– Ты не пугайся, это всё совершенно законно, – успокоил Танака, – дел по горло, вот и приходится просить учеников. Прости уж, Акияма-кун.

Тору замер, вслушиваясь в только что произнесённые слова. Ручка в его пальцах стала влажной. Перед ним в самом деле когда-то извинились в первый раз. Как нелепо.

– В каком клубе ты состоишь?

– Рисовал раньше, – ответил Тору. Он едва не вспотел, боясь допустить ошибку. Писать карандашом было значительно проще.

– А сейчас?

– А сейчас я пока нигде, – пожал плечами Тору.

– Не нашёл ничего по душе?  Может быть, запишешься к нам? Ты, мне кажется, неплох в литературе.

«Ты так и будешь нигде, – подумал Тору, – был ли в этих годах хоть какой-то смысл?»

Когда Танака Иори упомянул литературу, Тору почувствовал, как что-то внутри оборвалось. Даже учитель будет над ним подшучивать? Будь проклят день, в который он непростительно сглупил и принёс в школу блокнот.

Тору промолчал, но Танака-сэнсэй продолжил.

– Я курирую литературный клуб и ручаюсь за своих ребят, – улыбнулся он, – заодно подружитесь.

– Танака-сэнсэй, вы шутите? – переспросил Тору. – Я совершенно никчёмен в литературе. Как в заучивании, так и в создании.

– Ну зачем же ты так, Акияма-кун? У меня опыт большой, таких, как ты, вижу сразу, – сказал Танака Иори, принявшись за свою часть бумаг, – талантливый парень. Только уж очень скромный. Скромность украшает человека, когда не затмевает его достоинств. Позволишь мне прочесть твои строки?

– Танака-сэнсэй, пожалуйста.

Тору почувствовал, как к глазам вновь подступили жгучие слёзы.

– Акияма-кун, я не смеюсь. И ребята тоже просто неудачно пошутили. Разве нужно из-за этого хоронить свои таланты?

– Всё в порядке, Танака-сэнсэй, – кивнул Тору, – я обязательно подумаю об этом. Благодарю за предложение. Я обещал родителям сходить вместе на ужин, простите, – закончив с бланком, он оставил ручку на столе, – оставьте себе, у меня ещё есть. До свидания, Танака-сэнсэй.

Не успев услышать ответ учителя, Тору поклонился и выбежал из кабинета, закрыв за собой дверь. Должно быть, Танака-сэнсэй тогда посчитал его диким грубияном и захотел оставить наедине со своими проблемами, дать утонуть в них и захлебнуться слезами и ненавистью .Тору думал вернуться и извиниться, но это выглядело бы ещё более странно – учитель и вовсе посчитал бы его дураком и никогда не стал бы иметь с ним дело. Тору сжал зубы и зажмурился – из темноты и вспышек перед глазами возникло ухмыляющееся лицо Юити.

Удивительно, что Танака Иори, спустя столько лет, пронизанных многочисленными знакомствами и случайно обретёнными связями, оставался для Тору одним из самых ошеломляющих людей. Он перевернул его жизнь с ног на голову, просто оказавшись рядом в нужный момент. Было трудно сказать, получил ли Тору ценный опыт, однако до сих пор лишь одному человеку удалось предать его доверие. Воспоминание нехотя кольнуло в груди. Тору сразу встряхнул головой, не позволяя себе вновь погрузиться на дно однажды сковавшего его отчаяния.

Случившееся с Танакой Иори покрыло его сердце, пусть и непрочным, но толстым панцирем, за которым он прятался от протягивающих руку помощи людей, отвергая их попытки приблизиться. И это не могло не играть ему на руку.

– Ты что-нибудь успел запомнить? – спросил Юра, скучающе жуя бутерброд. – С первого курса говорят одно и то же, может, до нас, идиотов, и дойдёт когда-нибудь.

– Угу, – кивнул Тору. На самом деле, он с трудом мог вспомнить, о чём говорил преподаватель, но, если сказанное хоть сколько-нибудь соотносилось с прочитанным дома, судьба обещала быть милостивой.

– Не препарируем без охлаждения, – посмеялся Юра, – а теперь хочется. Да я же вижу, что ты ничего не понял. Ты даже не слушал, у тебя лицо потерянное было. О чём думал?

– Ни о чём.

– О чём-то думал, но врёшь. Ты не только безответственный студент, но и врун? – подшутил Юра. Тору, не настроенному на шутки, вдруг захотелось дать ему увесистый подзатыльник.

– Ни о чём важном.

– Уже не «ни о чём», а «ни о чём важном», прогресс, – прокомментировал Юра, – а дальше?

– Ни о чём важном, что могло бы тебя касаться, – сказал Тору, но в следующее мгновение подумал, что был слишком груб. Повезёт, если Юра не обидится, хоть он и не из обидчивых. Меньше всего Тору желал начинать разборки и перепалки, но для того, чтобы их избежать, у Юры было так мало чувства такта…

– Понял, не лезу в твою частную жизнь, – затолкав в рот остатки бутерброда, Юра поднял руки на уровень груди, – сдаюсь.

«Это же такая дешёвая манипуляция, – подумал Тору, – но почему теперь так хочется ему всё рассказать? Он же на это и рассчитывает. Но почему я не должен говорить? Разве я вспомнил что-то плохое? Я могу не упоминать всё, чтобы не быть в глазах Юры мерзавцем, а в своих – безвольным и ведомым слабаком».

– Ты так напрягся – сейчас пар из ушей полезет.

– Юр, обещаешь не считать меня сумасшедшим? – спросил Тору. Голос его слился с шорохом смятого пакета.

– Что? – Юра забросил рюкзак на плечо и, потянувшись, встал. – Конечно, я же уже считаю тебя сумасшедшим.

– Мне нужно с тобой поговорить. Я был не прав, прости. Это правда важно.

– Я весь внимание, – посмеялся Юра, остановившись.

Тору не решался заговорить: Юра всем видом показывал насмешливую незаинтересованность. Носить в себе тяжесть мыслей было невыносимо: Тору по-настоящему хотел, чтобы первым человеком, наяву узнавшим о тайне его прошлого, стал именно Юра, но было ли правильным взвалить на него этот груз? Если бы он мог ещё раз обсудить всё с Юмэ…

– Это серьёзно, – нерешительно начал Тору. Ему казалось, что слова, которые должны были быть твёрдыми, звучали как разболтавшиеся кукольные шарниры: из них выходил лишь невнятный скрип, и, без сомнений, никто никогда не придаст им значения. – Там будет немного криминала, но это не так важно. Или важно, но не настолько, как то, что я, наверное, совсем безнадёжный дурак. Ты когда-нибудь общался близко с человеком старше тебя лет на…двадцать? Чтобы прямо с доверием и секретами. Как с другом, в общем. Было?

– Страшно, – нарочито загадочно произнёс Юра. Тору вновь захотелось огреть его чем-нибудь тяжёлым. – Криминал и загадочные дядьки, стоящие доверительные отношения с детьми. Не знаю, как у вас, а в России за такое сажают и правильно делают. Но как-то всё равно не интригует. Каневский лучше говорит. Из тебя писатель был бы так себе.

– Ладно, забудь тогда, – с трудом проглотив комок стыда и досады, отмахнулся Тору. Как ему в голову вообще пришло говорить об этом с кем-то? Безнадёжный дурак.

Юра был праздником, безалкогольной вечеринкой по выходным и прогулянными занятиями. Юра был отличником и точно стал бы хорошим врачом: никто в группе не держал в руках инструмент так же легко, как он, и никто не предполагал диагнозы с такой же точностью. Юра был субботней ленью и точно не был тем, кому хватало времени на погружение в мусор чужих и, наверняка надуманных, на его взгляд, проблем. Разве не совестно было портить его солнечную беззаботность грязью дождливого прошлого?

– Нет-нет, ты уже продолжай, – вдруг сказал Юра. Тору ему не поверил. – Ты плохой писатель, но разве я похож на плохого читателя?

– Да ладно, я правда не знаю, что сказать, – Тору почувствовал, как кровь прилила к мочкам ушей и тотчас прикрыл их растрепавшимися волосами. Рука в кармане халата сжала скомканный медицинский колпак. Захотелось взвыть. Так сильно захотелось исчезнуть.

– Ну если не хочешь, – Юра шумно зевнул и похлопал себя по щекам, – спать хочется – жуть!

– А тебе правда интересно? – спросил Тору. – Не будешь смеяться или говорить, что я сумасшедший?

– Тогда я скажу это сейчас, – Юра заправил прядь волос Тору за ухо, и на его лице вновь появилась улыбка. – Ты сумасшедший. Больной на всю голову психопат, и именно поэтому я с тобой и общаюсь. Ненавижу нормальных людей. Я нормальный, поэтому нормальных избегаю. А ты избегай психов.