С зарождением черной металлургии «человеку стало служить железо, последний и важнейший из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории» (Ф. Энгельс). Это был настоящий технический переворот — теперь уже второй. Длился он 600 лет (X–V века до н. э.). И опять-таки следом за ним шел переворот производственный, тоже второй. Он вызвал второе общественное разделение труда — обособилось ремесло. Раньше оно было побочным промыслом земледельца и скотовода. Теперь же и выплавка металлов, и гончарное дело, и ткачество становились основным занятием многочисленных коллективов. Именно ремесла дали мощный толчок росту городов.

Новая техническая и производственная революция обеспечила рабовладельческому способу производства господство во всемирно-исторических масштабах. Но опять-таки не навсегда. Рано или поздно противоречия между развивавшимися производительными силами и застывшими производственными отношениями стали раздирать и новый строй.

Со временем рабство оказалось тормозом дальнейшего прогресса. Взять, к примеру, развитие промыслов. Поначалу оно получило мощный толчок. В V веке до н. э. в Афинах уже существовали довольно крупные предприятия. В некоторых мастерских (кроватных, оружейных) работало свыше 100 невольников, а на иных рудниках — около 1000. То была настоящая промышленность, по тем временам весьма крупная.

Прогресс? Несомненно. Но насколько его ускорила бы широкая технизация! Так нет же, хозяева не были заинтересованы в ней. Живые механизмы, даже если они полностью изнашивались через несколько лет, вполне устраивали предпринимателей. Вот почему водяное колесо, сконструированное еще в I веке до н. э., ждало достойного применения чуть ли не тысячу лет: лишь в средние века, во времена феодализма, оно получило широкое распространение. А в Древнем Риме, где рабовладельческая цивилизация достигла своего апогея, это замечательное изобретение, поднимавшее производительность труда, не находило спроса.

Противоречия между производительными силами и производственными отношениями особенно острыми стали в эпоху упадка Римской империи. Пока цезари расширяли свои владения, захватывая все новых пленников, живых машин было более чем достаточно. Порой даже не знали, куда их употребить: как ни странно, тогда уже возникала безработица. Зато как только приток невольников прекратился, стала ощущаться нехватка рабочих рук. Тут-то, казалось бы, и пробил час механизации. Но ею надо было кому-то заниматься, а кому?

Ближе всех к производству стоял раб. А он, неграмотный, забитый, не мог, естественно, совершенствовать технологию производства. Да и не был в том заинтересован. Свободные граждане? Что ж, среди них были весьма высокообразованные люди. Но они презирали физический труд («удел рабов»!) и все, что хоть как-то связывалось с ним, даже если это было творчество, направленное на совершенствование производства.

Итак, нехватка рабочих рук не компенсировалась техническими нововведениями, которые подняли бы производительность труда. Постепенно назревавший кризис рабовладельческой формации (II–V века н. э.) завершился ее окончательным разложением, которое совпало с крушением Римской империи (V век н. э.).

Новый строй — феодализм — опять-таки уходит своими корнями в старый, предшествующий ему. Владелец латифундии, желая повысить эффективность невольничьего труда без каких-либо хлопот с новой техникой, делил свою землю на мелкие участки и затем передавал их в аренду своим же рабам. Те таким образом превращались в колонов. Обретая некоторую свободу, обзаводясь семьей и инвентарем, теперь они работали в поте лица своего не только за страх, но и за совесть. Ясно, почему такое хозяйство оказалось более продуктивным. Оно-то и послужило прообразом новых производственных отношений, при которых феодал, будучи полным хозяином земли и орудий ее обработки, был в то же время неполным собственником крепостных.

Однако и после того, как восторжествовали новые отношения собственности, технический уклад долго еще оставался почти на том же уровне, что и прежде.

Радикально положение изменилось лишь в X–XII веках. Именно тогда произошла новая техническая революция. Связана она в основном с двумя нововведениями. Во-первых, с широким распространением водяных колес и ветряков. Во-вторых, с усовершенствованием часового механизма — оно дало толчок созданию элементов будущей автоматики (храповиков, зубчаток).

Этот третий технический переворот перерос постепенно в производственный. Осуществлялся переход к цеховой организации ремесла (для Западной Европы в конце XII — середине XIV века).

В средние века общество состояло из двух классов — из почти бесправных крепостных крестьян, составлявших большинство населения, и помещиков, концентрировавших в своих руках экономическую и политическую власть. Господствующее положение занимало сельское хозяйство. Промышленность числилась на вторых ролях. Однако со временем ее работники — ремесленники, деревенские и городские, — стали составлять все более влиятельную прослойку. Особенно после того, как начали объединяться в союзы — цехи. Они принимали свой устав, который регламентировал технологию производства, утверждая ее для всех своих мастеров по лучшим образцам. Все это способствовало прогрессу промышленности.

Сдвиги технологического характера выражались прежде всего в разделении труда между цехами. Происходила дальнейшая специализация знаний и навыков, которая благоприятствовала их обособлению, возникновению инженерных профессий. Правда, внутри мастерской разделение труда еще отсутствовало. Но уже намечалось. В полной мере оно осуществлялось лишь в стенах мануфактуры.

Царство цехов с его свободным (не крепостным) трудом, с развитием товарного производства, ознаменовало собою торжество зрелого феодализма. Но примерно с XIV века в его недрах возникают ростки нового строя — капиталистического. Появляются свободные вольнонаемные рабочие — предшественники будущих пролетариев. Возникают и развиваются зачатки будущих фабрик — мануфактуры, где технологический процесс расчленяется на отдельные операции, правда, по-прежнему ручные («манус» по-латыни «рука», «фактура» — «выделка».).

А со второй половины XVII столетия, когда в Англии вспыхивает буржуазная революция, феодализм начинает повсюду уступать место более прогрессивной системе — капиталистической.

Однако, что очень важно, новый способ производства окончательно одержал победу лишь после того, как была создана новая материально-техническая база — возникла крупная машинная индустрия. Хотя мануфактура и вводит разделение труда, которое существенно видоизменяет технику, однако ручное производство все же остается. Поэтому производительные силы развиваются медленно. Только крупная машинная индустрия, говорит В. Ленин, отбрасывая ручное искусство, в корне преобразует производство на новых, рациональных началах.

И новая техническая революция (четвертая по счету) начинается именно с изобретения и внедрения рабочих машин (XVIII век) — сперва в текстильном деле, а затем и в других отраслях. Как и прежде, она готовит почву для переворота производственного, для перехода от мануфактуры с ее ручным трудом к крупной машинной индустрии. Он протекает в большинстве стран в XIX веке.

По ленинскому определению, промышленная революция — это «крутое и резкое преобразование всех общественных отношений под влиянием машин (заметьте, именно под влиянием машинной индустрии, а не „капитализма“ вообще)».

А теперь взглянем на нынешнюю ситуацию. Научно-техническая революция происходит в самых разных странах Востока и Запада — как социалистических, так и капиталистических. Причем почти одновременно. И тут и там она имеет схожие черты. Мало того, не только социалистические, но и многие капиталистические государства по уровню развития производительных сил подошли к возможности построения материально-технической базы коммунизма.