— Спасибо тебе. Ты уйдешь, когда я скажу тебе уходить?

— Конечно, сэр.

— Я должен уничтожить твое стекло. — Какое-то мгновение Шелк пристально глядел в лицо монитора. — У меня большое искушение это сделать. Но если в нем действительно был бог, когда я вошел… — Шелк пожал плечами. — Так что вместо этого я прикажу тебе уйти и покрою твое стекло платьем. Возможно, они не заметят его. Они спрашивают стекла в других комнатах?

— Да, сэр. Наш управляющий призывает меня к каждому стеклу. Он лично возглавляет поиски, сэр.

— Пока ты говорил со мной? Я и не знал, что ты можешь такое делать.

— Я могу, сэр. Я стараюсь самым лучшим образом использовать перерывы в разговоре, паузы и все такое. По большей части это только распределение внимания, сэр.

— Но ты не сказал им, где я. Ты не можешь обманывать. Почему не сказал?

— Он не спрашивал, сэр. Когда они входят в очередные апартаменты, он спрашивает меня, здесь ли чужак.

— И ты говоришь, что его здесь нет?

— Нет, сэр. Я стараюсь объяснить, что не могу быть уверен, так как я не все время нахожусь там.

— Управляющий Крови — молодой человек по имени Мускус?

— Да, сэр. Его приказы главнее любых других, за исключением приказов господина.

— Я вижу. Но, вероятно, Мускус не понимает тебя так хорошо, как я.

— Намного хуже, сэр.

Шелк кивнул себе:

— Я могу остаться в этих апартаментах после того, как ты уйдешь. С другой стороны, я могу и уйти, как только ты не сможешь видеть, что я делаю. Ты понял, что я только что сказал тебе?

— Да, сэр, — сказал монитор. — Ваше будущее местонахождение еще не определено.

— Очень хорошо. А теперь исчезай. Уходи в то место, в котором ты обычно находишься. — Шелк занавесил стекло, закрыв его полностью так, чтобы это, как он надеялся, выглядело обычной небрежностью, и открыл правую дверь.

На один удар сердца он подумал, что обширная, плохо освещенная спальня пуста, но, услышав слабый стон из огромной кровати, стоявшей посреди нее, понял, что ошибся.

Женщина в кровати изогнулась и громко закричала, охваченная страстью. Когда он наклонился над ней, что-то в нем устремилось к ней; он, хотя и не коснулся ее, почувствовал трепет касания. Ее волосы были черными, как крылья ночной клушицы, и такими же блестящими. Изящные черты лица, насколько он мог судить в полумраке. Она опять слабо застонала, как если бы знала, что он смотрит на нее, перекатилась головой на подушку и, не просыпаясь, поцеловала ее.

Дверь в гостиную, находящаяся за будуаром, открылась.

Он сорвал с себя черную сутану и соломенную шляпу, выскользнул из разорванной туники, затолкал все три вещи под огромную кровать и перемешал с туфлями и всем, что там было. Едва он натянул на себя громадное, отделанное золотом одеяло, как услышал, что дверь, через которую он вошел в будуар, открылась.

— Здесь никого, — отчетливо сказал кто-то.

К этому времени его палец нашел предохранитель. Он сел на кровати, поднял игломет — и тут появился охранник.

— Стой! — крикнул он и выстрелил. Невероятная удача, игла только разнесла вдребезги высокую вазу справа от двери. При звуке выстрела в спальне ярко вспыхнули огоньки.

Вооруженный охранник остановился, его карабин был направлен не на Шелка; и темноволосая женщина резко села, широко раскрыв слегка раскосые глаза.

— Спи дальше, Гиацинт, — проскрипел Шелк, не глядя на нее. — Это тебя не касается.

Слабо пахнущее духами, ее волнующе теплое дыхание погладило его голое плечо.

— Простите, комиссар, — неуверенно начал охранник. — Я имею в виду патера…

Шелк, слишком поздно, сообразил, что забыл снять старую скуфейку с голубой отделкой, которая когда-то принадлежала патере Щука. Он резко стащил ее.

— Это непростительно. Непростительно! Я скажу об этом Крови! Вон отсюда! — закричал Шелк слишком тонким голосом, на грани истерики; безусловно, охранник должен почувствовать, насколько он испуган. В отчаянии он взмахнул крошечным иглометом.

— Мы не знали… — Охранник опустил карабин и попятился, наскочив на утонченно выглядящего Мускуса, который вошел из будуара в спальню вслед за ним. — Мы думали, что все… что все уже ушли.

Шелк резко оборвал его:

— Вон! И вы никогда не видели меня!

«Ничего хуже я сказать не мог», — подумал Шелк, ведь Мускус безусловно видел его несколько часов назад. Какое-то мгновение он был уверен, что Мускус сейчас бросится на него.

Но Мускус этого не сделал. Утихомирив что-то возбужденно лопотавшего охранника, он оттолкнул его и сказал:

— Внешнюю дверь следует запирать. Не торопитесь. — Повернувшись на каблуках, он вышел, и охранник осторожно закрыл за ними дверь будуара.

Весь дрожа, Шелк ждал, пока не услышал, как дверь в коридор закрылась; только тогда он отбросил роскошное одеяло и встал с кровати. Рот пересох, колени ослабели.

— Что будет со мной? — спросила женщина. Она сбросила с себя одеяло и красную шелковую простыню, обнажив замечательные округлые груди и тонкую талию.

Шелк перевел дух и отвернулся.

— Все в порядке, они ушли. Что будет с тобой? Ты хочешь, чтобы я застрелил тебя?

Она улыбнулась и широко раскинула руки:

— Если ты кроме этого ничего не можешь, почему нет, давай. — Шелк не ответил, и она добавила: — Я не буду закрывать глаза, если ты не против. Я бы хотела увидеть, как это произойдет. — Улыбка превратилась в оскал. — Сделай это быстро, но, наконец, сделай это. И сделай хорошо.

Они оба говорили тихо, и огоньки погасли; Шелк ударил ногой по кровати, чтобы вновь зажечь их.

— Мне кажется, что тебе дали какой-то любовный напиток. Утром ты будешь чувствовать себя совсем по-другому. — Подняв предохранитель, он убрал игломет в карман.

— Мне ничего не дали. — Женщина в кровати облизала губы, наблюдая за его реакцией. — Я приняла то, что ты называешь любовным напитком, раньше, чем сюда вошел первый из них.

— Ржавчина? — Шелк встал на колени и стал шарить под кроватью в поисках одежды, которую затолкал туда. Страх испарился из него, и он чувствовал себя безмерно благодарным богам за это. Сфингс с львиным сердцем все еще благоволила ему — ничто не могло быть более очевидным.

— Нет. — Она насмешливо поглядела на него. — Ржавчина такое не может. Разве ты не знаешь? После ржавчины у меня чешутся руки убить их всех, и я могла бы это сделать. Корень просителя — так называют его, он превращает ужасную скуку в настоящее наслаждение.

— Вижу. — Шелк, поморщившись, вытащил из-под кровати разорванную тунику и сутану.

— Хочешь, я дам тебе чуть-чуть? У меня есть намного больше, а нужно принять только щепотку. — Она качнула поразительно длинными ногами над краем кровати. — Этот корень намного дороже ржавчины, и его труднее достать, но сегодня я щедрая. Обычно я… увидишь. — Она подарила Шелку такую улыбку, что у того подпрыгнуло сердце.

Он встал и отошел от кровати.

— Он называется корень просителя, потому что заставляет тебя просить. Как сейчас я прошу тебя выслушать меня. Давай. Тебе понравится.

Шелк покачал головой.

— Садись рядом со мной. — Она похлопала по смятым простыням. — Это все, что я прошу — во всяком случае, сейчас. Ты был в кровати со мной минуту назад.

Он попытался натянуть тунику через голову и не сумел, обнаружив в процессе, что ему больно даже просто пошевелить правой рукой.

— Ты ведь тот, кого они ищут, верно? Разве ты не рад, что я ничего не сказала им? Теперь ты должен мне; Мускус может быть ужасно подлым. Хочешь, я помогу тебе?

— Не пытайся. — Он отступил еще на шаг.

Выскользнув из кровати, она схватила его сутану. Она была полностью обнажена; Шелк закрыл глаза и отвернулся.

Она захихикала, и он внезапно вспомнил Мукор, сумасшедшую девушку.

— Ты действительно авгур. Он назвал тебя патера — я и забыла. Хочешь назад свою маленькую шапочку? Я сунула ее под подушку.

В голове Шелка молнией пронеслись способы, какими она сможет использовать скуфейку патеры Щука.