«Дочка, знаешь ли ты, как мы строили доты?…» Дочка, знаешь ли ты, как мы строили доты? Это было в начале войны, давно. Самый лучший и строгий комсорг – работа Нас спаяла в одно. Мы валились с ног, но, шатаясь, вставали — Ничего, что в огне голова. Впереди фронтовые дымились дали, За плечами была Москва. Только молодость не испугаешь бомбежкой! И, бывало, в часы, когда небо горит, Мы, забыв про усталость, с охрипшей гармошкой Распевали до самой зари. Эти ночи без сна, эти дни трудовые, Эту дружбу забыть нельзя! Смотрит дочка, расширив глаза живые, И завидует вам, друзья, Вам, простые ребята из комсомола, Молодежь фронтовой Москвы. Пусть растет моя дочка такой же веселой И такой же бесстрашной, как вы! А придется – сама на нее надену Гимнастерку, и в правом святом бою Повторит медсестра комсомолка Лена Фронтовую юность мою. Мать
Волосы, зачесанные гладко, Да глаза с неяркой синевой. Сделала война тебя солдаткой, А потом солдатскою вдовой. В тридцать лет оставшись одинокой, Ты любить другого не смогла. Оттого, наверное, до срока Красотою женской отцвела. Для кого глазам искриться синим? Кто румянец на щеках зажжет? …В день рожденья у студента-сына Расшумелся молодой народ. Нет, не ты – девчонка с сыном рядом, От него ей глаз не оторвать. И случайно встретясь с нею взглядом, Расцвела, помолодела мать. «Нет, это не заслуга, а удача…» Нет, это не заслуга, а удача Стать девушке солдатом на войне. Когда б сложилась жизнь моя иначе, Как в День Победы стыдно было б мне! С восторгом нас, девчонок, не встречали: Нас гнал домой охрипший военком. Так было в сорок первом. А медали И прочие регалии потом… Смотрю назад, в продымленные дали: Нет, не заслугой в тот зловещий год, А высшей честью школьницы считали Возможность умереть за свой народ. В канун войны Брест в сорок первом. Ночь в разгаре лета. На сцене – самодеятельный хор. Потом: «Джульетта, о моя Джульетта!» — Вздымает руки молодой майор. Да, репетиции сегодня затянулись, Но не беда: ведь завтра выходной. Спешат домой вдоль сладко спящих улиц Майор Ромео с девочкой-женой. Она и впрямь похожа на Джульетту И, как Джульетта, страстно влюблена… Брест в сорок первом. Ночь в разгаре лета. И тишина, такая тишина! Летят последние минуты мира! Проходит час, потом пройдет другой, И мрачная трагедия Шекспира Покажется забавною игрой… «Мне один земляк…» Мне один земляк в сорок пятом Возле Одера, у костра, Так сказал: «О простых солдатах Дома ты не забудь, сестра!» – Эх, земляк, до чего ж ты странный, Как же я позабыть смогу Тех, кому бинтовала раны, Тех, с кем мерзла в сыром снегу? Эх, земляк, как же я забуду Этот горький дымок костра?.. Если в жизни придется худо, Помни — есть у тебя сестра. Принцесса Лицо заострила усталость, Глаза подчернила война, Но всем в эскадроне казалась Прекрасной принцессой она. Пускай у «принцессы» в косички Не банты – бинты вплетены, И ножки похожи на спички, И полы шинельки длинны! В палатке медпункта, у «трона», Толпились всегда усачи. «Принцессу» ту сам эскадронный Взбираться на лошадь учил. Да, сам легендарный комэска Почтительно стремя держал! Со всеми суровый и резкий, Лишь с нею шутил генерал. …А после поход долгожданный. Отчаянный рейд по тылам, И ветер – клубящийся, рваный, С железным дождем пополам. Тепло лошадиного крупа, Пожар в пролетевшем селе… Принцесса, она ж санинструктор, Как надо держалась в седле. Она и не помнила время, Когда (много жизней назад!) Ей кто-то придерживал стремя, Пытался поймать ее взгляд. Давно уже все ухажеры Принцессу считали сестрой. …Шел полк через реки и горы — Стремительно тающий строй. Припомнят потом ветераны Свой рейд по глубоким тылам, И ветер – клубящийся, рваный, С железным дождем пополам. Тепло лошадиного крупа, Пожар в пролетевшем селе… Принцесса, она ж санинструктор, Вдруг резко качнулась в седле. Уже не увидела пламя, Уже не услышала взрыв. Лишь скрипнул комэска зубами, Коня на скаку осадив… В глуши безымянного леса Осталась она на века — Девчушка, дурнушка, принцесса, Сестра боевого полка. |
