— Я, безусловно, не сказал ничего подобного.

Какое-то время Синель голодно глядела на него из-под нависших век; внутри беседки ее глаза, казалось, стали больше, темные глаза, светившиеся собственным светом.

— Но ты так подумал. Я знаю. Мы… Это входит через глаза. Мы, боги, не… Ты понимаешь хоть что-нибудь? Мы — образцы. Мы изменяемся. Обучаясь и развиваясь. Но все равно, образцы? И я не Киприда. Я говорила тебе, что… Ты подумал, что я лгала.

— Бедный дев! — свистнул Орев.

И Шелк, который отверг ужасную силу и страстное желание этих темных глаз, увидел, что они заплакали. Он предложил свой носовой платок, вспомнив, что майтера Мрамор дала ему свой, здесь, в беседке, как раз перед тем, как он отправился на виллу Крови.

— Я не лгала. Я не лгу. Не много. Если я не должна. А я нет. Но то, что ты называешь одержимостью… Киприда скопировала часть, совсем маленькую часть себя. — Синель негромко шмыгнула носом. — Я не принимала, даже чуть-чуть. С тех пор, как Элодея… Это то, что есть, патера. Не нюхала, я имею в виду. Все, что, как тебе кажется, ты видишь, это не ржавчина, и все очень печально.

— Все это пройдет, очень быстро, — сказал Шелк, надеясь, что он прав.

— Неделя. Может быть, две. Я уже делала так, раньше. Только… Не важно. Я не буду. Больше не буду. Даже если ты принесешь полную чашку ржавчины и поставишь передо мной, чтобы я взяла столько, сколько я хочу сейчас, я не возьму ничего.

— Это замечательно, — сказал он, и именно это имел в виду.

— И это из-за образца. Маленькая часть Киприды, которую она поместила в меня через глаза, вчера, в твоем мантейоне. Ты не понимаешь, верно? Я знаю, что ты нет.

— Я не понимаю насчет образцов, — сказал Шелк. — Остальное я понимаю или, по меньшей мере, думаю, что понимаю.

— Как твое сердце. Образцы пульса. Да, да, нет, нет, нет, да, да. И еще эта вещь за глазами, у всех. Я сама не все понимаю. Механическая женщина? Мрамор? Кто-то слишком умный понял, что может делать это с ними. Немного менять программы. Люди сделали машины. Просто сделали. Чтобы механические люди, вроде майтеры Мрамор, работали на них, а не на Государство. Крали для них. Он?.. Пас, так вы называете его. У него были люди, которые изучили все это. И они обнаружили, что можно сделать что-то похожее с людьми. Это сложнее. Частота намного выше. Но вы можете, и мы так делаем. Вот так все началось, Шелк. Через терминалы, через их глаза.

— Вот теперь я не понимаю ничего, — признался Шелк.

— Не имеет значения. Но это вспышки света. Света, который никто другой не может видеть. Стуки, импульсы запускают программу, бога, который действует в Главном Компьютере. Киприда — это бог, программа. Но она закрыла глаза. Мята так сделала. Майтера Мята. И я не сумела выйти, осталась.

Шелк покачал головой:

— Я знаю, что ты говоришь что-то важное, и пытаюсь понять тебя; но, откровенно говоря, я понятия не имею, что ты хочешь сказать.

— Тогда я совру. — Синель понемногу придвинулась к нему, пока ее колени не коснулись его. — Я совру, чтобы ты смог понять, патера. Слушай меня внимательно. Я… Киприда хотела вселиться в майтеру Мята, не имеет значения почему.

— Сейчас ты Синель.

— Я всегда Синель. Нет, это неправда. Совру, я — Киприда. Теперь все в порядке. Я — Киприда, говорящая так, как обычно говорит Синель. Скажи «да».

Шелк кивнул:

— Да, Великая Богиня.

— Отлично. Я хотела обладать майтерой Мята, послав мою божественную личность в нее, через глаза, из Священного Окна. Понятно?

Шелк кивнул опять:

— Конечно.

— Я знала, что ты поймешь. Даже если это вранье. Все в порядке. Все чувствуют себя хорошо, по-настоящему хорошо, так что почти никто не закрывает глаза. Они хотят этого зрелища. Хотят больше. Они даже не мигают, впитывая его в себя.

— Совершенно естественно, что человеческие существа хотят приобщиться к вашей божественной жизни, Великая Богиня. Это один из наших глубочайших инстинктов.

— Только она закрыла, и это то, что ты должен понять. И получила кусочек меня, богини. Я не могу даже предположить, что это может сделать с ней.

Шелк сгорбился, потирая щеку.

— Хорош дев, — пробормотал Орев, бросивший плечо Шелка, чтобы исследовать лозы.

— Да, она действительно хорошая, Орев. И это одна из причин, почему меня это так тревожит.

— Хорош счас!

После полминуты беспокойного молчания Шелк поднял руки:

— Сдаюсь. Я бы не поверил, что бог может разделиться на части.

— Я тоже, — кивнула Синель.

— Но ты сказала…

— Я сказала, что это произошло. — Она положила руку на его колено. — Я не думала, что такое возможно. Но это произошло, и может сделать ее другой. Мне кажется, уже сделало. Я — Синель, но чувствую себя так, как будто во мне есть еще кто-то, как будто кто-то думает о вещах и делает вещи, которые я не могла еще позавчера. Она — нет. В ней поселилась часть Киприды, как в тебе мог бы поселиться сон.

— Сейчас я скажу кое-что ужасное, Синель. Эту часть можно изгнать?

Она покачала головой, огненные кудри заметались.

— Это может сделать Киприда, но не мы. Майтера должна стоять перед терминалом — Священным Окном или стеклом, не имеет значения, — когда появится Киприда. Но даже тогда что-то останется. Всегда остается. И, одновременно, кое-что из собственной… души майтеры Мята войдет в Киприду.

— Но ты Киприда, — сказал Шелк. — Я это точно знаю, и мне по-прежнему хочется встать на колени перед тобой.

— Только во лжи, патера. Если бы я была настоящей богиней, ты бы не смог сопротивляться мне. Понимаешь? На самом деле я Синель, с небольшой добавкой. Слушай, вот еще одна ложь, которая может помочь. Возьмем пьяного человека; ты никогда не слышал выражение: «в нем говорит бренди»? Или пиво, или еще что-то?

— Да, так часто говорят. Но я не думаю, что кто-нибудь воспринимает это буквально.

— Хорошо, но это что-то похожее. Не в точности, может быть, но очень близко, хотя, конечно, это никогда не умрет в ней так, как умирает бренди. Майтера Мята будет такой всю оставшуюся жизнь, если Киприда не заберет обратно часть себя, которая вошла в нее, со всеми изменениями, и не сотрет то, что было в ней.

— Тогда мы можем сделать только одно: пристально наблюдать за ней и быть… э… (Шелк с внезапной симпатией вспомнил патеру Прилипала) пытаться быть терпимым к неожиданностям.

— Боюсь, что так.

— Я расскажу майтере Мрамор. Я не имею в виду, что передам ей все, что ты рассказала мне, но предупрежу ее. Нет смысла предупреждать майтеру Роза. Будет только хуже. Майтера Мрамор — отличный выбор, хотя она, конечно, не может быть одновременно в своей комнате в палестре и в комнате майтеры Мята. Спасибо тебе, Синель.

— Я должна кое-что сказать. — Синель промокнула платком нос и глаза. — О деньгах. Я думала об этом, пока ты был в мантейоне, потому что они мне понадобятся. Я собираюсь начать жизнь сначала, зарабатывать по-другому. Магазин? Что-нибудь… И я помогу тебе всем, чем я могу, Шелк. Давай напополам, а?

Он покачал головой:

— Я должен заплатить Крови двадцать шесть тысяч за мантейон; это — прежде всего. Но ты можешь получить все сверх этой суммы. Допустим, мы каким-то образом добудем сто тысяч, хотя я понимаю, что это абсурдная цифра. Тогда ты сможешь получить семьдесят четыре тысячи. Но если мы получим двадцать шесть, вся сумма пойдет в карман Крови. — Он замолчал и пристально поглядел на нее. — Ты вся дрожишь. Быть может, я принесу тебе одеяло из дома?

— Это пройдет через пару минут, патера. И я буду в порядке. Я могу управлять собой лучше, чем могла она. Я принимаю. Твое предложение? Я так сказала? Твое щедрое предложение. Так я должна назвать его?.. У тебя уже есть план? Я очень хорошо делаю… кое-что? Но не очень хорошо умею составлять планы. На самом деле совсем нехорошо, Шелк. Шелк? И она, тоже. Сейчас я говорю правильно?

— Я бы так сказал, хотя и не очень хорошо ее знаю. Впрочем, я надеялся, что план придумаешь ты. Как Синель ты намного лучше знакома с Журавлем, чем я, и должна иметь более ясное представление о шпионской операции, которой, по твоим словам, он руководит.