— А в чём тогда? — спросила я.

— Не знаю. В том, чтобы крышу сносило. Как ещё обозначить? Вроде как встречаешь человека, а у него — ни кожи, ни рожи, но он настолько твой, что аж мурашки по коже.

— Мурашки?.. — переспросила я.

— Ну да. Мурашки, — Вика посмотрела на меня сквозь сигаретный дым. — У тебя бывало такое? Я не про секс сейчас. А просто — когда находишься рядом с кем-то, а пол уходит из-под ног. Чёрт… — она горько усмехнулась. — Наверное, я последняя такая дура, начитавшаяся книжек.

— Нет, не последняя, — зачем-то призналась я. — А как у тебя было?

— Ну, как… — Вика глубоко затянулась и закатила глаза, очевидно, вспоминая подробности. — Познакомились с парнем в интернете. Знаешь, всякие стихи и всё такое. А он ничего из себя не представляет. Ну, обычный. Невысокий. Пухленький. В очках, с бородкой. Бизнес строительный делает. По фотографии — ну, обнять и плакать, ей-богу. А есть в нём что-то. Есть. Он сразу сказал — женат, от жены не уйдёт. Но я-то зачем-то проверить захотела. Встретились…

— А дальше?.. — с какой-то надеждой спросила я.

— Дальше — только хуже, — ответила Вика. — Я на него посмотрела вживую… Надеялась разочароваться. А чего, правда, очаровываться? Не миллиардер и не Ален Делон. Но он как посмотрит… Как скажет что-то… Господи… — она закрыла глаза, будто их пронзила страшная боль. — Лучше бы я сразу его послала. Кому сказать — позора не оберёшься. А я влипла.

— И вы теперь… встречаетесь?..

— Да какой там… Нет, я себе такого не прощу. У него жена, сын. Я не хочу быть стервой и разлучницей. Нет. Ни за что. Поцеловались один раз и хватит. Но забыть я его всё равно не могу.

— Он тебе пишет?

— Нет, — сказала Вика и вздохнула. — Он меня понял и услышал. Сразу обрубил все контакты. Как говорится, умерла — так умерла. Но я постоянно его вспоминаю. Уже кажется, что не его вспоминаю, а совсем кого-то другого. Но остановиться не могу.

К собственному же удивлению, я понимала её. Понимала всё до последнего слова. Понимала, наконец, что не схожу с ума. А если и схожу, то совсем не единственная.

Вот так встретить единожды человека, дотронуться до него, ощутить вкус его губ и проститься, сознательно проститься, чтобы не видеть больше и не слышать — собственноручно выдуманное наказание, которое имеет реальные последствия, когда буквально ломает от чувства, что так неправильно, так ненужно, ненужно никому. Но раз за разом, час за часом неуклонно тянет в бесконечность того самого, что гонишь от себя прочь.

У меня зазвонил телефон, и я отошла от Вики, чтобы ответить.

Я ответила, не глядя:

— Алло?..

— Лиз?..

— Тони?..

— Привет.

Повисла пауза. Долгая и страшная, как те четыре недели, которые отрывали последнее воспоминание об этом голосе с новым всплеском реальности, где я меньше всего готовилась к тому, чтобы услышать новое «Привет».

— Лиз, прости, что звоню… — сказал Тони, мелко вибрируя на каждом слоге. Его образ словно распался на куски и собрался сызнова — нервный, угловатый, с играющими на лице желваками, который я слышала каждой клеточкой кожи и боялась упустить мельчайшую деталь. — Я помню, ты просила не звонить. Но, понимаешь, маме сегодня сорок дней. И я подумал…

— О чём? — спросила я, ликуя и ненавидя Тони за его дерзость, что всё-таки нарушил данное мне обещание.

— О том, что она в последней ссоре тоже сказала «не звони мне». И я никогда не позвонил, понимаешь, Лиз? Она сказала, и я не позвонил. Но, может, она всё-таки ждала, что я позвоню? Я не знаю этого, никогда не узнаю. Но я даже не сделал попытку. Не подумал, не преодолел свою гордость и обиду. Она выпалила, что я ей не сын. Но вдруг она сказала так тоже от обиды? И вдруг она ответила бы мне, понимаешь? Ответила. А я никогда этого не узнаю, потому что даже не думал, что её так скоро не станет. И сейчас я звоню тебе…

— Зачем?.. — задала я вопрос, от которого всё сжалось в груди. — Зачем, Тони?..

— Затем, что я хочу знать наверняка, правда ли ты хочешь больше не слышать меня.

Я убрала телефон от уха, чтобы не слышать его дрожащего голоса, не слышать мольбы о правде, которую я не вправе ему озвучить.

Тони умолял, требовал закрыть портал между нами или же дать ему хоть какой-то шанс. Но ни то, ни другое не могло быть целиком желанным, поскольку каждому из вариантов противопоставлялись тысячи разных «но».

Я рада была его слышать, но…

Я хотела его слышать, да, хотела, но…

Он позвонил, несмотря на обещание не звонить, но…

Я расслышала канонаду восторженных голосов из комнаты, где оставались Габи, стриптизёр и кучка девчонок, не обременённых душевными терзаниями. Глянула на Вику, которая, докурив, подмигнула мне и вышла из кухни. Я осталась один на один со своим решением.

— Тони, — сказала я, — а где Катя?

— Уехала к её маме с Гришей. Я не поехал. Не захотел давиться улыбкой, когда всё не так радужно, как хотелось бы.

— Стало быть, ты один?..

— Один.

— Приедешь ко мне?

— Приеду. Когда?

Я осмотрела себя с ног до головы и приняла единственно возможное решение:

— Я буду дома через полчаса. Встретишь меня у подъезда?

— Встречу, — с готовностью ответил Тони.

Улица, куда я выскочила, тяжело дыша от волнения, показалась мне нарисованной мелом картиной — неживой, статичной, мутной. Ещё в лифте я чувствовала лёгкое опьянение и головокружение после выпитого шампанского, но теперь голова у меня кружилась совсем по другой причине.

Хмель на морозе выветрился, а мысли зазвенели стеклянными бусинами, беспорядочно катавшимися в сознании и ударявшимися друг о друга. Я никак не могла вызвать такси, потому что все машины оказались заняты. А когда мне это всё-таки удалось, никак не могла дождаться, нервничала, топтала заснеженный асфальт и, наверное, впервые в жизни жалела, что не курю.

Наконец, такси приехало. Я бросилась в тепло салона, назвала адрес и всю дорогу смотрела в окно, но ничего не видела, потому что страх перед встречей и вместе с тем вырастающее по экспоненте желание увидеться как можно скорее сделали меня инертной ко всему остальному.

Машина остановилась. Я отдала водителю плату. Он искал сдачу.

Я не думала о том, оставить ли ему на чай, — деньги меня не беспокоили, несмотря на повышенный новогодний тариф. Я просто открыла дверь и ступила на снег, не взяв протянутых купюр.

Снежный наст скрипнул под подошвой сапога, моментально став гладким и скользким. А может, просто ноги мои ослабли и не держали, как следует. Потребовалось приложить усилие, чтобы с достоинством покинуть салон и пройти несколько шагов вперёд, не петляя и не спотыкаясь.

Тони уже ждал меня. Как всегда, курил, но резко бросил сигарету, когда заметил, что я приближаюсь.

Он пошёл навстречу. Невзирая на холод, его пальто было расстёгнуто, и Тони не надел шапку, отчего волосы его трепало в снежном вихре.

— Лиз… — выдохнул он морозно-табачный пар.

— Здравствуй, Тони, — ответила я.

И через секунду меня сдавило сильными, крепкими объятиями, где прозвучало намного больше слов и объяснений всему случившемуся и неслучившемуся.

Мы поднялись в мою квартиру.

После побега Макса я старалась реже находиться тут одна, но и не стремилась приглашать гостей. Не одиночество пугало меня. Меня едва ли можно испугать одиночеством. Пугали воспоминания, связанные с этим местом.

И лишь сейчас, войдя в двери квартиры, ещё недавно страшившей остаточным присутствием бывшего жильца, я впервые поняла, что Макса больше нет в моей жизни. Нет совсем, навсегда, нисколько, совершенно без остатка. Он исчез, испарился, растаял, будто и не было его со мной.

Я даже удивилась, что всё ещё помню его имя. Однако звучало оно инородно: с таким же успехом я могла назвать любое другое — Федор, Михаил, Василий — и каждое было бы простым набором звуков, лишённых смысла. Имя «Максим» встало в один ряд с ними и потеряло всякую значимость. Я и не заметила, когда это случилось. Возможно, не сегодня, не сейчас, а ещё раньше, но времени осознать это не находилось.