Однажды на лестнице его поймал за пуговицу начинающий писатель.

– Скажите, как научиться работать так как вы? Чтобы каждая фраза была как оструганная дощечка, чтобы каждая входила в рассказ, как влитая, впритык?

– Придумывайте с утра, каждый день, по одной. Больше не нужно. Но, каждый день.

На другое утро начинающий проснулся и загрустил. "Боже, неужели я такой бездарный, что не смогу придумать одну фразу?" – думал он. Думал, думал и придумал: "Посадил дед бабку".

На следующий день он уже не придумал ничего.

Подкараулив Зощенко он признался ему в этом.

– Значит вам надо идти в дворники или в инженеры, – грустно ответил юморист.

– А вот вы, вот вы, что-нибудь сегодня придумали?

– Придумал: "Говорят в Америке бани отличные".

Между прочим во время ихнего разговора этажом ниже на площадке стоял какой-то тип и что-то записывал. Трудно сказать, есть ли тут какая-нибудь связь, но с тех пор Зощенко имел много неприятностей.

Кстати, острил, шутил и балагурил Маяковский тоже не долго.

Древний грек Эзоп ухитрялся писать так, что читатель глазами видел одно, а головой понимал совсем другое. Так родились басни. Древний жанр подхватил революционный поэт Ефим Придворов. Свои басни он подписывал "Демьян Бедный". Между прочим квартира у него была в Кремле и в комнатах кое-какое мебелишко тоже было.

– Ефим Лакеевич Придворов, – сказал про него Есенин.

С мебелью у Есенина было тоже все в порядке, но никакими псевдонимами он не прикрывался.

"Нет я не кенар, я поэт

И не чета каким-то там Демьянам.

Пускай порою я бываю пьяным,

Но есть во мне прозрений дивных свет",

– писал он.

От непереносимой тяготы жизни Есенин вскрыл себе вены.

Демьяна же не брало ничто. Когда в заднем кремлевском дворике комендант Мальков расстреливал из пистолета эсерку Каплан, он приказал на всякий случай завести моторы двух грузовиков. На шум вышел Бедный.

– Что тут происходит? – спросил любимец муз.

– Кончаю тут одну, – ответил комендант.

– Аа-а... Бедный зевнул и пошел досыпать.

Впрочем и на него нашлась проруха. Великий вождь народов Иосиф Сталин покровительствовал искусству. Иногда он приглашал Демьяна зайти, по-простому разделить стол. Однажды они сидели и ели землянику. Было это в тридцатые годы.

Демьян хвалил.

Вернувшись домой он не удержался и похвастался своему приятелю Презенту:

– Только что у Иосифа Виссарионовича земляничку ели. До чего сладкая! Пальчики оближешь!

Презент тут же сочинил донос: "Д.Б. говорит, что в то время когда вся страна голодает, Сталин обжирается земляникой".

– Вот сукин сын! – возмутился вождь. – Что он там сейчас пишет? Пьесу "Богатыри"? Смешать с землей.

Пьесу раскритиковали. Демьяна из Кремля выселили.

Ему бы вообще помолчать...

Всякий талант противоречив. Владимир Майковский несомненно был талантлив, виртуозно владел стихом. Особенно он любил метафоры и иносказания.

– "Мне и рубля не накопили строчки", – сказал после того, как привез из Парижа автомашину "Рено".

– "Я хочу быть понят своей страной", – писал, прося разрешение выступить на закрытом активе Московской парторганизации с чтением поэмы "150000000". Партактив выслушал его и отметил в резолюции: "поэма, несмотря на отдельные недостатки, может быть использована в агитационной работе".

Впрочем, метафоры и прочие штучки-дрючки порой чередовались у него с довольно откровенными высказываниями. Так, после второй поездки во Францию, где он встретился с Татой Яковлевой, у него вырвалось:

– "Я хотел бы жить и умереть в Париже..."

Больше загранвизы ему не дали.

– Ничего не знаем, – сказали в окошечке.

– "И жизнь хороша и жить хорошо..." – вспомнил он, заряжая пистолет. – Ах, да, надо оформить...

"Товарищ Правительство, – написал в завещании. – Позаботься о моей семье. Моя семья – это мать, сестра Людмила, Лиля Брик и Вероника Полонская..."

И нажал курок.

– Какая большая семья! – удивились в Кремле.

– Я не семья! – всполошилась Полонская. – Я замужем!

"Был и остается лучшим, талантливейшим поэтом эпохи", – наложил на письме Лили Брик резолюцию вождь. А выше в углу начертал: "Товарищу Ежову".

Это чтобы никто не вздумал сомневаться, что лучший и талантливейший. И чтобы было кому проследить: не возражают ли писатели?

С теми, кто возражал, беседовали...

Знаменитый французский писатель Ромен Роллан был женат на русской. Ее фамилия была Кудашева и у нее в России остался сын.

Пасынок и сыграл неважную роль в судьбе автора "Жана Кристофа".

Сперва все шло хорошо. С сыном удавалось видеться. Он даже раз или два приезжал к родителям. Они жили в Швейцарии, в пансионате. На горах голубой снег, шезлонги с теплыми одеялами на балконах. Сюда же прислуга выносила чашечки с горячим какао.

– Так будет всегда, – расчувствовавшись говорила мать. Она помешивала ложечкой сладкую жидкость, пила мелкими глотками и не забывала подставлять лицо зимнему солнцу. – Папа напишет еще один роман, ты окончишь в Москве школу. Учти, тебе особенно понадобятся в жизни иностранные языки!

Ромен Роллан приезжал в Москву и своими глазами видел, как по улицам в праздники маршируют с кумачевыми плакатами сотни тысяч людей.

Как-то вернувшись в Париж он прочитал в одной газетенке письмо. Оно было подписано "группа русских писателей" и в нем говорилось, что "звон казенных бокалов с шампанским, которым угощали в России иностранных писателей, заглушил лязг цепей надетых на нашу литературу и весь русский народ!"

– Откуда они это взяли? – возмутился Ромен. – Я сам был, сам видел, все кричат "Ура!". Шампанского я не пью. Разве что чуть-чуть...

И он написал ответ: клевета, в России ликование. Мир идет вперед. Митинги, выставки, о чем речь, мон ами?

Правда, потом и на романиста случилась проруха. Во время финской войны он опять выступил в печати, но на этот раз написал что-то не в дугу. Мол, большая держава навалилась на маленькую, и так далее...

Зря писал. Рядом в этот момент не было жены, та бы его удержала.

Когда разразилась война 41-го года и немцы подошли к Москве, пасынка сразу же взяли в армию. Органы "Смерш" ахнули: "Ничего себе, новобранец! Мать эмигрантка, отчим – француз. У самого в графе "был ли за границей" – "был и не раз"...

Пуля нашла его быстро.

"На войне, как на войне", как говорят французы.

Стоило ли изучать иностранные языки?

Перед революцией большим успехом у публики пользовался певец Вертинский. Он выходил на сцену во фраке, с белым цветком в петлице. Скорее всего это была астра. Или хризантема. Во всяком случае перед каждым его выходом было много беготни и выкриков:

– Цветок, цветок-то где? Купили?.. Не купили... Зарезали, подлецы, – причитал устроитель концерта. – Он же без цветка не выйдет. Неужели ушел?

– Да вот он, цветок, его с баночкой за занавеску поставили. Никуда и ваш артист не денется. Вон идет!

– Вот и вы, слава богу. Извольте цветочек ваш. Да нет уж, я сам поправлю.

Пел Вертинский "Мадам, уже падают листья..." Или: "Над розовым морем склонилась луна...", а если публика очень настаивала то и "Где вы теперь, кто вам целует пальцы?"

Кроме аристократов на его концерты валом валили купцы, инженеры со степных украинских заводиков и прочая подозрительная публика.