Я бы и сегодня не поехал, но в память о матери, так его любившей, и в честь начала моей новой жизни хотелось разрушить мосты на всех путях отступления.

Меня встретила женщина лет за сорок, представившись помощницей Тихомирова, которая любезно проводила до кабинета.

Делая последний шаг через порог, бесшумно выдохнул.

Отчим сидел в своём огромном кресле за столом, ковыряясь в бумажном завале, но, едва завидев меня, вышел навстречу.

— Здравствуй, сын!

Его обращение резало по ушам и отчаянно щекотало нервы, но в случае с Тихомировыми свои слабости лучше не выказывать.

— Здоровались уже, Игорь Леонидович. Если не против, то, может, сразу перейдём к сути этой встречи, — коротко пожав протянутую ладонь политика, я тут же направился к стульям для посетителей. — У меня мало времени, как в принципе и у вас.

Он криво усмехнулся, возвращаясь в своё кресло.

— Хорошо, Кирилл. Выпить чего-нибудь не желаешь?

— Нет, спасибо.

Мы смотрели друг на друга выжидающе и изучающе, что ещё раз сигнализировало о крайней степени взволнованности политика. Вряд ли то, что он планирует сказать, мне понравится, тем более касательно его дочери никогда не бывает что-то хорошее. Лично для меня.

— Мне нужна помощь с Роксаной, — наконец-то начал Тихомиров, плотно сцепив пальцы в замок поверх всех бумаг. — Твоя помощь.

— Что на этот раз? Наркотики? Мальчики? Беременность? Штрафы и дебоширство? Ничего не упустил?!

Старик тяжело вздыхает и устало потирает глаза, прежде чем продолжить.

— Нет. Ты не понял. Я хочу, чтобы во время моего отъезда ты пожил здесь с ней и заодно попытался донести тот факт, что я ухожу с должности и денег тоже больше не будет. Ну по крайней мере в таком количестве как раньше.

— Хочешь сказать, что собираешься доверить неблагодарному мне свою прелестную дочурку. Это за какие такие прегрешения?

Отчим на мой сарказм не ведётся и также спокойно и убедительно продолжает делиться информацией.

— Да, Кирилл. Хочу доверить. С ней беда. Я рассчитывал на Аренского с его математическим складом ума и твёрдой рукой, но, как тебе известно, меня посетила неудача. Богдана винить не могу, ведь, по сути говоря, он мне ничего не должен.

— А я, выходит, должен? — тут же обозлился я, вспоминая сейчас его прошлые упрёки.

— Нет, Кирилл. Нет. Только у меня больше нет выхода. Ты единственный, кроме меня, кому ещё небезразличны жизнь и благополучие Роксаны.

— Откуда такие мысли? Мы с ней никогда не ладили, как тебе известно.

— Ты сейчас здесь, следовательно, небезразлична.

Сцепил зубы, понимая, что старик настроен решительно и отвертеться удастся только в одном случае — уход по-английски. И, наверное, моё желание отразилось на лице, так как отчим тут же продолжил.

— Кир, я прошу тебя. Несмотря ни на что, она к тебе прислушивается, может, ты сможешь хоть немного повлиять на её поведение.

Ненавижу, когда меня загоняют в рамки обязательств, а особенно тех, от которых у меня волосы дыбом и мурашки по коже. Да только Тихомиров был в отчаянье, чего даже не пытался скрывать.

— Куда ты уезжаешь? — меняю тему, пытаясь выиграть время на раздумья.

— В Германию в клинику. Месяц назад у меня выявили проблемы с сердцем, так что скоро увижусь с Оксаной, но прежде мне бы хотелось устроить жизнь непутёвой дочери.

Имя матери из его уст тут же взрывается осколками памяти как бомба, причиняя тупую боль. Столько лет прошло, а боль потери никак не отступает.

— Настолько плохо? — вздыхаю, пытаясь справиться с паникой внутри меня.

— Обещают поставить на ноги. Возможно, операция, поэтому меня может не быть несколько месяцев.

— Уговор шёл на один.

— Кир, один- два …это не такая большая разница, — увёртывается Игорь Леонидович, отворачиваясь от моего прямого взгляда. — Когда одной ногой в могиле.

Мы уже давно с ним не близкие люди, чтобы меня одолевали муки совести на его смертном одре, но отчим и Рокс — это вся моя семья. Больше ничего нет.

— Хорошо, Игорь Леонидович, но ваша капризная принцесса не будет довольна такой расстановкой сил и мной в качестве её няньки, — сдаюсь я, проклиная свою мягкость.

— Ну на данный момент ей не придётся выбирать, так как не из чего. Или ты, или поездка к дальней родственнице в деревню, а больше Роксане ничего не светит.

Новость о том, что несносное дитя уже в курсе о моей роли в её жизни на ближайшие пару месяцев, порадовала мою душу. Не придется самому ставить свой череп под удар её шпильки, рассказывая это несветлое будущее. Теперь и звонок сестры был более понятен. Роксана аккуратно зондирует почву. Большинство, включая моего отца, думают, что сестрёнка полная дура, но я-то в курсе её двойной игры и способности хамелеона.

Рокс хотела, надавив на жалость по отношению к ней без пяти минут разведёнки, заручиться моей поддержкой, чтобы я её прикрыл перед папочкой, но, получив мой прямой отказ, сразу напомнила о том, какой стервой может быть. Теперь, прежде чем дать согласие на её опеку, я буду должен три раза подумать — хочу ли припомнить наше прошлое?!

— Понятно, Игорь Леонидович. За Роксаной пригляжу, но её перевоспитанием заниматься не стану. У меня, боюсь, нервов не хватит на заскоки вашей дочери.

— Не прибедняйся, Кирилл, — хитро прищурившись, отчим расслабленно откинулся на спинку кресла.

Ещё бы скинул на меня свою головную боль, теперь можно и выдохнуть.

— И не пытался. Моё согласие — это дань уважения моей матери, что вас так любила, и не больше.

На секунду лицо политика пересекает отметина печали, заостряя морщины на лбу и вокруг рта, но всё быстро исчезает. Контролировать эмоции Тихомиров всегда умел.

— Не больше?! — подозрительно переспрашивает он.

Уверенно киваю.

Тогда отчим вытягивает из вороха бумаг, в которых копался перед моим приходом, тонкую папочку и кидает мне через стол. Папка приземляется аккурат у края столешницы, но фотографии, что в ней лежали, вылетают и красиво расстилаются несимметричным веером у моих туфлей.

Мне хватает короткого взгляда, чтобы понять содержимое фоток и тот факт, что он всё знает!

Странно, что при этом я всё ещё цел и даже невредим.

— Это, я так понимаю, средства убеждения в случае моего сопротивления? — тыкая носком обуви в первую попавшуюся фотку. — А мне на минуту показалось, что вы изменились, Игорь Леонидович.

— Не показалось, Кирилл, но старые привычки сложно искоренять, — с каким-то философским выражением лица пояснили мне. — И именно поэтому, узнав об этом, я тогда ничего не стал предпринимать.

— На то были свои причины, — всё-таки решил внести немного ясности.

— Верю, но обсуждать их не хочу.

Категоричный ответ отчима тут же прекратил неожиданное желание исповедаться в своём грехе. Если не хочет он, то я и подавно.

— Когда планируется мой переезд? — собравшись, вернулся к прежней теме беседы.

— Завтра, — тоже, как ни в чём не бывало, спокойно ответил Тихомиров. — Подробности, ключи и прочее, а также помощь в сложных ситуациях всё через мою помощницу. Она остаётся тут. С вами.

Нет, отчима только могила исправит. Своего человека для контроля и получения ежедневного отчёта он оставляет при мне.

— Ясно, — выражая все свои мысли в одном слове.

— Тогда не буду задерживать, сынок! У тебя много дел до завтрашнего переезда.

Аудиенция завершена, остаётся только откланяться.

Роксана

Мужчины!!!

Они думают, что вращают планету! Ну если только частично, но и то силой своего неуёмного снобизма, а некоторые и мании величия. В реальности же ими правит их член, который и вращает мужиков куда тому надо, и плюс жажда денег. За второй пункт не осуждаю, так как и сама люблю пластиковые карты без лимита и звук шуршащих купюр.

Я хорошо помню то время, когда жила с матерью и не знала, будет ли сегодня хоть какая-то нормальная еда, поэтому смеюсь над теми, кто заявляет, что не в деньгах счастье. Ха! Да они просто без них не жили. Не жили в нищете, где твой дом — это какой-то сарай на окраине города, не просили милостыню в переходе, чтобы не сдохнуть от голода в свои шесть лет. Мне ещё повезло, когда одна сердобольная тётка предложила мне подработку — мытьё полов в магазинчике за небольшую оплату, а бонусом шли продукты с истёкшим сроком годности. Так что с семи лет я относительно регулярно питалась, одевалась не в вещи с мусорки, а в купленные на китайке тряпки, и даже содержала свою далёкую от нашего мира мать.