Мы вошли в Будапешт четвертого ноября одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Вошли не сами по себе, по просьбе венгерского правительства – так нам тогда говорили. Мне тогда и было-то двадцать четыре года. Молодой веселый лейтенант. Нашу часть – танковую бригаду Прикарпатского военного округа – подняли по тревоге, и уже утром мы пересекли границу в районе венгерского города Печ.

Там на одном из привалов раздали письменный приказ Министерства обороны. Зачитали. В Венгрии контрреволюционный мятеж, и мы должны помочь братскому венгерскому народу и его правительству – не дать уничтожить социализм. Старшина наш – герой Отечественной войны, между прочим! – лишь покривился да вполголоса матернулся. Мол, те еще братишки мадьяры, за Гитлера всю войну воевали не за страх, а за совесть, много нашей кровушки пролили.

Ну что говорить, прав старшина оказался. Двигались мы по грунту: не по дорогам, чтоб не разбивать, а в обход, по грунтовкам, по степи – пуште. На первой же ночевке забросали гранатами! Хорошо, у нас ИС-3, это ж не танк, это… Но о технике, об операциях не буду. О том, как вошли в Будапешт, как в нас стреляли, как бесновалась уличная толпа, как сказали бы позже – «фашиствующие молодчики». Было, да. И нам приходилось стрелять – не так уж, правда, и много. А как еще остановить начавшуюся гражданскую войну?

Вообще, кто там и что – Надь, Ракоши, Кадар, – у нас мало кто понимал. Был приказ Жукова, вот и выполняли. Старались как можно меньше ущерба нанести и действовали так: в нас не стреляют – и мы не стреляем. Но об этом я еще отдельно напишу, сейчас речь о другом – о сокровищах! О неисчислимых сокровищах, случайно найденных мною в одной пещере на берегу озера Балатон около городка Кестхей.

Кестхей – это уже западная Венгрия, это уже мы преследовали особо упертых. Те бежали в Австрию, пытались укрыться. Да ладно бы просто бежали – по пути вешали коммунистов, убивали, грабили, издевались. То были салашисты – члены фашистской партии «Скрещенные стрелы». Их фюрер – Ференц Салаши – когда-то захватил власть при помощи Гитлера и оставался верным союзником фашистской Германии до самого конца. После войны его повесили, и поделом, но недобитые салашисты остались, и во множестве. Да и до Салаши регент Хорти тоже поддерживал Гитлера, пусть и не до конца… Но это я опять отвлекся. К делу!

Командовал группой капитан Васенков, фронтовик, человек ушлый. Нам выделили грузовик и два миномета. Вот и поехали мы следом за беглецами – через Секешфехервар, к Балатону. Озеро, надо сказать, длиннейшее, но не такое уж и широкое – по виду, как большая река, типа нашей Невы или Волги.

Там, под Кестхеем, все и случилось. К нашему приходу салашисты уже успели расстрелять нескольких местных коммунистов и засели в старинном дворце Фештетичей – местных князей-меценатов. Оттуда мы их минометами быстро выкурили, да и комсомольцы местные помогли, хоть и немного их было. Не знаю, как комсомол по-венгерски, но что-то такое у венгров имелось. Хорошие ребята и девушки. Но мало, мало! Здесь ведь что, провинция – деревни, хутора. Рабочего класса почти что и нет совсем, а крестьяне, понятно, реакционную Партию мелких сельских хозяев поддерживали повсеместно. Одно слово – кулачье, с таким ухо держать востро надо!

А мы, что и говорить, расслабились, когда группировку эту разгромили. На радостях выпили: коммунисты местные белого вина принесли да местную сливовую водку – палинку. Расположились в небольшой гостинице прямо на берегу Балатона. Красотища! Хоть и ноябрь, а тепло еще, озеро серебристое, лебеди, кругом заросли камыша, осоки, рогоза, по берегу лес густейший.

Вот в том-то лесу недобитки и спрятались. Под утро уже, сняв часового, полоснули очередями по окнам. Пытались гранатами забросать, но тут уж мы в себя пришли, оборону организовали. Капитан меня послал зайти салашистам с фланга. А что? Утро, по всему берегу туман густейший, будто бы цистерну с молоком вылили. То врагам на руку, да и нам как раз для маневра.

Первым выстрелил Сашка Дзибук, сержант, хороший парень из Гродно. Был. Погиб, жаль. Заметил вражину, да поздно. В камышах, сволочи, прятались и, на то похоже, знали все вокруг как свои пять пальцев. То ли кто-то из местных в их отряде был, то ли здешние хортисты помогали.

Короче, минут через пять боя в живых я один и остался. Затаился за старой липою, лежу, очередями короткими огрызаюсь. Один рожок почти сразу выпалил, да вот и второй к концу. Вытащил тэтэшку, гранату приготовил – мало ли. Салашисты подзатихли малость, видать, тоже что-то для себя решали. Слышно было, как у гостиницы бой шел. Эх! Так и не помогли нашим… Хотя нет, как раз и помогли: на себя отвлекли человек семь, а то и все десять, не меньше.

Так вот, стал осматриваться, и вдруг как полыхнет над головою! Молния, гром словно канонада. Гроза! Это в ноябре-то! Хотя вчера-то весь вечер парило. Когда снова полыхнуло, гляжу – шагах в двадцати от меня в камышах тропка рыбачья. Я туда. Думаю, хоть куда-нибудь выйду, выберусь. Снова молния сверкнула. Вот тут-то салашисты меня и заметили, взяли в очереди.

Я – на тропу да бежать. Бегу, вижу: впереди, прямо передо мною – дот! Неприметный, из каменюк здоровенных сложенный. Пули над самой головой просвистели. Я – наземь, пополз, стал вход в дот искать: хоть ненадолго отсидеться, наши-то уже, судя по крикам, от вражин отбились и сами в преследование пошли, погнали.

Значит, ищу я вход, хоть бы амбразуру, щель какую-нибудь. Прополз еще чуток. Снова громыхнуло. Потом стихло все. Я голову поднял – передо мной надпись. Буквы не наши, но явно не мадьярский язык и не немецкий. Итальянский, что ли? Я прочел шепотом – так, машинально. Прямо в доте показалась дверь. И почему я ее сразу не заметил? Не маленькая такая дверца – ворота целые. Позади снова послышались выстрелы. Я в те ворота и бросился.

Что дальше было, никто не поверит! Молния сверкнула, ворота сами собой за мной запахнулись, и оказался я в пещере. Темно сделалось, но не слишком, откуда-то сверху свет проникал немного. Снаружи ничего уже не слышалось – ни выстрелов, ни криков.

Как глаза к полутьме привыкли, прошел я в середину пещеры – и ахнул! Прямо посередине возвышалось какое-то сооружение из тускло блестевшего металла. Очень похоже на гробницу или что-то подобное. Ну пусть будет гробница. Вокруг человеческие и конские черепа, кости, а промеж костей что-то поблескивало. Я не сразу понял, что золото, уж потом, как присмотрелся.

Положил в карман пару браслетов – к рапорту приложить. Сообразил сразу: видно, могила то была древняя, и все сокровища нынче молодому венгерскому государству принадлежали. Правительству и местной компартии под руководством товарища Яноша Кадара, только что назначенного, которому мы сейчас помогали. Сокровища-то эти правительству ох как пригодились бы! Бедно жили в то время венгры, ох бедно. Хотя мы тоже не жировали, чего уж. Едва-едва от войны оправились, вот как и эти. Что уж тут говорить.

Из пещеры я выбрался вполне благополучно. Почти сразу же нарвался на своих: покончив с врагами, они как раз меня искали. Рапорт я капитану написал, браслетики золотые приложил.

На следующее утро, перед отъездом, глянули мы этот бункер еще разочек. Обычный заброшенный дот. Да, просторный, но не более того. Ни золота там, ни костей, ни гробницы. Пара немецких МП да ржавые мины. Мины мы, кстати сказать, обезвредили… Да и надписи снаружи не оказалось – привиделась она мне, что ли? Впрочем, нет, не привиделась, я ее хорошо запомнил, дословно запомнил, на память никогда не жаловался. Слова латинские, парами:

Под надписью еще были руны, похожие на скандинавские, те вот не запомнились.

Потом, дома уже, я еще раз рапорт подал. На том все и закончилось. Нашли уж там чего, нет – не знаю. А только было все! Вот как сейчас вижу.

Уже гораздо позже, в семидесятые, выйдя на пенсию, я все-таки съездил в Венгрию по турпутевке. В городке Балатонфюред отстал от своих, добрался на автобусе до Кестхея, местечко то отыскал, бункер. В самую грозу попал! С утра еще тучи собирались, да уж больше удобного случая не представилось бы: наши все на дегустацию ушли, а я приболевшим сказался.