Бежать!

Секунды липкого и тягучего страха, а потом я вижу его и улыбающуюся мордашку Леськи, что «радует» меня возвращением в отцовский дом.

Страх сменился раздражением и тошнотой. Снова стены персонального каземата, но мне грех жаловаться… клетка-то золоченная. И уж лучше там с укором во взгляде Агнессы и нравоучительными лекциями сводного брата, чем голодная и бездомная на мусорной свалке.

Выдохнула, расслабляя напряжённые мышцы, плавно стекая по спинке сиденья. Глаза закрылись сами собой, а размеренное покачивание машины утягивало в так необходимый мне сон.

Во сне было хорошо — мягко, тепло, очень удобно, а ещё запах парфюма и кожи.

Кир. Этот факт как-то выбивался из общего русла прекрасного, так как в моей кровати его точно быть не может. А может …

Додумать не успела. Сон разорвался от прохладного ветра и хлопанья дверей.

Приоткрыла глаза, и вместо привычных пастельных тонов моего постельного белья вижу плечо, обтянутое тёмно-синей футболкой, чёрную окантовку горловины с сильной шеей, куда и уткнулся мой нос.

— Кир?! — удивлённо шепчу я, но из-за пересохшего горла голос получился как у столетней старушенции.

— Я. Спи дальше. Домой приехали. Я тебя отнесу.

Коротко и сухо ответил Сабуров, как-то легко перекидывая моё тело на своих руках, что для хлюпика Кирюши как минимум невозможно.

И вот уже прощаясь с Олесей и Василиском, мы движемся домой. Кирилл молча несёт меня, а я притворяюсь спящей, так как не узнаю этого человека.

Ведь так не бывает! Ну, чтобы в ночь из истерички эгоиста вдруг вылупился самодостаточный мужчина, и кажется, ему ещё немного осталось до звания альтруиста.

— Завтра, а точнее, уже сегодня днём поговорим, — вклиниваясь в мои рассуждения, Кир заносит моё почти спящее тельце в спальню.

Рано ему альтруиста!

— Это обязательно? Очередной разговор? — перестаю притворяться кабачком и открываю глаза.

Сабуров удивительно аккуратно перекладывает меня на постель, но не уходит. Упираясь ладонями по обе стороны от моей головы, смотрит на меня в упор.

Ух, эти противные голубые глазюки, что свели с ума всех девчонок в моём окружении.

«— Ах, Рокси, какой у тебя потрясающий брат! Такой обворожительный и галантный!

— Ой, а как он мне сегодня ручку целовал! Кажется, я вся разом вспыхнула и до сих пор горю!

— Да что ручку! Вчера мы встретились в парадной, я в него случайно врезалась. Он меня к груди прижал и так томно на ушко выдохнул: «Привет, зая!». Девочки, у меня аж в трусах мокро стало!»

Я им всем в своё время нашла достойный ответ, а потом вообще прекратила общение. Сдалась мне такая мифическая дружба, которая была ради интереса насчёт перепиха с моим сводным братом.

— Роксан, не знаю, о чём именно ты сейчас думаешь, но если будешь вот так морщить лоб, то уже к сорока будут глубокие морщины.

Закатила глаза, выказывая тем самым моё отношение к его наставлению. Я не боюсь старости. В жизни есть вещи и пострашнее.

— А насчёт разговора… — и я снова хмурюсь. — То что-то мне подсказывает, что на самом деле он будет не очередным, а вообще первым.

Эти его загадки полушёпотом, да ещё когда он навис надо мной в каких-то двадцати сантиметрах, заставляют меня нервничать больше обычного. Остро чувствую его запах и тепло большого тела, а глаза, что выискивают у меня на лице ответы на известные только ему вопросы, гипнотизируют, от чего дышать становится всё сложнее.

Болото. Я однажды провалилась, едва спаслась. И сейчас словно в нём, только я абсолютно не сопротивляюсь.

Жалкая дурочка!

— Спокойной ночи, Пума, — неожиданно шепчет Сабуров и, резко вставая, резво покидает мою спальню.

Шумно вздыхаю и тихонько стону.

Меня переполняют эмоции и жажда, но думаю, вода мне не поможет. Это другое. Плотское. Порочное.

Да что же такое со мной творится?! Ведь, вроде бы, выучила этот урок на «отлично», неужели снова?! В старые сети?!

Кирилл

Позорно сбежал из спальни Тихомировой, так как едва не нарушил данное самому себе обещание — не прикасаться к девушке.

По крайней мере пока мы не разберёмся, что между нами творится. А там явно такой сложно намешанный коктейль, что с одного глотка не распознать ингредиенты.

Лёг спать как честный граждан, но тёмные глаза с поволокой, пухлые губы и каскад шелковистых тёмных волос окружили меня как наяву. Наваждение, да и только!

Член каменный, нервы вдребезги, а мне будто снова семнадцать, когда секс и желания тела становятся приоритетными.

Злюсь и отборно матерюсь, пока тащусь в душ. Ледяной. И можно было бы добавить кубики льда для стопроцентного эффекта.

А то воспоминания доверчиво прижатого ко мне женского тела похлеще любого афродизиак и Камасутры. Там в машине, пока Рокс спала, меня посетило практически открытие года.

Нобелевскую мне, конечно, никто не даст, но жизнь всё равно стала масштабнее.

Я всегда думал, что сводная сестра должна как минимум на меня молиться, так как я её единственный рыцарь спасения. Да только те времена прошли… ведь, приглядевшись, понимаю, что уже давно никого не спасаю. Так, барахтаюсь и, вроде бы, живу, но всё замерло.

Я как чудо криогенной техники застыл в одной поре, просто начиная забывать, чего хотел, к чему стремился. У меня вполне удобная жизнь… не бедная, весёлая …

И такая бессмысленная … что одна лишь головная боль, упорно меня терзающая, остаётся реальной.

Пытаюсь спать, а перед глазами картинки прошлого.

Роксана совсем девочка, которую, прежде чем показать отцу, команда его помощников почти три часа приводила в порядок. В итоге красивая девочка с большими глазами и нелепым каре по самые уши, что при виде родного отца нахмурилась и сжалась в комок. А едва Тихомиров занёс руку над её головой, оскалилась и прошипела.

— Только посмей, сука, меня тронуть! — заставляя вздрогнуть великого политика всем телом.

Маленький зверёк, который не знал любви и ласки. Тогда я этого не понимал и просил отчима избавить нашу семью от грязного недоразумения в лице этой беспризорницы.

Это была наша первая с ним ссора. Первая, но не последняя … и все с одной составляющей. Рокс.

— Эгоистичная ты тварь, Сабуров! — выдохнул сам себе диагноз. — Ничем не лучше того мажора, который прилюдно тискал Роксану, да и многих других, что прошли чередой через её жизнь, включая нас с отцом.

И если отца можно поблагодарить хотя бы за сам факт признания девчонки своим ребёнком и вложения в неё определённых финансов, то мне похвастаться особо нечем.

Разборки с местной полицией, а потом часовые скандалы с виновницей — такое себе оправдание, а уж разврат в отношении сводной сестры — вообще ни в какие ворота.

Не помню, на какой из трагичных нот меня сморило, но проснулся, кажется, через пару минут от настойчивого звонка мобильного.

— Да, — сонно хриплю в трубку.

Номер абонента не определён, так что сюрпризы начинаются с раннего утра.

— Привет, Сирил! Дрыхнешь, несчастный?

От давно позабытого голоса с врождённой хрипотцой даже сонливость улетучилась на раз.

— Лео?! Твою ж… сколько лет… блин, ты как всегда оригинал: в семь утра бодрым голосом и приветом из студенческого прошлого.

Он так знакомо ухмыляется, а я неожиданно понимаю, что скучал по другу.

— Ну, это у почти безработных в семь утра голос дохлой собаки, а у парней, что заставляют планету вращаться, уже через полчаса совещание по видеосвязи.

Леонардо Лабарр де Бомарше по матушке и Третьяков Лев Николаевич по батюшке — человек двух стран, миров и паспортов, на что все закрывают глаза, так как о его родителях говорили только вскользь и то шёпотом.

— Чего затих? Уснул что ли?

Очередная подначка Лео выдернула меня из далёких и весёлых воспоминаний.

— Неа. Вспоминал твою фамилию и морду, но уверен, что ты уже не так хорош, как в юности. Наверное, жена, лавочка детей и фамильный животик попортили твой хвалёный фейс.