Дыхание Юры, коснувшееся шеи, мурашками побежало вдоль позвоночника. Тору вздрогнул, но, заметив на себе вопросительный взгляд, сел ровно и сосредоточился на работе.
— Сначала под девяносто градусов, – Юра поставил руку в нужное положение и плавно нажал на педаль, – обводишь вокруг, чтобы выровнять контур. Потом, если нужна конусность, чуть-чуть заваливаешь вовнутрь. Не так сильно, – установка затихла. Повернувшись, Тору посмотрел на Юру: часть его лица была закрыта маской, в узких зрачках он попытался найти отражение уже знакомого мира, но видел только своё сонное лицо.
— Плавнее, – строже сказал Юра, – не ты ли меня учил быть мягче?
— Я, но…
— Без «но», Тору, – установка вновь зашумела, бор опилил пластик с куда большей плавностью – вышло что-то приближенное к образцу, – вот так. Просто расслабься и делай, что говорю. Попробуешь сам?
— Нет! – оборвал Тору. Он вцепился в Юрину руку и больше всего боялся её отпустить. – То есть…да. Но не сейчас. В следующий раз я точно сам.
Юра отодвинулся. Тору остановил его, должно быть, совсем жалкой просьбой:
— Не отпускай, – смутившись, пробормотал он, – пожалуйста. Я всё испорчу, если начну.
Юра вздохнул. В его глазах не было злости, но Тору не мог разобрать настоящих эмоций: сочувствие? Отвращение? Жалость? Презрение? Что-то очень похожее на него. Что-то… Как же правильно он всё понял: посмотрел на Юру, будто ища подтверждения. И Юра понял тоже – почти незаметно кивнул и, чуть погодя, закончил работу его рукой.
Впрочем, Тору уже не было важно, насколько выраженной была конусность унылой пластиковой культи. Хриплый голос Юры, всё ещё ощущающийся крупными мурашками под футболкой, казался куда более значимым. Живым. Настоящим. И сам Тору был настоящим.
Он даже не взглянул на убранную в рюкзак модель.
Шаг двадцать четвёртый. Затмение
— Юра, нет, – упирался Тору, – я не пойду.
— В серой было лучше? – Юра крутился у зеркала, высматривая в себе изъяны. — Так и знал. Но ладно, не так же плохо?
— Хорошо, – недовольно ответил Тору. – Пойдёшь один – и все твои.
— А мне не надо, – самодовольно сказал Юра, – но я пообещал, что ты придёшь. Хочешь выставить меня лжецом?
— Я? – возмутился Тору. – Я вообще-то сразу сказал, что не пойду. У меня нет сил. И времени. И сил. Ну не хочу я!
Через несколько минут споров он нехотя засобирался на праздник к Кире. Семейное застолье не должно было быть долгим – пара тостов, пара песен в стиле восьмедесятых и мирное прощание с пожеланиями удачного становления дел. К тому же, когда все изрядно напьются, можно будет незаметно сбежать – его явно не бросятся искать, по крайней мере, до того, как он успеет вернуться домой.
Всю дорогу Тору проспал. Кира предлагала заехать за ними или оплатить им такси, но Юра, не слушая возражений, по-джентльменски отказался. Сказал, что не дело девушке платить за двух молодых, красивых и самодостаточных парней. Зато без сил трястись в вагоне, оплакивать потраченное время и желать поскорее вернуться домой без сомнений было делом истинно благородных мужей.
Тору открыл глаза и недовольно простонал. Юра улыбался экрану телефона и что-то писал.
— Нам ещё долго, – констатировал Тору. – Потом домой столько же. И там ещё сидеть. Я помру, Юр, честно.
— Врёшь, – отмахнулся Юра, – смотри, – он показал фото: улыбающаяся Кира в роскошном чёрном платье стояла на фоне украшенной комнаты и показывала рукой половину кривенького сердца. Тору невольно, из стыдного любопытства, посмотрел выше: строчки диалога перемежались с обоюдными сердечками и безвкусными поцелуями. Вот как.
Вот как оно получилось. Что ж. Конфликт прошлого исчерпан? Юра будет счастлив с Кирой и не будет держать на него обиды. Когда-нибудь пригласит на свадьбу.
— Никогда, – беззвучно произнёс Тору, – никогда.
— М? – переспросил Юра. Он вытащил один наушник, прислушавшись.
— Говорю, что она очень красивая, – соврал Тору и уже тише добавил, – повезло.
— А, это да. Говорит, уже успела напиться, пока родители развлекали гостей.
— Там снова будет шумная и пьяная толпа?
— Кира обещала приличный весёлый вечер в хорошей компании, – Юра пожал плечами, поудобнее устроившись на сиденье, – если только мы всё не испортим. Как в прошлый раз.
— В прошлый раз… – задумался Тору. – В прошлый раз, да.
Он до сих пор не знал, был ли тот поцелуй настоящим. Но прикосновение к чужим губам казалось настолько естественным, что у Тору оставалось всё меньше сомнений. Если же он в самом деле сотворил нечто настолько наивное и глупое… Как ребёнок. Глупый ребёнок, потерявшийся в алкогольном бреду. И целовал же как…искренне и с душой, будто вкладывал в неумелую ласку давно искрящиеся внутри чувства. Как это недоразумение вообще можно было назвать поцелуем?
Он целовал Киру, в новогоднюю ночь, на мосту, открывающем панорамный вид на сияющий город. Он действовал уверенно и без сожалений, ласкал мягкие чувственные губы, будто находясь под действием чар. Тору хотел целовать Киру, яркую, смелую, неожиданно податливую и нежную. Он хотел целовать совсем невинную юную девушку, прячущую внутри пылкую, окутывающую страстью женщину.
Каждый раз, задумавшись о прошлом, Тору сравнивал поцелуй, подаренный Кире, и порыв, так неожиданно встреченный ответным прикосновением. Сравнивал и понимал, что, вопреки самоутешению, в тот вечер он действительно сделал то, что хотел.
Дома у Киры пахло свежей выпечкой, сладкими напитками и дорогим парфюмом. Тору смотрел на довольные лица – в одном помещении собралось слишком много людей, чьи улыбки выглядели фальшивыми и наигранными. Казалось, что богатые и вовсе не умеют радоваться, видя во всём лишь выгоду и расчёт. Тору не знал, говорила ли в нём зависть, но находиться среди толпы становилось всё неуютнее.
Юра быстро влился в компанию и завёл разговор с подвыпившим бизнесменом в коротковатом синем костюме. Тору слышал, как тот рассказывал ему о делах фирмы, не скупясь на ругательства и обвинения. Удивительно, что при этом он не произнёс ни слова о чём-то по-настоящему важном и способном послужить крючком для конкурентов. Кто-то даже в нетрезвом виде сохранял самообладание, а кто-то – Тору расстроенно пригладил волосы – целовал друзей, только почувствовав запах алкоголя.
Юра не пил. Иногда брал со стола закуски, иногда – подносил к пересохшим губам наполненный вином бокал, но ни разу не делал глоток. По несколько минут лениво жевал хрустящие снеки, иногда разбавляя чужой разговор колкостями. Несмотря на это, Тору казалось, что Юре было невыносимо скучно. Казалось. Ровно до того момента, как в зал зашла шумная и яркая Кира, в одно мгновение преобразившая провальный вечер.
Юра сразу повеселел, сел ровнее, поправил одежду и волосы. Тору никогда не думал, что заметить чужую симпатию может быть так просто. И никогда не думал, что предпочтёт ослепнуть. Смотреть на происходящее было…противно? Соприкосновение двух миров, мира динамичной жизни и мира холодной смерти, выглядело противоестественным и болезненным. Глаза Юры стали тусклыми, будто последний их свет остался в пределах чужой реальности.
Тору подпер голову рукой и, выдохнув, закрыл глаза. Не думать. Ему не стоило надумывать лишнего. Это вообще было не его дело!
Он вышел из-за стола и незаметно промелькнул мимо Юры и Киры. Узоры на стенах коридора в полутьме напоминали таинственные древние символы. В отсутствии толпы и почти чопорных лиц атмосфера вечера завораживала. Сочетание богатства и его собственной духовной бедности создавало впечатляющий и бодрящий контраст.
Ранее ему ни разу не удавалось попасть к Кире домой – не было времени или повода. Компанией собирались в кафе и маленьких квартирах на окраине города. Дорогая обстановка пугала и заставляла думать, что заблаговременно находишься в долгу у стен и высоких потолков. Тору плавно и медленно блуждал по коридорам, каждым шагом извиняясь перед полом и мебелью – дерево глубоких оттенков не хранило на себе хотя бы минимального слоя пыли. Он провёл пальцем по шероховатой поверхности – кожа осталась чистой и сохранила отпечаток прикосновения к истории.