Тору нехотя открыл глаза: за окном была кромешная тьма. Пять тридцать. Он плотнее завернулся в одеяло, подумав, что проблемы чужой семьи не имеют к нему никакого отношения. В конце концов, он не был ни Юрой, ни верующим.
Юра заворочался рядом. Подумать только, в доме двух православных людей, уставленном иконами, пропахшем ладаном и копотью свечей, они, два молодых парня, спали в одной кровати под одним одеялом. Тору всерьёз почувствовал себя дьяволом и немного встревожился: что если…
— Не кипишуй, не зайдёт, – зевнул Юра, стянул одеяло с обнажённого торса и включил ночную лампу. Когда он только успел раздеться?! – за столько лет всего один раз.
Тору кивнул и послушно расслабился. Раз так, то переживать было не о чем – ему, привыкшему к постоянному контролю, стоило учиться доверять людям.
В следующее мгновение дверь распахнулась – на пороге комнаты стояла ошеломлённая Нина Юрьевна, Юрина мать. Её глаза бегали от сидящего на кровати сына к торчащей из-под одеяла макушке Тору. Рассмотрев открывшийся ей вид, она схватилась за сердце и запричитала так, что Тору самому могла понадобиться бригада медиков.
— Не пощадил Господь, – взмолилась Нина Юрьевна, с отчаянием в глазах посмотрев в потолок, – не уберёг!
Юра едва слышно выругался, поднялся на ноги и с полным непониманием происходящего подошёл к матери. Зато для Тору всё выглядело более чем очевидно, и это пугало больше всего.
— Сынок, – Нина Юрьевна всерьёз разрыдалась и схватилась за Юрино плечо. Она крепко прижала его к себе и стала нервно гладить светлую спину. – Сынок, ты же знаешь, как это опасно и плохо.
Тору казалось, что он смотрит дешёвое театральное представление. Но актёры справлялись удивительно хорошо: ему стало стыдно за то, чего он не совершал, и, более того, на мгновение он усомнился в чистоте своих помыслов.
— Да я ж уже встал, ма, – ответил Юра, – не опоздаем, я быстро.
Он до сих пор не понимал, из-за чего так распереживалась его мать. Какая неловкая невинность! Оскара!
— Сынок! – прикрикнула Нина Юрьевна, но тут же, извинившись, погладила взъерошенные после сна волосы Юры. – Сынок, это же большой грех… Зачем же так, ты же знаешь… Что же теперь будет, Юрочка…
Казалось, она говорила это не из злобы, а из искреннего сочувствия и беспокойства. В её интонациях и жестах читалась чистая материнская любовь. Тору не знал, как правильно реагировать, чтобы окончательно всё не испортить. Поэтому он предпочёл неподвижно лежать и ждать, когда конфликт разрешится сам собой. Наблюдая за разыгравшимся спектаклем, он ни разу не вспомнил вчерашний вечер, будто тот был всего лишь кошмарным сном, навеянным духотой чужого дома и жаром лежащего рядом тела.
— Я же сказал, что схожу, ма, – Юра вывернулся из объятий и бросил на Тору короткий взгляд. Стыдился. Конечно, он стыдился, потому что Тору изначально предполагал, что как-то так оно и получится. Юра чувствовал себя виноватым. Тору жестом показал, что всё идёт нормально. Ему показалось, что лицо Юры стало расслабленнее.
— Сынок, мужеложство безобразно, – робко продолжила Нина Юрьевна. Тору едва сдержался, чтобы не рассмеяться. – Юрочка, у тебя же девочка была, я помню. Зачем же так… Ты же и себя, и мальчика своего погубишь. И меня тоже. Господи, ты же знаешь всё, ты же такой умненький мальчик у меня. Юрочка, ну как же так получилось? Ну ты же дружил с девочкой, ну я же помню. Что же мне, показалось, что ли? Сумасшедшей меня считаешь, да? Думаешь, совсем я дура и не помню ничего?
— Ма, ты чего? Ты про это что ли?
Юра кивнул в сторону лежащего на кровати Тору. Он неуверенно стянул с себя одеяло и помахал рукой.
— Юра, он же ещё ребёнок! – ещё громче воскликнула Нина Юрьевна. – Юра, это же преступление! Как же так, Юрочка…
— Здравствуйте, Нина Юрьевна, – боязливо начал Тору, – я Акияма Тору, я совершеннолетний, и мы с Юрой просто хорошие друзья. Это… недоразумение, наверное.
— Да какое же тут недоразумение, дитя? – она оставила Юру и шагнула ближе к Тору. Дышать стало тяжелее, в нос ударил ещё более терпкий запах ладана. – Что же вы творите, мальчики… Как мне-то жить теперь, что я воспитала…такое! Твои-то родители в курсе? И что говорят? Довольны, что сын в таком возрасте с мужиками в кровати лежит?
— Ма, прекрати, – вмешался Юра, но Тору остановил его на полуслове.
— Нина Юрьевна, – продолжил он, чувствуя, как потеют ладони, – Юра мне вчера очень помог. Он подтягивал меня по учёбе. Я не так давно в России и иногда тяжело. А Юра всегда мне помогает. И я ему тоже, – Тору ненадолго прервался – за спиной зашуршали шторы, – стараюсь, по крайней мере. А потом я ему сказал, что мне бы хотелось познакомиться с православием, потому что Юра всегда так интересно рассказывает. Видно, что для него это многое значит, и я, как его хороший друг, тоже хочу узнать больше.
Тору глубоко вдохнул, заметив, как Юра тихо рассмеялся за спиной у матери. Должно быть, его импровизированная речь со стороны и правда выглядела ужасно комично, но он собирался доиграть представление по новому сценарию. Миниатюра имени Акиямы Тору только начиналась! Юра, смотри внимательнее – будешь жизнью обязан за такое унижение.
Уже на первой фразе о православии Нина Юрьевна расцвела: с её лица пропала злость, а обида и разочарование сменились восторженной улыбкой.
— Он пригласил меня домой, потому что у вас тут много… – Тору нервно пытался вспомнить, как в православных кругах называется религиозная атрибутика, – простите, я ещё иногда не очень хорошо говорю по-русски, – оправдался он. – Ну вот, и мы засиделись допоздна, пока Юра читал мне Евангелие, – Тору надеялся, что сказал всё правильно, несмотря на вдруг прорезавшийся акцент. – А отправлять меня одного ночью он не стал. Мы боялись вас разбудить, поэтому я остался. Юра такой хороший друг, что не смог позволить мне спать на полу. Простите меня, если вышло какое-то недопонимание.
Тору поклонился в привычной японской манере. Казалось, Нина Юрьевна больше не думала на него злиться.
— Да, ма, всё так и было, – рассеянно произнёс всё ещё шокированный Юра.
— А ещё у Юры есть девушка, – вдруг добавил Тору, – Кира. Очень хорошая и вежливая. У неё строгая семья, поэтому они не так часто видятся, наверное. Но они любят друг друга, так искренне, что я и сам восхищаюсь.
Юра смотрел на него и растерянно хлопал глазами. «Вот видишь! – подумал Тору, – учись!» Он чувствовал себя победителем. Ровно до того момента, как Нина Юрьевна снова заговорила.
— Пойдём тогда с нами сейчас, – добродушно улыбнулась она. Шторы резко затихли, и комнату объяла тишина, – у нас утренняя служба скоро. Заодно всё посмотришь, Юрочка тебе покажет и расскажет.
Что? Он?! В храм?!
Юра расхохотался в голос, а Тору едва сдержался, чтобы не отвесить ему подзатыльник.
— Да, Тору, идём, – поддержал он мать, – всё-всё покажу.
— Вот и решили! – довольно воскликнула Нина Юрьевна. – Ты уж прости, что я так грубо. Просто показывают, знаешь, этих ЛБТ…ЛТГ… как их там.
— Да-да, я понял, – закивал Тору, – я вообще против этого всего.
— Да, ма, мы с Тору против, – согласился Юра, – мы за крепкую мужскую дружбу.
Тору смутился и обречённо засобирался. Его сильно клонило в сон, хотелось весь день пролежать в кровати и провести время в объятиях лени, но, несмотря на это, на душе было как-то по-родному тепло. Будто после долгой разлуки вернулся домой, где тебя по-прежнему ждут.
Подстывшие за ночь дороги покрылись инеем, под ногами похрустывала хрупкая корочка льда. Тору шёл чуть позади и иногда, чтобы случайно не потеряться, смотрел на Юрину спину. У куртки, которую ему любезно одолжили, были достаточно тёплые карманы: пальцы почти не мёрзли, касаясь ворсистой ткани.
Тору оглядывался по сторонам, надеясь найти что-то, хотя бы немного похожее на храм.
— Далеко? – спросил он, подкравшись к Юре сбоку.
— Вон там.
Юра небрежно махнул головой куда-то вперёд. Тору присмотрелся и сначала ничего не заметил: многоэтажные дома, фонарные столбы, еле-еле виднеющийся мост. Но позже вдалеке – нет-нет, на вид до нужного места оставалось не меньше часа! – блеснули золотые купола.
