— Если тебе интересно, в отличии от тебя, я тебе никогда не изменял.

— Я тебе тоже, — ответила я, — ты бросил меня и сказал, что больше я ничего тебе не должна. Не понравилось видео?

— Кать, иди домой, я сам привезу тебе Герду.

— Я подожду ее на улице, — я шмыгнула носом, — нельзя доверять тому, что ты говоришь.

— Как хочешь…

Алекс толкнул меня плечом и пошел сторону в спальни. Я смотрела на его отдаляющуюся спину и обижено глотала слезы. Жаль, что он так и не нашел слов, чтобы что-нибудь мне сказать. Я медленно побрела к выходу.

— Стой…

Я обернулась. Алекс шел навстречу, в руках он держал синий блокнот с золотым с замком, в моих вещах его не было.

— Он мне не нужен, выброси, — презрительно сказала я.

— Это не твой, — почти шепотом сказал Алекс, — прочитай…

— Что это?

— Просто прочитай его, — Алекс выглядел печальным, — и не надо ждать Герду, поезжай домой.

Я взяла в руки блокнот, ключ находился в замке, я попыталась сразу же открыть его, но Алекс накрыл мою ладонь и не дал его сделать.

— Только не здесь…

— Хорошо, — я сделала вид, что мне не интересно, хотя меня просто распирало от любопытства.

— Там не все… Не знаю, в каком настроении ты будешь в следующий раз, поэтому, думаю, лучше сказать сейчас…

Алекс взял долгую, томительную паузу.

— Я люблю тебя…

Я закрыла глаза и облегченно выдохнула, из груди вырвался еле слышный всхлип. Я чувствовала, словно с меня сняли тяжеленные оковы, которые плотно меня сжимали я не давали свободно дышать уже больше месяца. Я открыла глаза и посмотрела на Алекса. Он был очень взволнован и смущен, я видела, как сильно Огнарев волнуется, у него подрагивал подбородок, он проникновенно вглядывался в мое лицо и ждал, что я ему что-нибудь отвечу. Но я лишь слегла наклонилась вперед, коснулась лбом его груди и отпрянула назад.

Я протянула ему синий блокнот.

— Если там написано что-то плохое, я не буду это читать, — тихо сказала я, — я ничего не хочу знать, это не важно…

— Это важно, — ответил Алекс.

Я встала на носочки и обняла его за шею, прижимаясь к нему всем телом. Как же было здорово вдыхать запах родной кожи и чувствовать его тепло.

— Просто скажи, с Гердой действительно все в порядке, ты никому ее не отдал?

— Ну конечно же нет! Она же мой ребенок! — Алекс обхватил меня за плечи и сердце снова заныло, но на это раз боль была приятной.

Огнарев не дал мне насладиться моментом, он почти сразу расцепил руки и отошел от меня. У меня вырвался непроизвольный жалостный звук сожаления.

— Прочитай дневник, и если все еще захочешь обнять меня, я буду здесь.

— Хорошо, — сказала я шепотом и попятилась к двери.

— Подожди, — Алекс взял на полке связку ключей и вложил их в мою руку, — Я потерял свои ключи, пришлось менять замок.

На душе становилось все теплей, мне хотелось улыбнуться, но Огнарев был так печален, что это было не уместно. Я сжала его ладонь, все еще лечащую на моей руке, и нехотя распахнула дверь.

Я вышла из здания и меня вновь охватила тревога. Я ничего не хотела знать, что бы не было написано в синем блокноте, это ничего не изменит. Если Алекс любит меня, больше ничего не имеет значения. Я чувствовала, что готова закрыть глаза на все его отвратительные поступки, я могла смириться со всем, кроме его равнодушия. Я не хотела ничего читать, я хотела вернуться в квартиру и вцепиться в него губами, жадно целовать и трогать его, я хотела забыть обо всем, что уже знала и никогда не вспоминать. Но, судя по всему, Алекс приготовил для меня новую порцию информации, которая меня опять разочарует.

Конечно-же, я не поехала домой, я села на первую попавшаяся скамейку в сквере возле дома, положила тетрадь на колени, открыла замок и забегала пальцами по исписанным листам, возвращаясь к первой странице.

«Дорогой дневник. Зачеркнуто.

Салют… Зачеркнуто.

Дорогая Катя!

Вот видишь, я даже здесь все изговнял с самого начала… Прямо, как при нашей первой встрече…

Знаешь, на меня произвело большое впечатление история с дневником, который ты писала для своей мамы, и я решил, что должен написать для тебя что-то похоже, чтобы рассказать то, что ты должна обо мне знать. У меня нет таланта к писательству, поэтому возможно выйдет скомкано, но я попытаюсь собрать мысли в кучу, сейчас они хаотично крутятся в моей голове и я не знаю с чего начать…

Итак, давай знакомиться, меня зовут Саша, но я ненавижу, когда меня так называют, поэтому предпочитаю представляться, как Алекс. А все из-за того, что с самого детства я слышал, как истошно доносится: «Сашааа» из каждого угла, означающее, что я снова что-то натворил и сейчас мне влетит. У меня, как у дрессированной собаки, выработался рефлекс на это имя и когда я его слышу, я впадаю в бешенство. Про свою чудо- семью я тебе уже немного рассказывал, поэтому не буду заострять на этом внимание. Ах да…

Чистосердечное признание номер один- на самом деле, мою сестру зовут Маша, но к этому я еще вернусь. Перематываем.

Я кое-что упустил в рассказах о детстве. Годам к десяти, мне поставили невротическое расстройство и я периодически жрал всякие таблетки. Под препаратами мне немного легчало, но иногда я продолжал чудить. Однажды ночью, я поджег соседскую игровую площадку, на которую мне запрещали ходить. Тогда никто не пострадал, но буквально через неделю, я толкнул одноклассницу с дерева, она сломала ногу. Знаешь, что я почувствовал когда понял, что навредил кому-то? Ничего! Мне даже стало немного радостно, что ей тоже хреново.

Я, наверно, опущу все гадости, которые сделал, когда был сопляком. Но у всего этого был огромный плюс, отец стал называться меня зверенышем, а мать: «он», мерзкое имя «Саша» я почти не слышал.

К тому моменту, когда мы с тобой познакомились, я не так блистал, как раньше. Возможно ты не поверишь, но это время пришлось на достаточно спокойный период моей жизни. Я два раза успел полежать в клинике неврозов и еще два- в клинике лечения зависимостей, а еще имел условный срок за нанесение телесных повреждений средней тяжести. В тот раз, мне не помогли связи отца, так как я избил парня, прямо под камерами, записи с которых сразу изъяли. Если бы так происходило каждый раз- я бы давно сидел.

Чистосердечное признание номер два.

Когда мне было двадцать, я сломал судьбу своей тогдашней подружки. Ее звали Лена, ей было восемнадцать, она профессионально занималась художественной гимнастикой и готовилась к своей первой Олимпиаде. Однажды после клуба, я сел за руль жутко пьяным, я хотел отвезти ее домой. Мне нравилось перед ней красоваться, я гнал, как бешеный, разогнался до ста пятидесяти километров в час, не справился с управлением и врезался в отбойник. Нас спасло только то, что перед столкновением, машину несколько раз развернуло и удар пришелся на заднюю часть автомобиля. У меня был перелом обоих ног и ребер, сильная травма головы и порванная селезенка, а Ленку собирали буквально по частям. Я не помню сколько операций она перенесла, но хорошо, что она просто выжила. Думаю, сейчас она почти в порядке, если это можно так назвать, ей пришлось заново учиться ходить, и в ее голове до сих пор стоят титановые пластины. Она никогда не сможет заниматься спортом, хотя в этом заключался смысл ее жизни, Ленка хотела стать чемпионкой и с трех лет сутками пахала в спортивном зале.

Как думаешь, о чем я думал, когда все это произошло? Мы встречались всего две недели и мне было плевать, что с ней будет, я мечтал, чтобы отец смог откупиться и мне ничего за это не было. Так и произошло.

Я знаю, что отдам тебе этот дневник, только когда мы будем уже не вместе, и скорее всего, ты будешь жалеть о том, что мы расстались и хотеть все вернуть…

Ты хочешь вернуться к такому человеку?

Сейчас я смотрю, как ты сладко спишь в нашей кровати.

Ленка спала на этом же месте. Интересно, где она сейчас? Я ни разу этим не интересовался.»