Первого апреля последовало утверждение Эйнштейна в новой должности. Получать он теперь стал 4500 франков в год. Эта сумма, однако, не была максимальной для эксперта II класса — Заутер, скажем, получал 5200, а Бессо, поступивший на два года позднее Эйнштейна (но закончивший машиностроительный факультет!), — 4800, сам директор получал 8000 франков.
Рассказывают, что, когда Эйнштейну сообщили о размере его нового жалования, он будто бы воскликнул: «А что мне делать с такой уймой денег?»
Можно полагать, что, став «патентным асом» и получив возможность отказаться от приработков в виде рефератов и переводов (впрочем, есть указания на то, что занятия переводами продолжались и после создания теории относительности!), Эйнштейн и в самом деле смог урывать в рабочие часы какое-то время для размышлений над проблемами физики. Таким образом, противоречие между двумя точками зрения на степень загруженности Эйнштейна в бюро несколько сглаживается. Скорее всего, дело обстояло так — в начале, то есть с 1902 года, скажем, по 1906 год, ему было трудновато, а с 1906-го по 1909-й полегче. Заметим, что рассказ Ладенбурга относится к 1908 году. Но все же не следует думать, что и в этот второй период у Эйнштейна на работе было много свободного времени.
Некоторые цифровые данные, касающиеся работы бернского патентного бюро, известны. Несложный арифметический подсчет показывает, что в среднем галлеровскому эксперту в день приходилось обрабатывать не менее трех патентных заявок — загрузка солидная. Хотя, как говорил Эйнштейн, особого напряжения эта работа не требовала.
— Все это так, — может возразить осведомленный читатель, — но ведь известно, что одно время Эйнштейн совмещал работу у Галлера с преподаванием в Бернском университете.
Действительно, получив место приват-доцента на кафедре теоретической физики, Эйнштейн весенним семестром 1908 года читал в университете по две лекции в неделю, а осенне-зимним семестром 1908/09 года — по одной лекции в неделю. Любопытно, однако, расписание этих лекций[53]. Весной Эйнштейн читал с 7 до 8 часов утра (!), а осенью и зимой с 6 до 7 часов вечера. Итак, мы видим, что суровый шеф патентного ведомства в общем не возражал против того, чтобы его сотрудники занимались своими делами, но только… не в рабочее время.
Еще один характерный эпизод. Осенью 1907 года Эйнштейну предложили написать подробную статью по теории относительности для одного респектабельного немецкого физического журнала. С признательностью принимая это предложение, Эйнштейн, однако, ответил, что вряд ли сможет достаточно быстро справиться с задачей. И вот почему: ему необходимо поработать в городской библиотеке, а она закрывается, как раз когда заканчивается рабочий день в бюро. («Отпрашиваться» у Галлера было, по-видимому, не принято.) Тем не менее, обзор Эйнштейн все-таки написал, и удивительно быстро, особенно если принять во внимание глубину и богатство его содержания. Так, именно в этой статье впервые было указано на то, что под действием гравитационного поля траектория светового луча должна искривляться.
Но где же все-таки рождались научные шедевры Эйнштейна, и в частности знаменитая теория относительности?
Обратимся к самому Эйнштейну. В 20-е годы на вопрос одной берлинской газеты, где возникла теория относительности, он лаконично и однозначно ответил: «В Берне, на Крамгассе, 49». По этому адресу проживало в 1905 году молодое семейство Эйнштейнов. Сейчас там установлена мемориальная доска с надписью: «В этом доме в 1903–1905 гг. Альберт Эйнштейн создавал свою основополагающую работу по теории относительности». Кстати, это все, чем почтил Берн память своего прославленного жителя, — нет ни улицы, ни площади Эйнштейна, нет мемориальных досок на других его временных пристанищах… Со слов очевидцев швейцарский биограф Эйнштейна К. Зелиг сообщает: «В обеденный перерыв и по вечерам друзья нередко заставали молодого исследователя дома, погруженным в работу. Зажав в зубах сигару, он левой рукой раскачивал детскую коляску, а правой делал заметки, пользуясь чаще всего жалким огрызком карандаша». Очень возможно, что именно так и создавалась теория относительности, — она была закончена в июне 1905 года, а 14 мая Альберту Эйнштейну-младшему исполнился год.
Вместе с тем в конце 1919 года Эйнштейн признавался Бессо (который в это время уже не работал у Галлера): «Особенно меня заинтересовало твое намерение вернуться в патентное бюро, в этот светский монастырь, где зародились самые лучшие мои идеи…» По другому признанию самого Эйнштейна, и первые мысли об общей теории относительности (законченной в 1915 году в Берлине), этой, по единодушному признанию, наиболее красивой физической теории, также родились в Берне.
В общем, ситуация представляется довольно ясной и вполне естественной. Эйнштейн непрерывно и упорно размышлял над физическими проблемами, эти мысли не оставляли его ни на минуту. Конечно, и работа над патентными заявками не могла остановить могучий творческий процесс. Странно только, что, по воспоминаниям А. Ф. Иоффе, посетившего Берн в 1906–1907 гг., Милева, жена Эйнштейна, «сообщила с его слов, что он только чиновник патентного ведомства и о науке думать серьезно не может…» (Иоффе приехал поговорить с Эйнштейном о световых квантах, но их встреча тогда не состоялась). Неужели она не знала, чем еще занимается глава семьи, нянча малыша, неужели, наконец, не было ей известно, что зимой 1906 года ее мужу Цюрихский университет за диссертацию «Новое определение размеров молекул» присвоил звание доктора философии? Возможно, Эйнштейн в то время старался избегать контактов с профессиональными учеными — еще со студенческих времен они оказывались для него не слишком удачными. И достаточно сказать, что его теорию относительности, над которой он размышлял с 16-летнего возраста, Цюрихский университет в качестве диссертационной работы не принял, усмотрев в ней недопустимое пренебрежение авторитетами.
Он вполне удовлетворялся научными дискуссиями с прилично подкованными теоретически коллегами — экспертами. Одному из них, Бессо, он, как уже говорилось, прямо выразил благодарность в своей основополагающей работе по теории относительности «за ряд ценных указаний». А в 50-х годах Заутер рассказывал, что еще помнит, как однажды весной 1905 года, когда они вместе возвращались из бюро (заметим — не в самом бюро!), Эйнштейн радостно сообщил ему об открытии теории относительности и вскоре дал прочесть ему статью «К электродинамике движущихся тел». «Я изводил его целый месяц, — вспоминал Заутер, — приводя все доводы, какие только мог придумать, а он не проявлял ни малейшего раздражения; наконец, я убедился, что все мои возражения подсказывались предрассудками, характерными для физики того времени». Вне бюро Заутер занимался электродинамическими уравнениями Максвелла, пытался всячески «разъяснить» их. И Эйнштейн упорно размышлял над этими фундаментальными уравнениями. Но всякий раз, когда Заутер начинал излагать ему свои взгляды, он неизменно отвечал: «В этих вопросах я еретик». Эйнштейну уже давно было ясно, что электродинамика Максвелла несовместима с классической ньютоновской механикой и чем-то из них придется «пожертвовать». Весной же 1905 года он наконец понял, как реализовать эту, действительно еретическую по тем временам, мысль — результатом стала теория относительности.
Не только об уравнениях Максвелла шла речь у Эйнштейна со старшим коллегой. «Я еще помню, — писал он Бессо в 1952 году, — что у меня было много дискуссий с Заутером по моим работам в области статистической физики и термодинамики» (работы 1902–1904 гг. — Авт.). И еще вспоминал он: «Нужно сказать, что мы каждый день обсуждали научные вопросы, входя в Бюро» (снова заметим — Эйнштейн не пишет «обсуждали в Бюро»!).
Но время шло, и гению теоретической физики, конечно, становилось тесно в стенах галлеровского офиса. Осенью 1909 года Эйнштейн вручил директору заявление об уходе в связи с приглашением на профессорскую должность в Цюрихский университет. Говорят, что суровый директор чрезвычайно рассердился и воскликнул: «Это неправда, господин Эйнштейн. Я вам не верю. Это очень глупая шутка!» Никак не хотелось патриоту своего детища упускать столь ценного сотрудника.
