У меня получается проглотить только две ложки.

— Ты должна хорошо поесть, — говорит тем временем мой учитель, недовольный тем, что я сижу за столом, не двигаясь.

В этот момент я не сдерживаюсь и с размаху бросаю ложку в тарелку, с вызовом глядя на своего похитителя.

— Вы правда думаете, что я стану здесь...

И в этот момент я замолкаю и испугано смотрю на Давида.

Он кивает.

— Вот видишь, — довольно говорит он. — Урок усвоен.

Я скрежещу зубами, понимая, что он прав: я замолчала, потому что поняла, что назвала его на вы.

— То, что ты сделал, переходит всякие границы, — говорю я. — Сначала похищение, теперь ещё рукоприкладство...

— Какое похищение, Уля, — смеётся Давид. — Ты здесь по приглашению своей семьи.

— Неправда.

— Если прямо сейчас кто-нибудь позвонит твоему отцу, то выяснится, что ты гостишь у меня здесь по его настоятельной просьбе, — Давид взмахивает рукой. — Я хочу тебе напомнить, что это именно твой отец предложил отдать тебя мне за долги.

— Ещё раз объясняю, что я не имею отношения к своему отцу к его долгам, — говорю я в ответ.

Давид пожимает плечами.

— Это ваши внутрисемейные проблемы, которые меня не касаются, — он делает глоток вина из хрустального бокала. — Впрочем, тебе скоро предоставится прекрасная возможность всё это обсудить непосредственно со своими папашей.

— То есть? — не понимаю я.

— Вечером, — кивает Давид. — Я даже удалюсь и не буду вам мешать.

Я поднимаю взгляд и вижу ухмылку на лице своего похитителя.

— На ужин прибудет твой отец, и ты с ним обо всём поговоришь, — охотно поясняет Давид. — Если после этого ты решишь уйти, я не стану тебя не уволить, не стану тебя задерживать...

но пока ты в этом доме ты должна выполнять мои правила.

Давид вперивает в меня свой тяжелый взгляд.

— Уля, тебе это ясно? — спрашивает он.

Я молча смотрю на своего мучителя.

Уля.

Он специально так сокращает моё имя, так как знает, что мне не нравится это сокращение.

Я знаю, что он знает … и он знает что я знаю что он знает.

— Я не останусь здесь, — предупреждаю я Давида. — После того, что ты сейчас сделал со мной.

— Что я сделал? — переспрашивает Давид. — Тебе разве было больно?

— Это было унизительно! —

— Но не больно, — продолжает настаивать и давить на своё мой мучитель. К сожалению, мне приходится согласиться с ним.

— Да, больно не было, — признаю я.

Зато очень стыдно. Кажется, Давид точно знает, о чем я сейчас думаю.

— Детка, ещё раз говорю: выполняй мои правила и тогда твоя жизнь будет похожа на сказку.

А пока он вдруг резко переходит на итальянский. Я удивлена — он говорит по итальянски не просто хорошо, а абсолютно свободно.

— Расскажи-ка мне, как ты жила в Венеции? — спрашивает Давид. — Расскажи про свою обычную, ежедневную жизнь.

Я изумленно таращусь за своего похитителя.

— Ульяна, — предупреждающе произносит Давид.

И я, сбиваясь, начинаю рассказывать про свой обычный день дома. Что я обычно плотно не завтракаю, из дома выхожу налегке...

— Что ты предпочитаешь на завтрак?

— Если честно, то как правило ничего, — пожимаю я плечами. — Мне достаточно кофе... Если накануне вечером я была поужинать, то, может, съем бутерброд или омлет...

Давид кивает и требует продолжить.

И я послушно продолжаю... Я рассказываю ему про свою работу.

Про то, как искусство наполняет мою жизнь прекрасным...

— Почему ты выбрала жить в Венеции? — внезапно спрашивает Давид. — Почему именно Италия?

Я пожимаю плечами и отвечаю правду.

— Родители особенно не интересовались моим мнением, когда отправляли меня из родной страны куда-то на чужбину.

— Ты не хотела уезжать?

— Я была тихим подростком, не из тех кто устраивает бунты — наоборот.

— Тихой домашней девочкой? — спрашивает Давид.

Я задумываюсь.

— Пожалуй, что не всегда тихой.

— То есть?

Я мысленно улыбаюсь, вспомнив своё детство. Какой несгибаемой, какой твёрдой я была в своих суждениях — отстаивая их до самого конца.

— Ульяна? — напоминает о своем присутствии Давид.

Вынужденно подняв на него взгляд, я протягиваю:

— Я не бунтовала, но умела настоять на своём.

— Думаешь, поэтому отец отослал тебя?

Я пожимаю плечами.

— Честно говоря, я не знаю. Мне всегда хотелось думать, что родители просто хотели для меня самого лучшего — католические пансионы для девочек до сих пор высоко ценятся во всём мире.

— Хорошо. — Давид кивает, удовлетворенный моим ответом. И вдруг переходит на английский. — Твой отец выбрал Италию и пансион, где ты жила несколько лет. Почему ты осталась там?

Я понимаю, что раз он заговорил на английском, значит и мне надо ответить на этом же языке.

Английский я знаю хуже, чем итальянский — но всё таки знаю.

И потому, начинаю рассказывать, что это уже было естественным продолжением вещей. Я привыкла к стране, к климату, к языку... Рассказываю, что мне всегда завораживала Венеция и её классическая театральность.

Давид щурясь, не отрывает от меня взгляда.

Он возвращается к моей работе — и спрашивает про художников, с которыми я работала.

Я перечисляю несколько имен — не достаточно много, к сожалению. Мой мучитель оказывается хорошо знаком с современным искусством — он совершенно точно слышал про некоторых из «моих» художников — и сейчас интересуется работами, которые те выставляли в нашей галерее.

—Значит, Юрик всё же не врал, — внезапно фыркает Давид, прерывая мой восторженный рассказ про работу одного молодого француза. — Каждая копейка, которую он потратил на твоё образование, окупилась.

Я смотрю на своего мучителя и понимаю, что он произнес это сейчас специально.

Он хотел, чтобы я знала цель этого разговора.

Только в этот момент до меня доходит, что Давид так любезно разговаривал со мной вовсе не узнать меня лучше, он просто хотел проверить мои знания.

Он проверял меня! Моё знание итальянского и английского языков. Проверял, насколько я на самом деле хорошо знаю искусство.

Пока я удивлялась его знаниям, он на самом деле оценивал мои.

Я чувствую себя рыбой, выброшенной на берег — и после этой фразы Давида просто замолкаю.

Приносят второе, но я больше не притрагиваюсь к еде.

— Ну что, проверил мои знания? — спрашиваю я на родном языке. Давид как ни в чем не бывало кивает.

Его, кажется, совсем не трогает моё состояние сейчас... а я вдруг вспоминаю тот разговор, что у нас был накануне. Давид сказал, что хочет проверить моё образование и мою девственность.

Значит, первое уже проверили...

В этот момент я берусь за столовые приборы и начинаю как можно быстрее жевать мясо с гарниром.

Со стороны это наверное выглядит странно — потому что у Давида вопросительно поднимается вверх одна из бровей.

— Нагуляла аппетит? — спрашивает мой мучитель.

Я киваю, продолжая набивать живот едой.

Давид только усмехается над моим маленьким бунтом, и даже кивает слуге, чтобы тот положил мне в тарелку добавки.

Я съедаю и это.

Объевшись, я откидываюсь на спинку стула — и замечаю внимательный, тяжелый взгляд Давида.

— И? — только и спрашивает мой похититель.

— Я прошла тест на образованность? — спрашиваю я, пытаясь дотянуться до бокала с водой.

Давид ухмыляется.

— Прошла.

— А на девственность не пройду, — радостно оповещаю я похитителя.

В руке Давида взрывается хрустальными брызгами его бокал.

— Что ты такое несешь? — отшвырнув остатки хрусталя в сторону, рычит Давид.

Я улыбаюсь и задаю вопрос.

— А когда ты собирался провести этот тест?

— Как можно скорее, — рычит Давид. — Мы прямо сейчас едем к гинекологу. Собирайся, я сам тебя отвезу.

И тут я начинаю, чем привожу своего похитителя в бешенство.

Он оказывается рядом со мной — и вытаскивает меня из-за стола.

— Объяснись? — зло рявкает мне в лицо Давид. — С кем ты уже успела?