– А чего тебе не нравится? – буркнул он в ответ.

Индра пожал плечами.

– Да ничего. Просто никогда не считал посох стоящим оружием. Топор – это оружие. Меч, – он гордо хлопнул по висящим на боку ножнам, из которых торчала рукоятка меча, – ещё лучше. А посох…

Велес в ответ хмыкнул.

– Так ведь Шакракарт меня на мечах драться не учил. Так что посох и нож для меня привычнее.

Индра понимающе кивнул головой, закинул в коляску свою обожаемую ваджру и взобрался туда сам.

– Согласен. Придётся мне самому заняться твоим воспитанием, – покровительственно заявил громовержец и с барским взмахом руки добавил. – Трогай!

– Погоди, Индра, – остудил приятеля Велес. – Скажи мне ещё раз. Почему мы поедем на козлах по земле?

Громовержец удивлённо взглянул на приятеля:

– Мы должны проехать по Медному Пути и убрать с него всех бандитов и всякую нечисть. С неба ведь этого не сделаешь. Чаще всего бандитов от обычных общинников не отличишь, пока они на тебя не нападут…

– И ты думаешь, что они на нас нападут?

– А почему – нет? Всего два человека на дорогой колеснице, козлами запряжённой…

– Индра, да ты на себя погляди! Только полный безумец на тебя нападать будет. У тебя же у самого вид страшнее, чем у тех разбойников.

Громовержец задумался, пристально глядя на друга.

– Хм… Да. Напасть на двух таких бугаёв, как мы, мало желающих найдётся. И что делать?

– Ну… – протянул Велес, – может быть, нам в стариков превратиться?

– Точно! – воскликнул громовержец и радостно хлопнул друга по спине, правда силушку не рассчитал и приятель чуть из колесницы не вылетел.

– Потише ты, бугай, – возмутился Велес, еле удержавшись за передок колесницы, но тут же успокоился и предложил. – Ну, давай превращаться?

– Давай, – кивнул Индра и щёлкнул пальцами.

В тот же миг на колеснице вместо двух статных молодых воинов появились высокие, крепкие и совершенно седые старцы. Оба в домотканых светло серых штанах, долгополых (почти до колена) домотканых рубахах с красной вышивкой вдоль швов, на рукавах, вороте и подоле. У одного рубаха перехвачена широким синим поясом, к которому прицеплен меч в ножнах, у другого пояс красный, и из-за него торчит нож. У обоих старцев длинные седые волосы, длинные седые бороды. Серые глаза, прямые носы, кустистые белые брови. Только у одного лицо пошире, да борода, как лопата, а на конце аж раздваивается, а у второго лицо вытянутое, как у истукана и борода одним клином. А так, ни дать, ни взять похожи, словно братья.

Старцы удивлённо поглядели друг на друга и расхохотались. Козлы, с интересом наблюдавшие за этим превращением, заблеяли, перемешивая стандартное «бе-э-э-э» с вполне человеческим «хе-хе-хе». Боги услышали это и дружно повернули головы к животным. Взгляды бессмертных стали жёсткими. Козлы тут же прекратили смеяться и глупо заулыбались, как бы говоря: «Ну, чего вы так-то? Мы ж ничего плохого не думали».

Первым не выдержал Скрипящий Зубами:

– Ну, че-е-его, хозяин, поехали?

– Трогай! – величественно произнёс старец с клиновидной бородой и ножом за красным поясом.

* * *

Расстояние дней в пять пешего пути они всё-таки не ехали, а летели по небу. Пересекли Каменный пояс и направились куда-то на запад. Населения вокруг Ирия, если не считать нескольких поселений, где жили смертные, обслуживающие самих богов, практически не было. Некоторое время летели на закат. Потом Индра показал вниз на петляющую среди дубрав и рек хорошо утоптанную людьми и лошадьми дорогу, которая больше напоминала широкую тропу.

– Снижайся туда. Дальше по земле поедем. Вот с этих мест проблемы и начинаются…

Но проблемы не начались. Дня два они ещё проехали по земле. Не только проблем, но и живых людей не видели. Население здесь было крайне редким. Земли между Рахой и Каменным поясом арии осваивали уже несколько веков, но чем дальше от великой реки, тем менее охотно.

Только в конце второго дня боги добрались до первого жилья.

Небольшая река, уже пережившая половодье, текла на север. Её пологий правый берег ещё несколько дней назад был затоплен вешними водами, но теперь пойма ярко зеленела свежей травой, на которой паслось большое стадо низкорослых лошадок. Широкая пойма плавно переходила в возвышенность, на которой расположилась стоянка скотоводов. Справа в реку впадал небольшой ручей. На нём, как раз около холма, где стояли жилища скотоводов деловитые бобры несколько лет назад выстроили плотину. Получился живописный пруд, который успел изрядно затянуться илом и зарасти осокой. В общем, превратился в болотистую лужу, где сейчас безраздельно властвовало лягушачье племя. По вечерам эти земноводные устраивали грандиозные концерты, выдавали самые замысловатые рулады, чтобы привлечь милых их сердцам самочек.

Люди, обосновавшиеся на холме, хоть и жили совсем близко к пруду, и даже воду из этого ручья брали, против лягушек и их пения ничего не имели. Больше того, считали это пение добрым знаком.

Стоянка скотоводов была небольшой. Семь чумов стояли вокруг широкой площади. На самой площади собрались почти все жители селения. Праздник что ли у них там какой? Кричат чего-то, смеются, песни поют.

– Что там у них происходит? – пробормотал Велес.

– Свадьба что ли? Весной? Не иначе, как из ума выжили, – удивился Индра. – Да, ладно… Сейчас подъедем поближе – точно узнаем.

Вдруг в толпе кто-то пронзительно заверезжал, послышались женские вскрики, кто-то заплакал, пошло странное шевеление и кратковременная возня.

– Случилось что-то? – удивился Велес.

– Прибавь хода! – крикнул громовержец.

– Давай, милые!

Щелчок вожжей, козлики дружно перешли в галоп.

Колесница с разворотом остановилась у самой толпы.

– Что здесь происходит? – начальственно прогремел Индра.

Занятые своими проблемами общинники только теперь заметили появление пришельцев. Властный голос сразу убедил их в том, что если человек так разговаривает, то, значит, имеет право. А вид крепкого старца с мечом на поясе вызывал почтение и робость. Золотая колесница же вообще дала понять, что пожаловал к ним не иначе как какой-то раджа. А, может быть, брахман. Или раджа с брахманом вместе. Тот, что с посохом, на брахмана похож. Хотя, кто их разберёт этих знатных людей с юга? Ишь, скачет, как молодой. Даже посох в колеснице оставил…

Толпа раздвинулась, пропуская богов в центр площади. Увиденное сильно озадачило бессмертных.

Посреди площади стоял странный берёзовый пень, одетый в расшитую узорами женскую рубаху. Низ у пня был раздвоен, словно ноги у человека, и одет в коричневые штаны-шаровары и мягкие кожаные сапоги. На верхнем срезе лежала чуть съехавшая на бок богато расшитая медными бляхами островерхая женская шапка. Зачем бревно нарядили, будто невесту на выданье, было непонятно. Справа от пня стоял хлопая глазами ничего не понимающий молодой парень лет шестнадцати-семнадцати. Красавчик был наряжен под стать берёзе. Жених, да и только. Рядом пара баб рыдает навзрыд. Одна всё норовит к бревну броситься, но её мужик какой-то (муж, наверное) не пускает.

«Да уж. Есть от чего рыдать. Они тут совсем сдурели? Парня на бревне женить решили? Или это обычай такой местный? Надо бы Индру потом порасспросить,» – подумал Велес.

А Индра и сам понять ничего не мог. Только он ещё обратил внимание на двух дюжих амбалов, что слева от пня заламывали руки пожилой на вид (лет этак под 40) женщине. И совсем древнюю старуху, что обвинительно тыкала пальцем в пленницу. А ещё у «ног» бревна лежал разбитый колоколовидный горшок желтоватого цвета с «ёлочным» орнаментом. Горшок развалился на несколько частей. В самой большой видны были остатки какой-то белой жидкости, похожей на молоко.

– Так что у вас здесь происходит? – ещё раз требовательно повторил Индра.

* * *

Случилось это за неделю до упомянутых выше событий, в тот самый вечер, когда на небе появилась новая растущая луна. Примерно в двадцати полётах стрелы от стойбища в глубине леса под молодым, но уже довольно крепким дубом сидела Майа. Сидела она и горько плакала, время от времени размазывая обильные слёзы по круглому веснушчатому лицу грязными руками. А в промежутке между этим увлекательным занятием Майа (а в просторечии просто Майка) вытаскивала из большой кожаной сумки разные колдовские ингредиенты и кидала их в стоявшую перед нею небольшую берёзовую ступку. Из ступы, как положено торчал соответствующий ей размерами дубовый пестик.