Десяток всадников под командованием Хуппы проделал путь до Тулузы за пару недель. Он не стал брать с собой «верных» королевы, наоборот, его выбор удивил бы человека непосвященного. С ним скакала какая-то отпетая шваль, ослепленная вознаграждением, и взятая чуть ли не на ближайшем рынке. Эти наемники, как и все другие, любили золото, баб, пожрать и выпить. А на остальное им было плевать. Держать язык за зубами они тоже не умели, и как раз этого от них никто и не требовал. Хуппа очень хорошо уяснил, что именно от него хочет госпожа, а потому нашел тех, кто исполнит свою роль, не задавая лишних вопросов.
Принцессу вытащили из церкви буквально чудом, ведь в город уже вошли люди короля Гундовальда. Герцог Дезидерий, Ваддон, бывший майордом Ригунты, епископ Сагиттарий, вездесущий Гунтрамн Бозон и сам Эоний Муммол поддержали новоявленного короля, который объезжал в Аквитании город за городом(1). Тулуза присягнула ему, когда войско обложило город. Поговаривали, что даже епископ Бордо, клявшийся в верности королеве Фредегонде, послал к Гундовальду гонца с выражениями преданности. Нужно было уходить, и очень быстро, иначе все дороги на север скоро будут перекрыты. Эти земли кишели армиями всех королей одновременно, и они больше грабили, чем наводили порядок. Юг Галлии, до самых Пиренеев, принял самозванца сразу и безоговорочно. Знать, измученная постоянными переделами земель между правителями, желала спокойствия и стабильности. Она хотела своего собственного короля, и она его получила. Дезидерий, ограбивший до нитки дочь своего повелителя, оставил у церкви стражу, которая охраняла покой Ригунты. Ну, и следила заодно, чтобы та не сбежала.
- Этих берем в ножи, выводим девчонку, и ходу, - процедил Хуппа, и наемники понятливо кивнули. В ножи, так в ножи. Им за это платят, в конце концов. Два франка, дремавших у входа в базилику, были зарезаны одновременно. Они даже не успели достать мечи.
- Госпожа! – склонился Хуппа перед дочерью своей королевы.
- Почему так долго? – презрительно заявила та. – Я прикажу тебя высечь, Хуппа, когда вернемся домой.
- Как будет угодно моей госпоже, - ответил граф с каменным лицом. Наглая девчонка не забывала напомнить ему о том, что графом он был далеко не всегда. – Но нам надо спешить. Здесь скоро будут воины короля Гундовальда, и монастырь – это лучшее, что вас ждет.
- Они не посмеют! – побледнела принцесса. – Я дочь короля!
- Еще как посмеют, - уверил ее Хуппа. - Вспомните свою тетку Теодогильду. Она сгнила в келье заживо. Говорят, ее насмерть заели вши.
- Уходим! – решительно сказала Ригунта. – Ну, что же ты встал?
- Ваши вещи, госпожа? – вопросительно посмотрел на нее граф-конюший.
- Мои вещи? – зло рассмеялась Ригунта. – Они все на мне. Дезидерий был так добр, что оставил мне немного денег, как раз на кусок хлеба в день. Все остальное он забрал.
- Тогда в путь, госпожа, - почтительно сказал Хуппа.
Они выскочили из городских ворот, когда воины Гундовальда нашли убитых у церкви.
- Ушла! – разочарованно сплюнул Гунтрамн Бозон, разглядывая трупы. – А ведь можно было за нашего королька выдать.
- Так она племянница ему, - удивился Дезидерий, хмуро разглядывая трупы своих людей. – Кто же их поженит?
- С нами епископ Сагиттарий, забыл? – посмотрел на Бозон с недоумением. – Гундовальд ему кафедру в Тулузе обещал. Наш пьяница его за это хоть с римским папой обвенчает.
- Да, этот может, - задумчиво подергал себя за бороду Дезидерий. – И как он епископом стал, ума не приложу. Из моего коня и то епископ лучше получился бы, ей богу.
Сагиттарий был личностью легендарной. Будучи епископом города Гап, он так преуспел в грабежах и насилиях, что слухи о нем бродили по всей Галлии. Служитель божий ходил в военные походы, и разил врага собственной рукой, что для священника было совершенно немыслимо. Он пропускал службы, потому что заканчивал пьянствовать только под утро, а его дом был полон непотребных девок. Его лишали сана, но он невероятными усилиями возвращался назад, к вящему горю своих прихожан, которым приходилось прятать от него жен и дочерей. Действительно, ну что ему стоило обвенчать дядю с племянницей, если сам Претекстат Руанский сделал нечто подобное совсем недавно.
- Ладно, пойдем, расскажем королю, что убежала наша принцесса, - сплюнул Бозон.- Да и выпить хочется уже.
Гундовальд в это время был в доме епископа Тулузы Магнульфа. Стол был накрыт богатый, и вино лилось рекой. Епископ сидел мрачный, ведь ничего хорошего от всего этого безобразия он не ждал. Гнев короля Гунтрамна будет страшен. С каждым выпитым кубком настроение пирующих улучшалась, крики становились громче, а похвальба все отчаяннее. И только преосвященный Магнульф был мрачнее тучи. Сброд из отъявленных разбойников и авантюристов, что сидел у него в покоях, приводил его в откровенное уныние.
- А что это ты, епископ, невесел, - остро глянул на него Сагиттарий. – Или не веришь в победу нашего короля? – Гундовальд услышал этот вопрос и вопросительно посмотрел на священника.
- Не верю, - коротко ответил Магнульф. – Ты выдаешь себя за сына Хлотаря, но правда это или нет, я не знаю. Он ведь не признал тебя. Да и не может быть, чтобы у такого, как ты, что-то путное получилось. Ведь ты даже на щите устоять не смог, когда тебя по полю несли(2).
За столом установилась звенящая тишина. Гундовальд, которому кровь бросилась в лицо, заявил:
- Я сын Хлотаря, и скоро я возьму то, что мне причитается по праву. А Париж будет моей столицей, как во времена отца. Ну, ничего, мои послы уже у брата Гунтрамна, он отдаст мою долю.
- Неужели у франков больше не осталось королей, если такой, как ты собрался править? – с горечью спросил епископ. – Вот ведь горе нам, грешным!
- Да как ты смеешь говорить такое самому королю? – заревел Муммол и влепил епископу пощечину. Тот упал на пол, а Дезидерий с Ваддоном, осыпая его руганью, вытащили старика на улицу. Несчастного епископа начали избивать кулаками и древками копий, не обращая внимания на горожан, которые возмущались неслыханным варварством. Когда мучители устали, Муммол скомандовал:
- Вышвырнуть бунтовщика из города! И телеги сюда гоните, будем его добро грузить!
***
Отряд Хуппы скакал уже два дня, и принцесса совсем выбилась из сил. Они расположились на небольшом хуторе, выгнав оттуда хозяев. Ведь не только всадникам, и лошадям тоже нужен был отдых. В январе даже в Аквитании довольно холодно, и вечер у теплого очага был просто необходим уставшим людям. Тут был запас еды и вина, и наемники расположились у огня, осоловев от непривычной сытости. Ригунта брезгливо ела слипшуюся в мерзкий комок кашу из разваренного овса, но молчала. Ей не о чем было говорить с этим быдлом, и она удалилась в соседнюю комнатку, где легла спать. Она была просто разбита. Сопровождающие пугали ее до дрожи, и даже сквозь завесу беспримерной наглости, которой всегда отличалась Ригунта, пробивались робкие ростки понимания. Ей нужно вести себя тихо, как мышка, иначе будет беда. За хлипкой дощатой стеной нарастал пьяный шум, и она свернулась калачиком под какой-то рваниной, заткнув уши. Ей безумно хотелось спать. Она ложилась и так, и эдак, но гул за стеной все равно доносился до нее. Наемники и не думали успокаиваться. Напротив, они затянули песни, надрывая пропитые глотки. Они нечасто видели в своей жизни вино. Такая откровенная рвань с оловянными глазами людей, готовых зарезать за грязные портки, могла пить только мутную бурду из заквашенного ячменя. И почему за ней послали именно их? Неужели у матушки, что б ей икалось, не нашлось «верных», чтобы спасти свою единственную дочь. Вскоре Ригунте удалось задремать, но ненадолго. Грубым движением кто-то перевернул ее на спину, а жадные руки задрали платье и нижние юбки на лицо.
- Ну-ка, девка, не кобенься! – услышала она пьяный голос. – А то не посмотрю, что ты из благородных.
Что это? Ригунта завизжала от ужаса, а за стеной раздались подбадривающие крики.