствах.

Но прежде, чем начать самокопания, решила позавтракать и найти Лику.

В доме стояла пугающая тишина и пустота, как в фильмах про апокалипсис. Мою Ванилопу тоже нигде не обнаружила, хотя обычно её легко найти, просто идя на звук детского голоса.

В свете вчерашних событий стало как-то не по себе. Где все?

Вспомнила про охрану на воротах и бегом понеслась туда. Они-то точно должны знать, куда исчез людской род.

Пробежала половину придомовой территории, как краем глаза заметила шевеление в районе детской площадки.

Захар.

Мужчина как ни в чём не бывало копался с чем-то.

— Яровой, где Лика? — вместо доброго утра первым выскочил мой страх за ребёнка.

— Ванилька, ты чего такая взволнованная?

— Зар, в доме никого. Я не нашла Лику.

Мужчина отряхнул ладошки и перехватил запястья моих рук, что нервно дёргали полы кардигана.

— Вероника, выдохни. Два дня подряд я лажать не могу. Сегодня всё хорошо. Лику забрал Третьяков, Варвара Петровна уехала в город, у неё сегодня внеочередной выходной. Мы одни.

Одни — это в некотором роде хорошо, но только к чему?

— Яровой, а зачем нам такая уединенность? Неужели решил расчехлить ананасик на полную катушку? — полюбопытствовала моя нескромная натура, а сама между прочим заглянула за мужскую спину. — А это такое?

На большом куске картона лежали несколько деталей от новой детской кроватки, а остальные покоились рядом в упаковке.

— Ванилька, что-то ты сегодня слишком вопросительная, — усмехнулся Захар, но отошёл в сторону, чтобы не мешать мне рассматривать его «конструктор».

— Уединенность нам с тобой требуется, чтобы спокойно поговорить. Ананас останется на положенном ему месте. Ну, а насчёт твоего последнего вопроса, думаю и так всё понятно.

Понятно, но как-то неожиданно и рано.

— У меня ещё срок маленький, Захар. Говорят, это плохая примета.

Не удержавшись, присела перед кроваткой. Провела пальцем по деревянной спинке будущей колыбели, покрашенной в белый цвет.

— Я не верю в приметы, а вот готовиться к приёму нового члена семьи надо заранее.

— А Лика?

— А что с ней?

— Что я ей скажу?

— Мы скажем ей правду о том, что скоро у неё будет брат или сестра.

Его «мы» звучало как обещание.

— Ники, пойдём присядем на качели, — и не дожидаясь пока я решусь, подхватил меня подмышки.

Подтянул вверх и как младенца, учащегося ходить, повёл в нужном направлении.

— Знаешь, Ванилька, меня если честно, сейчас больше волнует не то, что подумает моя дочь, а то, что в ответ на моё предложение выйти замуж меня, мягко говоря, послали.

Тут я встрепенулась и сбросив заботливые руки сама уселась на качели.

— Яровой, так ты нашёл время предложить! Разбуди ты меня посреди ночи и приставь пистолет к лицу, и то было бы лучшим моментом.

— Хорошо. Жди. Сегодня ночью исполню.

Вот смотрю на мужчину и не могу понять… он реально ко мне притащится?!

— И не смотри на меня как на придурка. Вероника, я серьёзно.

Значит, реально.

Вздохнула и прикрыв глаза откинулась на спинку качели, заодно отталкиваясь ногами от земли.

На лицо через едва распускающуюся крону дерева с лёгкостью падали солнечные лучи, согревая меня. Тёплый ветерок приятно дополнял картину наступающего лета. Лепота да и только!

— А что там с твоей бывшей? — решила довести неприятную тему до конца. — Не то, чтобы я жаловалась, но проводить с ней семейные ужины на Рождество и в выходные я однозначно отказываюсь.

— Ничего этого не будет. Лены вообще больше не будет в нашей жизни, Вероника. Максимум в качестве воспоминания как биологической матери Лики.

Прозвучало очень оптимистично, но откуда такая убежденность?

— Чуть больше полгода назад Лена совсем слетела с катушек и разгромила квартиру в приступе бешенства, угрожала Лике и закрыла её в комнате. Тогда мне тоже позвонила рыдающая дочь, но единственный плюс был в моём везении. В тот вечер физически пострадал только я, а бывшую Третьяков определил в замечательный санаторий для душевнобольных. Вот так я остался один на один с ребёнком и работой двадцать четыре на семь. Прилетела моя мать, обучала секретам молодого отца, но два месяца назад неприятности посыпались одна за другой. Родственники Лены, появившиеся хрен знает из какой жопы, начали судебные разборки. Бывшая писала письма тётке в целях программы по реабилитации, а та решила вернуть меня в стадию дойной коровы, как это было почти все годы жизни малышки. Подключили массовые социальные сети, нашли адвоката и давили на жалость в плане разлуки матери с единственным ребёнком. Я же в список добродеев редко попадал.

Яровой замолчал, но я его не торопила, продолжая потихоньку раскачиваться с закрытыми глазами. В принципе, многое и так стало понятным. Загоны Захара о доверии к женщинам, странности в поведении Лики и даже их экономки.

— Не подумай, что я тебя осуждаю или учу жизни, но если бы ты хотя бы в нескольких словах обрисовал картину, то я была бы более осторожна. И тем более не пошла бы с Ликой в лесной домик без твоих рэмбистов.

— Знаю, Ванилька. Эта истина мне открылась ещё позавчера после несчастного случая с тобой.

О! Точно!

— Это дело тоже рук Лены и её приспешников?

— Да. Хотели насолить мне и заодно убрать няню перед итоговым заседанием.

Мужской голос под конец прозвучал совсем безнадёжно. В сердце кольнуло, в животе словно толкнулись и сразу стало щекотно возле пупка, только никак не почесать. Зуд изнутри.