Жаль. В просовывании тросточки что-то было.

Мало что-нибудь изобрести. Нужно еще выкорабкаться невредимым из паутины законов и невидимых ловушек, которыми уставлен путь творца.

Уже в начале прошлого века стало ясно, что на смену добродушной лошадке должен прийти стальной конь.

– Ишь, как маются, – рассуждали придворные, наблюдая из окон Букингемского дворца, как тащат многопудовые дилижансы заморенные кони. – Как там наши Уатты и Ньюкомены, не подумывают над тем, чтобы приспособить свои машины к телеге?

– Подумывают.

Изобретатель Стефенсон имел светлую голову. Он удачнее всех положил на бок паровой котел, соорудил передачу к колесам, поставил паровоз на рельсы.

На открытие первой железной дороги Дарлингтон-Стоктон пришли и придворные.

– Бойко он у него бегает! Молодец, решил задачу. Теперь Англия будет с железным транспортом. А что там говорят – он чем-то недоволен?

– Утверждает, что ему положена премия. Поиздержался, изобретая. Что передать ему?

– Передайте, пусть подаст заявочку, укажет соавторов, а также тех, кто помогал внедрять изобретение.

– Какие соавторы? – удивился изобретатель. – Ведь все сам своими руками. И при чем тут "внедрять"? Слово-то какое выдумали!

Над зелеными валлийскими лугами метались паровозные свистки. Двор намекал и настаивал. Тогда испуганный изобретатель включил в заявку английскую королеву.

– Вот из ит? – развела руками Виктория, получив бумагу на подпись. – Ну, какой же я соавтор? Я ведь только так – доклады выслушивала. Нет уж, вы – один.

Дали премию.

К сожалению, этот драгоценный опыт был сразу же утрачен и изобретение паровозов пошло другими путями.

Шла русско-турецкая война и адмиралы на набережной Невы думали: как бы им победить врага?

– А что если построить корабль? Необыкновенный. Такой, чтобы пушки его могли стрелять во все стороны. Круглый корабль!

Инициатором выступил адмирал Попов. Он справедливо полагал, что круглый корабль, стреляющий во все стороны, может заменить сразу два, а то и три корабля. Прельщала и необычная форма.

Корабль построили. На него установили два громаднейших орудия. Они стояли внутри бронированного барбета и могли поворачиваться куда угодно.

Корабль вышел в море.

– Бах, тара-рах! – выпалил он из одного орудия и завертелся.

– Бах-тара-рах! – выстрелил он из второго и закрутился в другую сторону.

– Ну как? – поинтересовались родственники, когда адмирал возвратился с испытаний. – Стреляет во все стороны?

– Стреляет! – огорченно ответил конструктор. – Хорошо стреляет. Вот только...

Он не сказал, что "только". Впрочем, родственники его бы и не поняли. Чтобы понять, надо быть соленым моряком: соленые моряки знают, что кораблю мало хорошо стрелять, надо еще держать правильный курс.

Отто Лилиенталь с малых лет мечтал летать. С годами это превратилось в дело всей его жизни.

– Молодец, целеустремленный какой! – говорили родственники. – Что вот мы? Коптим. А он? Рвется в небо. Орел!

Лилиенталь смастерил себе крылья. Они были из реечек, обклеенных тонкой материей.

– На этажерку похоже, – говорили родственник, щупая сооружение. – Ты сам куда влезешь, в середину? А махать чем будешь? Не будешь. Думаешь так понесет. Ну-ну...

Для начала Отто взобрался на невысокий холм. Дул ветерок и у подножья холма шевелил клевер и кашку. Отто разбежался, ветер подпер снизу этажерочные крылья и снес авиатора в долину.

– Получилось! – удивились родственники. – Дерзай дальше. Кстати, на кого у тебя завещание оформлено, на жену?

Следующие крылья Отто сделал в два раза больше, а холм выбрал самый высокий.

– Палец послюни, ветер проверь, – советовали родственники. – Надо же, какой настырный. Все за что берется до конца доводит! Небось и к нотариусу успел сходить, все оформил?

Не успел Отто взлететь, как порыв ветра ударил в крыло сверху, перевернул этажерку. Кувыркаясь, человек полетел вниз.

– Безумству храбрых поем мы песню, – скороговоркой пробормотали родственники и побежали опротестовывать завещание. У них уже была на этот случай приготовлена бумажка, что Отто страдает навязчивой идеей – хочет летать.

Партия "Народная воля", отражая настроения прогрессивной общественности, приговорила императора Александра II к смерти.

Император ездил по городу всегда в одно и то же время по одним и тем же улицам.

– Мон шер, может быть вы измените время и маршрут? – упрашивала его императрица.

– Но что скажут подданные? – отвечал император. – Они привыкли к порядку. Нет уж, пусть все идет как шло.

Однажды он ехал в карете по набережной. Был первый день марта. Звенела капель. Улыбались люди. Из толпы вдруг выскочил человек с пакетом в руках.

– Бомба! – ахнул жандарм.

Раздался взрыв. Контуженного императора отвезли в Михайловский замок.

– Как вы себя чувствуете?

– Так себе.

– Вам следует находится здесь до вечера, пока не придет воинская часть, – настаивали придворные. – Толпа не расходится, в ней могут быть еще бомбометчики.

– Если я не выйду, народ подумает что я трус, – печально сказал император.

Он выехал на ту же набережную в той же карете. И снова из толпы выскочил человек. В руке у него было что-то завернутое в газету.

Снаряд полетел точно в цель...

Из смерти императора террористы быстро сделали выводы:

– Царизм не способен к предвидению. Всем своим существом он принадлежит прошлому, – разъясняли в кружках бородатые сторонники исторического прогресса и демократии.

Они глубоко знали предмет и не поддавались сомнениям: кто-что о них подумает.

Какая разница?

Французский писатель Александр Дюма был полукровкой (дед – негр) и как все люди смешанных кровей отличался необыкновенной ловкостью. Хотелось зарабатывать и издаваться.

Сперва дело шло туго. Александр усаживался за стол, макал гусиное перо в чернильницу и морща лоб выводил на листе бумаги: "В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга..." Сразу же начинались сомнения: вдруг Менг не городок, а большой город? Во второй фразе герой ехал на гнедой лошади. Что такое "гнедая" – черная, коричневая, серая? О, боже! Приходилось бросать перо и бежать в библиотеку к справочникам.

Еще хуже если попадалась фраза "в третьем браке с вюртембергской принцессой". Вюртембергская колбаса бывает, а принцессы? В мозгу шевелилась зеленая гусеница.

И вдруг, после третьего романа, Александра осенило. А что если перейти на бригадный метод? Пять голодных студентов, машинистка, запереть их на ключ...

Так утверждают злые языки. Романы посыпались, как дамские сапожки с конвейера. Уходя из дома Дюма теперь говорил:

– Что мы там пишем? "Учитель фехтования"... А это про что – про Индию? Ах, про Россию. История любви дворянина декабриста и бедной француженки? Пишите, пишите. С героиней поосторожнее: нравственность на высоте, никаких декольте и ножек. С Николаем можно не церемониться. Будете описывать Инженерный замок – не рассусоливать: "надо рвом возвышались стены, со скрипом опустился мост". И все. К "Гастроному N_1" я вас прикрепил. Аванс выдам завтра. Пошел на пленум кинематографистов, пробивать заявку. Сваляем телефильм.

– Звонил какой-то молодой прозаик из Рамбуйе. Просил принять.

– В шею!

В 1858 году Дюма приехал в Россию. В доме нижегородского губернатора Муравьева (тоже декабриста) хозяин сказал:

– А у меня для вас сюрприз. Познакомьтесь. Граф и Графиня Анненковы. Ее девичья фамилия Полина Гебль. Не вспоминайте?