Именно угадываемое безразличие Рудольфа к ней как таковой, но в связке с проявляемой вдруг и сильной чувственностью, а также несомненная властность его поведения, и были причиной того, что Иви, чувствительная девушка, знающая себе цену и впервые столкнувшаяся с подобным отношением, старалась его избегать. Она хранила своё девичье целомудрие для будущего мужа, но не поверхность своего тела от вольных прикосновений тех, кому и позволяла это. Из-а личной прихоти, из-за мимолётной симпатии, из-за врождённого озорства или влияния довольно распущенной студенческой среды, но никогда из-за расчёта.

Она наблюдала, слышала от знакомых, как тот или иной влиятельный дядя из «Зеркального Лабиринта» мог сделать и существенный подарок девушке, пришедшей к нему поздней порой в комнату для отдыха, где высокоумные деятели отдыхали от своих дум и восполняли умственные затраты позитивными переживаниями лёгкого свойства. Но юная лаборантка, дочь достойных родителей, родившаяся вовсе не в простой семье, позволяла себе вольности лишь с одним и самым милым парнем из своей дружеской компании. А именно, неопытные поцелуи в губы и в грудь, ласку красивых ног или разрешение полюбоваться своей красотой во время купания в озере. В остальном она стойко соблюдала наставления суровой матери и традиции рода заодно.

И вдруг случилось то ли чудо, то ли несчастье, — предложение со стороны статного и статусного дяди совершить совместный ритуал в Храме Надмирного Света. При том, что домик в столичном пригороде уже приобретён им для избранницы, каковой он назначил Иви. Домик и не домик вовсе, а дом из таковых, что придётся по вкусу столь изысканной девушке, воспитанной в традициях своего достойного рода.

Мама Лата, не проявив заметной и, казалось бы, ожидаемой радости за дочь, сказала лишь, — Для тебя это выход. Боги наградили тебя редкой красотой, но не дали ума. Или правильнее сказать, обвесили тебя в этом смысле настолько, что ума у тебя всё равно, что и нет. А это всегда может обернуться для привлекательной и слабоумной девушки трагическими событиями при столкновении с неудержимыми самцами. Так что бери, что подсунули, раз уж других и подходящих нет». И при горестном размышлении добавила, что даже уйди дядя в туман странствий в ближайшем будущем, домик-то останется. Как и жетон законной жены, выданный жрецом Надмирного Отца.

— Себе, что ли, его хочешь? — спросила дочь, зная про отношение матери к тому, кто и озвучил такое вот странное пожелание, и безжалостная, как и многие из девушек в юном возрасте.

— Хочу-не хочу это не те установки, которыми я руководствуюсь в жизни, — ответила Лата. — Роскошный дом с окружающим садом не подарят лишь за то, что пощупают тебя за ляжку. Это тебе не пирожные из столичного «Дома для сладкоежек.

Соглашусь, думала Иви. И пусть потом уходит. Чем быстрее, тем лучше. Мать всё равно не отвяжется. Отца же нет в живых. А пока что красивому дяде можно и позволить приласкать себя на безлюдной лестнице, ведущей в его рабочие апартаменты. Главное, не соглашаться туда входить, чтобы избежать серьёзных последствий до прохождения ритуала в Храме Надмирного Света.

Когда Ар-Сен попросил её отвезти срочные документы по указанному адресу в столице, поскольку курьер заболел, она послушно, не переча начальству, вышла на площадь, прилегающую к зданиям «Зеркального Лабиринта». Там ожидал её Рудольф, кому Ар-Сен и навязал захватить с собой Иви. Раз уж ему по дороге. Рудольф открыл перед ней заднюю дверцу потрясающей машины, не скрывая недовольства тем, что ему навязали попутчицу. И это оскорбило её настолько, что в машине она, сидя на заднем сидении, не проронила ни слова. И на его замечание по поводу приятной совместной поездки тоже не отозвалась. Он на переднем сидении управлял машиной, а она глазела на окружающие природные красоты, укрепляясь в своей неприязни к нему. Так вжавшись в сидение, она и не чаяла, когда окажется в столице, от него подальше.

После этой поездки уже в «Зеркальном Лабиринте», в одном из обширных и общих коридоров, он прошёл мимо как посторонний. Хотя она опять же учуяла, — не узнал искренне, в упор не заметил! Скользнул отсутствующим взглядом, как по горшку с декоративным и аляповатым растением, угнездившимся в одной из ниш. Она как раз рядом оказалась, с горшком этим. Она решила, что он слегка сдвинутый головой. А может, и серьёзно где-то и как-то повредился, если не придурок от рождения. Этим несчастным свойством можно было объяснить его скользящий как по пустоте взгляд, когда он внезапно перестал её узнавать. Случай в коридоре «Зеркального Лабиринта» не стал единственным. Во вторую поездку с ним в столицу, опять же навязанную начальником Ар-Сеном, подойдя к его машине, она натолкнулась на такой же пристальный взгляд прозрачных глаз, лишённый даже намёка на особое чувство к ней. Он как бы недоумённо вопрошал: «Ты кто? И почему я должен везти тебя куда-то»? Ей стало настолько стыдно, обидно, настолько не хотелось уже садиться к нему в машину, что она сделала попытку направиться в другую сторону, чтобы подождать общественную машину.

А этот сдвинутый мутант ещё и рыкнул, — Не танцуй на моих ногах!

— Разве я танцовщица? — нелепая фраза была произнесена от непомерного изумления, что тот, кто набился в женихи, не проявил никакого чувства к собственной невесте! — Сам же встал на дороге! Пустите!

— Прыгай в машину! — и даже подтолкнул её туда, как будто она неуклюжая старуха, не способная справиться без чужой помощи. Но ведь и Ар-Сен отличался заметными странностями, и вполне мог ни о чём не предупредить Руда-Ольфа, а всего лишь заметил его на площади, глянув в окно, и послал Иви, чтобы поторопилась с выполнением поручения.

— Ты, действительно, похожа на танцовщицу, — сказал он ей.

Иви обиженно отозвалась, — Спасибо, что особой девой не назвали.

— Я хотел лишь выразить своё восхищение, — но произнесено было как-то равнодушно, без тени восхищения. — Ты очень стройная.

— Вы тоже ничего себе, но я же не обозвала вас… например, мутантом… — с каким тайным злорадством она обозвала его!

— Почему мутантом? Я разве урод? — спросил он без всякой обиды.

Она хотела бы сказать: «Ты хуже урода. Они хоть душевностью бывают наделены», — но, конечно, не могла этого.

— Говорю же, ничего себе…

— Ничего это пустое место, отсутствие.

— Так ты и ведёшь себя так, будто отсутствуешь! — она поперхнулась, испугавшись, что перешла на близкую форму общения.

— Ничего. Я ещё дам тебе почувствовать своё присутствие, — ответил он. — Не торопи события, детка.

— Кажется, уж выросла, раз в невестах хожу, — продолжала дерзить Иви.

— Вот именно, что тебе это только кажется. Как и мне показалось, что ты взрослая. Но ты пока что не совсем разумная, детка.

— Не смейте меня так называть!

— Не любишь ласковых обозначений? — спросил он невозмутимо.

— Это не ласка, а издевательство. Я способна воспринимать нюансы речи, поскольку не страдаю умственными поломками, не в пример некоторым…

— Кто ж это, некоторые?

Она не ответила. И он замолчал. Так и молчали всю дорогу.

Всё это настолько опечалило Иви, и даже вероятный домик не примирял с участью стать сексуальной забавой чокнутого человека. О чём она прямо заявила матери, уже подсуетившейся с заказом по изготовлению зелёного и дорогущего платья для дочери.

В третью поездку с ним по заданию того же Ар-Сена, Иви села в его машину с тем видом, с каким садятся в общественный транспорт. Без всяких эмоций вообще. К её удивлению, к машине подошёл один из самых приближённых сотрудников Ар-Сена. Ан-Тон. Она забилась в угол сидения, смутившись, что Ан-Тон тоже поедет в столицу. На тот момент к сердцу Иви уже подкрадывалось будущее и болезненное чувство влюблённости в Ан-Тона, но ещё не вступившее в свою острую фазу. Он улыбнулся ей своей прекрасной улыбкой и словно бы осветил всё пространство вокруг, и без того светлое в силу разгорающегося ясного дня, помахал ей рукой в знак приветствия. Передал Руду-Ольфу красиво упакованный шуршащий свёрток.