Литмир - Электронная Библиотека

Я не очень поняла его странное сравнение своей персоны с неким земным существом, наверное, реально глупым, как и странное устроение их земной жизни, которым они отчего-то не тяготились, если только чуть-чуть печалились иногда. А в целом-то, очень любили свой явно неполноценный мир. Впрочем, как и мы свою отнюдь не идеальную Паралею. Недоразвитые существа в определении Тон-Ата. Между жителями Паралеи и землянами Тон-Ат не видел существенной разницы.

— Если я решу родить себе ребёночка, мне придётся искать себе того, кто уж точно пойдёт со мной в Храм Надмирного Света. Мне пора об этом думать. Я давно вышла из юной поры. Что ты думаешь по этому поводу?

— Как же я могу осуждать тебя за столь понятные устремления?

— Ты не расстроишься, если моим мужем будет кто-то другой?

— Расстроюсь, конечно. Но пока что, как я понимаю, подобное расстройство мне не грозит?

— «Пока что» не означает, что надолго. У тебя всего два выбора на том подносе, что каждое утро терпеливая Судьба оставляет у твоего порога. Или ты пойдёшь со мною в Храм Надмирного Света, или тебе придётся забыть обо мне.

— Твоя речь красива и поэтична, — похвалил он, но я заметила по особой тени в глубине его прозрачных и бесподобных глаз, что уклон беседы ему не нравится. Что в Храм Надмирного Света он со мною не собирается. И я сникла.

Магическая несвобода любви

Вильт уже без объяснений уходил в здание у стены, где и работала его невеста, и они уже вместе удалялись в лесные дебри. Она дежурила по ночам, а утром была свободна и ожидала его. Уже потом я узнала, что в том секторе леса, прилегающем к стене, на берегу небольшого озера построен для отдыха бюрократической публики павильон из ажурного дерева и цветного стекла. И поскольку сторож был приятелем Вильта, а столь ранней порой никто там не отдыхал, этот павильон оказывался в полном их распоряжении, где девушка опрометчиво одаривала Вильта тем, что стоило бы приберечь до ритуала в Храме Надмирного Света. Удивительно, как назидательно я думала о других, а не о себе, будто я уже и вычеркнута из числа тех, кому уготована семейная доля. Конечно, и по лесу они таскались в поисках уединённых мест, когда павильон служил тем, для кого и был устроен, а Вильт успевал и искупаться. Этот расклад настолько устраивал почти все стороны ситуативно сложившегося и весьма странного квартета, что никто ничего не обсуждал.

«Почти» это я. Меня-то как раз сеансы «насыщенного секса» в машине, застревающей в самой дальней от выезда нише в стене, не устраивали. И всё сильнее с каждым разом. Тогда как Рудольф не мог нарадоваться, когда обнаружил это укромное местечко, отгороженное к тому же цветущим декоративным кустарником от площади. Ниша представляла собой значительное углубление в стене, где скрывалась одна из не используемых дверей, запечатанная как резервная, наверное. Там мы и любили утренними часами и даже дремали иногда. Он устроился отлично, заполучив для себя такой вот павильон любви на колёсах, хотя и пребывающий в неподвижности у запечатанной двери, никуда потому и не ведущей, а вот я…

Зачастую я прибывала в столицу уже в разгаре дня. И мои ситуативные профессиональные коллеги уж точно за моей спиной обсуждали, что я стала заметно неряшливей, чем в те дни, когда возникла впервые. То причёска кое-какая, будто я вскочила спросонья и забыла причесаться, то платье мятое, то застёжка поломана, то пуговицы болтаются на нитке, если не оборваны. Обуздать Рудольфа при том, что вряд ли это было возможным, мне и не хотелось. Мне нравилась его неудержимая страстность, его изобретательство в ласках и любовных приёмах, и это в столь неудобных, заданных им же, условиях. Потеря витринного вида моих платьев меня уже не печалила. А снимать я их не могла. В машине ни раздеться, ни одеться потом, не получится. Только туфли и можно было снять. Да ещё чулки он умудрялся с меня стаскивать, поскольку любил ласкать мои обнажённые ноги…

Прибыв на место, я требовала приготовления для себя тёплой ванны, ибо успела пропылиться, утомиться и пропотеть в дороге. А уж потом в необходимой безупречности своего облика я и смогу заняться изысканной клиентурой. Хозяйка избранного мною салона принимала и эти условия, всё списывая на моё врождённое аристократическое чудачество. Как правило, все те, кто и обладали дорогими салонами одежды, обитали в тех же самых зданиях, устраивая там в меру удобное жильё. И мне дозволялось нежиться в хозяйской ванной комнате, иначе после «сеансов насыщенного секса» мне требовалось бы возвращаться в «Мечту» для придания себе необходимой телесной чистоты, а тогда уж я не успевала бы никуда. И обо всех этих выставках-продажах пришлось бы забыть.

Понятно, что никто ничего не высказывал, и не смел, но взгляды объясняли всё помимо слов. Деликатно мне давали понять, что я стала необязательной и порой без причины раздражительной, но я принимала позу высокомерного отбрасывания намёков и укоров. Исходя из прежнего столичного опыта, я уже знала, стоит признать свою вину, как тут же оседлают и заставят компенсировать любую оплошность снижением цен. Однажды, — по неосторожности так случилось или от еле удерживаемого раздражения хозяйки салона, скупавшей оптом мои изделия, — она сказала своей служащей, забыв плотно закрыть дверь в ванную комнату, где я и приводила себя в надлежащий вид после якобы «мучительной дороги», непереносимой для моего изнеженного организма.

— Могу представить, на каких свалках она бывает ночами, аристократка отверженная и вдова при живом муже. Платье вечно мятое, причёска кое-как держится, под глазами синяки. А глаза как у гулящей кошки светятся безумием. Явно сдвинутая женщина, хотя и завидно талантливая. У меня профессиональное и тончайшее обоняние, и я чую, как от неё разит как от женщины, побывавшей в обладании здорового самца! Откуда там дорожная усталость? Сидит в комфортной машине, на мягком сидении, отдыхает. А вот от прелюбодеяний, моя милая, если мужчины неутомимые к тому же, она и выглядит утомлённой. Повидала я таковых… откуда силы и на творчество, и на ублажение кобелей берёт? Хрупкая, болезная, а красота, похоже, дана самим Чёрным Владыкой, если ей износу нет!

— Я была бы счастлива, найти себе такого человека, чтобы сходить от него с ума в этом смысле, — ответила приближённая своей злоязычной хозяйке, — Если женщину любят, её красота лишь удваивается.

— Слышала я от одной своей знакомой из этого «Лучшего города континента», что дом «Мечту» ей подарил пользователь её тела. Дорогое же тело у этой особы! А старый психиатр её изгнал, ибо она его истерзала своими изменами.

— Чего и ждал, раз старый, — заметила более добродушная служительница. После этого я перестала поддерживать деловые отношения со сплетницей и без всякого объяснения перешла к её конкурентке. Та стелилась передо мной, как не всякая родная мать перед дочерью. Она даже завтраки мне готовила, ожидая встречи, и собственноручно делала мне причёску, если я разрешала. Короче, за мной закрепилась репутация вздорной и самовлюблённой, всех презирающей, но очень одарённой и фантастически работоспособной особы. Так что не воспользоваться таким сокровищем, благодаря которой можно жить и не напрягаться, многим пришлось по вкусу, — ходи себе да витрины украшай, да покупательниц, не считающих денег, ожидай. Госпожа из «Мечты» всё придумает, воплотит в текстиль, и привезёт. Я была настолько нарасхват, что из-за меня владелицы столичных салонов элитной одежды ссорились меж собой и караулили на всех выставках, чтобы заполучить себе мои разработки.

Пришлось открыть ещё один цех, — благо помещений в «Мечте» хватало. Инар Цульф очень быстро закупил всё нужное оборудование и уже сам нанял штат мастериц из числа жительниц города. В «Лучшем городе континента» жило, помимо учёного сословия и охраняющих их военных, много обыкновенных рабочих семей. Предприятие набирало обороты уже без всякого моего особого участия. Я превратилась, по сути, в бездельницу, утратив вкус и к личному творчеству. Рабочий алгоритм был налажен, прежние заготовки и наработки шли в дело, а я…

121
{"b":"834850","o":1}