Машина ехала как-то слишком, по Ленкиному мнению, долго. Девочка уже задумалась, не решили ли избавиться от обоих детей, но оставила эту мысль – слишком искренней выглядела тётя для того, чтобы хладнокровно предать доверившихся ей детей. «Ну, или я совсем в людях не разбираюсь», – подумала девочка.

– Ты больше не ходишь, – вздохнул Берт. – Как же в школе будет?

– Как-нибудь справимся в школе, – улыбнулась ему Ленка, точно зная, что в школе будет больно.

Больно писать, больно кушать, а не кушать нельзя… Потому что будет ещё больнее. А уж о туалете думать не хотелось совсем. Что переживают каждый день её пациенты, доктор Лена знала отлично. Она тяжело вздохнула. Вздох ребенка отметила и Александра, решив поговорить с дочкой дома.

– Мама, а куда мы едем? – удивился Берт, совершенно не узнавая местность вокруг.

– Мы переехали, сыночек, – улыбнулась ему Александра. – Совсем переехали, чтобы школа была для доченьки удобной, и чтобы…

– Забыть прошлое и начать с чистого листа, – закончила за неё девочка, кивнув. – Это правильно, меньше стресса – дольше жизнь.

Александра задумалась над словами семилетнего ребенка, а вот доктор Лена оценивала свою способность передвигаться самостоятельно. Получалось грустно. Тип чем-то напоминал васкулярный15, да ещё и порок ей оперировать просто побоялись, решив скомпенсировать медикаментозно, что, в свою очередь, значило – каждый день может быть последним. То есть – контроль, контроль и ещё раз контроль. И режим, разумеется… Особенно учитывая медикаменты16.

– Вот здесь мы теперь и живём, – произнесла Александра, когда санитарный транспорт остановился у небольшого двухэтажного дома, расположенного на углу двух улиц, прямо рядом с автобусной остановкой.

– Здорово! – обрадовалась доктор Лена, оценивая удобство расположения, а Александра доставала и раскладывала коляску девочки, чтобы бережно пересадить её под внимательным взглядом Берта.

– В доме для тебя есть подъёмник, – проговорила женщина, погладив девочку по голове, что неожиданно оказалось очень приятно. – Ну и в туалете… тоже.

– Ура! – заулыбалась будто получившая подарок Ленка. В общем-то, так оно и было, это был бесценный подарок для таких, какой теперь была и она, – делать что-то самой, ибо абсолютная беспомощность буквально уничтожала, загоняя в депрессию. А в её нынешнем положении депрессия это смерть.

В доме действительно всё оказалось устроено так, чтобы было удобно, поэтому не ожидавшая такого Ленка, приучавшая себя к имени Викки, просто обняла Александру, показавшую себя не чопорной англичанкой, а человеком. Берт удивился такому проявлению чувств, но сестре он доверял, потому решил, что все правильно. Внимательно изучив место, где будет спать, доктор Ленка улыбнулась. Видя улыбку сестры, заулыбался и Берт, искренне надеясь на то, что всё плохое закончилось.

– И кровати наши рядом, – прокомментировал он. – Если тебе ночью плохо будет, то я успею.

– А часто мне плохо ночью? – поинтересовалась доктор, ибо эта информация была бесценной.

– Почти каждую ночь, – вздохнул Берт. – Поэтому я с тобой спал, чтобы тебе не было так страшно.

– А родители? – спросила заинтересованная девочка, но брат только махнул рукой, дав еще толику информации.

Вот затем настала пора обеда, и готовившей себя к этому процессу Ленке вдруг захотелось заплакать, но девочка сдержалась, напомнив себе, что плакать нельзя. Насадок на столовые приборы здесь точно не было, а дети очень не любят, когда больно. Доктор Лена сейчас стала ребёнком, очень хорошо осознавая это, потому старательно готовила себя к тому, что сейчас будет боль. Тело готовиться не хотело, оно в принципе боли не хотело, поэтому было готово разреветься. Но стоило ей только всхлипнуть, как Берт явно привычно отобрал ложку.

– Ну что ты, не плачь, – очень ласково произнёс мальчик, погладив Ленку по руке. – Сейчас братик покормит.

– Берт? – удивилась Александра, понимая, что сын привык кормить дочку, а это значило, что она даже поесть сама не могла. – Как давно ты кормишь Викки?

– Год скоро будет, мама, – спокойно отозвался мальчик, набирая в ложку суп для сестрёнки. – Вы с папой при этом делали вид, что нас нет, как будто переставали видеть. Давай, открывай ротик, – ласково произнес он, отчего всхлипнула уже Александра.

– Значит, почти год Викки не может даже поесть… – прошептала женщина, вспоминая всё то, что ей сказал доктор.

Александре захотелось просто заплакать от осознания того, через что проходил ребёнок. Спрашивать о том, что было в школе, женщина просто побоялась. Побоялась услышать то, что полностью уничтожит её мир. А Ленка спокойно ела, вполне доверяя брату, имевшему уже довольно большой опыт в кормлении сестрёнки. Это наводило на нехорошие мысли уже доктора Ленку, потому что кормить ребёнка с сердечной недостаточностью не так просто, как могло бы показаться, а у Берта был виден опыт.

***

Александра задумалась, снова пытаясь понять, кто их заставлял так относиться к ребёнку, а Ленка объясняла Берту, как ей помочь. Тип, навскидку, был ближе к васкулярному, но или новый какой-то, или же, смесь, что в последнее время в практике доктора Лены встречалось всё чаще. Вот только девочку беспокоили два вопроса: не сошла ли она с ума и, если нет, что происходит? Память Виктории сохранилась фрагментарно, что подтверждало тезис о смерти ребёнка, поэтому многого Ленка из неё не выудила.

– Самое опасное – это депрессия, – вздохнув, продолжила рассказ Ленка. – Она меня может убить, потому нельзя разрешать мне плакать.

– Хорошо, сестрёнка, – улыбнулся Берт. – Не разрешу тебе плакать!

– И нужно вовремя питаться, даже если вдруг не хочу, – вспомнила доктор капризы некоторых пациентов.

– Хорошо, – кивнул мальчик, обнимая сестру.

– Пойдём, может быть, погуляем? – предложила контролирующая дыхание девочка. На дворе стоял восемьдесят седьмой год, потому о компактном концентраторе можно было только мечтать еще года три. Или пять.

– Ура, пошли! – обрадовался мальчик, которому нравилось быть с сестрёнкой, всё равно где и как. – Хорошо, что ты живая… – прошептал он.

– Хорошо, что ты живой. Без тебя было бы плохо, – Ленка очень хорошо осознавала этот простой факт.

Ничуть не смущавшийся Берт помогал ей во всём – даже с туалетом. Какой была жизнь ребёнка до появления Ленки – даже представить страшно.

Режим Ленка установила привычный – полный прогулок, своевременного правильного питания и вот того, от чего поначалу плакали все дети – гимнастика. Дети плакали от страха, потом уже понимая, что это не больно, однако доктор Лена осознавала теперь, насколько страшно, когда «сейчас будет больно», начав лучше понимать своих пациентов. Редкие болезни многообразны, но Ленка считала, что ей ещё повезло, потому что «болячка» могла быть намного веселей, из новых, например, когда и сослаться-то не на что. А синдром известен полвека, не в такой форме, но уже есть на что ссылаться, потому и жить можно спокойнее. Вот только питание… Есть самостоятельно она не могла. Точнее могла, но, попытавшись взять ложку в руки, доктор Ленка почувствовала, насколько это больно, едва не потеряв сознание. Теперь она понимала, почему у детей начиналась истерика при виде ложки…