– Андрей, а скажите, как вы попали на этот проект?

– Я пришел сюда по объявлению. На хедхантере. До этого я работал школьным учителем истории. Мне очень нравилась моя работа. Честно говоря, всегда мечтал работать с детьми, с большими и маленькими, учить их, делиться с ними своими мыслями. Мне казалось, я смог бы научить их думать, анализировать, и таким бы был мой маленький вклад в новое поколение нашей страны – какое-то количество думающей молодежи. Я пришел в школу идеалистом, с горящими глазами, и встретил не совсем то, что ожидал. То есть я, конечно, был готов к тому, что не все меня захотят слушать, будут отвлекаться и валять дурака, ожидал, что много времени и сил уйдет на банальное наведение дисциплины. При этом я старался не применять никаких силовых методов, не унижать, не ставить двоек, и даже умудрился добиться определенного авторитета среди старшеклассников. Дети меня любили. А я смотрел на школьную систему изнутри. И с каждым днем все больше и больше разочаровывался.

– В системе? В коллегах?

– И в том, и в другом. Я понял, что та система, что есть, изгоняет лучших. Я видел нескольких учителей, вдохновленных идеей образования, работы со школьниками, внеклассной работы. Система их съедала, с точки зрения бюрократии в них находили множество изъянов и в конечном итоге они все ушли, или собирались уходить. И оставались только те, кому некуда податься. Кто ненавидит любую на свете работу, и на детях можно оттянуться. Накричать, оскорбить. Возможно, с этими учителями дети набирались знаний не меньше, а может и больше. Но только это все не то.

– Как не то? Дети не учились?

– Да в том-то и дело, что знания дети получали. Учились со страху. Но разве этим мы должны заниматься? Мы должны создать питательную среду для становления личностей. Где они будут образовываться не только накапливая информацию, а становясь мудрее, остроумнее. Смелее, хитрее. Где формируется человек?

– Вы хотите сказать, что обучение – это не только знания, а еще и среда?

– Конечно. Мы ведь работаем в школе с человеком, у которого только формируется характер. И почему-то перед школой ставят задачу напичкать ребенка набором знаний, но – заметьте – ни перед кем не ставят задачу сделать его хорошим семьянином, добрым, смелым. Кто этим занимается? Родители? Но не все это могут сами. А педагоги что? Увы, не лучшие образцы человечества. И выходит такой человек из школы, ну знает он набор формул и дат, если не забыл еще. А кто поможет ему вырасти? Встать на ноги? Кто научит как это делать? Почему не мы?

– А вы хотели отвечать еще и за характер?

– Да что значит хотел? Я и отвечаю за него.

– Потому что все взаимосвязано?

– Абсолютно. Всё и все. И мы с вами, и даже собака моя. И муж ваш связан со мной, ведь это он вас расстроил, вы вышли подышать и составили мне такую приятную компанию. И мне больше не грустно. И дети на уроках, слушая учителя, впитывают не только его слова, но и настроение, и интонацию, и подачу. И если этот учитель злой, грубый, дети перенимают эту модель, запоминают, что раз учитель так делает, то так делать можно.

– Выходит, муж мой влияет на поведение вашей собаки. Вот как она мне радуется! Так что про воспитание? Вы стали использовать комплексный подход?

– Да. Я ходил с ними на экскурсии, устраивал внеклассные беседы – семинары на различные темы – жизни, любви, свободы, мы обсуждали простые жизненные идеи на исторических примерах. Я предлагал учителям словесности присоединяться к нам, ведь это было бы очень полезно.

– Дайте угадаю. Русичка сказала, что это не входит в ее обязанности.

– Именно! Она сказала, что внеклассная деятельность не оплачивается и что я скоро доиграюсь.

– Они вас выжили? Учителя?

– Да меня не так-то просто выжить. Меня завалили отчетами, выговорами за неправильно оформленный дневник, плохо расписанный план внеклассной деятельности, недостаточную мотивацию к ней. Мне нужно было письменно обосновать каждое мое слово. Или вот, например – это классика – расписать домашние задания на год вперед для всех классов. Как? Я не всегда уверен, как пройдет урок, как и в каком ключе мы будем работать с детьми – соответственно, я не уверен, какое из домашних заданий я дам им завтра! А на год – разве это возможно? Я расписал все формально, меня стали проверять, делать выговоры… В какой-то момент мне это начало надоедать. И я стал смотреть вакансии для историков, которых, кстати, не так-то и много. В основном это учителя и преподаватели в вузах, и вакансий хороших нет, увы. И вдруг я напал на вакансию в экспериментальный институт. Меня взяли сразу, после первого же собеседования!

– Вам нравится?

– Я в восторге. Я действительно получил возможность исследовать то, что мне всегда было интересно, причем практически из первых рук. У меня прекрасное начальство, хорошая зарплата.

– А как же дети? Ведь вы мечтали их воспитывать?

– Ну, во-первых, по выходным я веду лекции в научном обществе для одаренных школьников. Это совсем другое, не то, что школа. Туда приходят именно те ребята, которым интересно слушать, слышать, вникать. Мне не приходится извлекать курильщиков из-под парты или краснеть перед начальством за то, что они творят на других уроках. В этом есть, конечно, тоже свой кайф, но я переживу. А во-вторых, я надеюсь, у меня будут свои, рано или поздно, и вот тогда я намучаюсь с ними всласть.

– Вы женаты? – Яне ужасно почему-то захотелось, чтобы он оказался неженат. Ей даже страшно было задавать этот вопрос. Хотя какая, казалось бы, разница – она-то замужем!

– Нет. Был женат, но как-то не сложилось.

– Почему?

– Думаю, слишком ярко горело и быстро потухло. Так бывает, наверное?

– Наверное. У меня тоже нет детей. И я не уверена, что будут.

– Почему же? Вы замужем, молодая, красивая. Что-то мешает?

– Наверное, не сильно хочу их.

– А муж хочет?

– Я на знаю. Мы не говорили никогда об этом с ним. Не время еще.

И тут Яна сама удивилась. Она замужем уже вот сколько-то лет, и ни разу не поднимался этот вопрос! Пять лет назад был сделан аборт, но она не уверена, что Сашка вообще был в курсе дела. Все организовала мама, потому что просто «не время».

Словно прочитав ее мысли, Андрей спросил:

– А когда должно наступить это время?

Действительно, когда? Яне тридцать два. Не много, еще время есть, но и не мало. Она не строила карьеру, которой могли бы помешать дети. Была замужем. У нее было жилье. Что мешает задуматься?

– Наверное, когда я повзрослею. И когда повзрослеет мой муж.

– А как вы это поймете?

И правда, как понять? Когда волосы поседеют? Когда прихватит радикулит?

– Я не знаю, как это понять. Может быть, вы знаете?

– Ну, наверное, человека можно считать взрослым, когда он сам готов заботиться о ком-то и принимать за это полную ответственность. И не в годах дело, один в четырнадцать мудр и может, а другой в сорок не в состоянии. Что касается вас, я просто думаю, что вы не встретили своего мужчину.

– Ну как. Я же замужем. Значит, встретила?

– Вы сомневаетесь. Значит, не встретили еще. Вы можете хоть трижды быть замужем, все это ерунда, если нет цели с супругом строить свой новый мир, как хотите, называйте, это не может быть семьей.

– А если не может быть детей? Например? Вы отказываете таким людям в праве на семью?

– Ну что вы, нет. Свой мир – очень обширное понятие. Понимаете, семья это не просто вот два человека съехались и живут вместе, ходят там по квартире, занимаются любовью, плодят детей. Это в принципе можно делать с кем угодно, если откинуть определенные формы морали.

Семья – это мир, понимаете? Единство. И энергетически, в первую очередь. Тебе плохо – мне плохо, и не потому, что ты мне настроение испортил злой, а вот, потому что не может быть в таком случае мне хорошо. Это постоянная связь, которой очень тяжело в нашем сегодняшнем мире одиночек, где каждый для себя все и так может сам. Тяжело эту связь при рождении уловить, она не подкрепляется обычно никакими материальными обязательствами. Это видимость. Не может, и не все. А когда этот мир рождается, вы не можете не чувствовать этого. Это становится важнее всего на свете.