Имя Лалавати значило «добрая воля бога». Только добрая воля эта всё никак не снисходила на высокородную пару. За семь лет у них не родилось ни одного ребёнка. Два выкидыша на первом месяце – не в счёт. В общем-то это серьёзный повод для развода. Но тесть Митрена, услышав как-то такую мысль от своего кума, тактично намекнул, что ответит на подобный демарш сожжением Хастина и аннексией южных поселений по Вороне. Вместе со святилищем. Благо тамошние брахманы и ему родственниками приходились. Причём настоящими. Но самым неприятным было то, что силёнок у него для этого действительно было достаточно. Так что своё обещание выполнить он вполне мог.

Правда тесть не запрещал Митрену завести пару-тройку наложниц, да прижить детишек от них. И сама Лалавати на этом настаивала. Понимала, как тяжело мужу без детей. В народе уже слухи поползли, мол немощен наш раджа. Бабу поиметь не может, где уж ему племенем управлять?

Но Митрен был мужчиной благочестивым на деле, а не на словах. Идея с наложницей казалась ему какой-то противоестественной. А ещё он был человеком очень религиозным. Почитал всех богов Ирия. И даже пару из тех, кто в Золотом городе не жил. Небесного царя Дьяуса и властительницу смерти Мару, к примеру. Каждому богу он жертвы приносил. Правда некоторым оптом. Сурье, Ашвинам и Ушас – всем вместе и сразу. Вроде как они одну работу выполняли. Но более всех почитал он тех богов, которых видел лично. К его отцу как-то пару раз заглядывал Ваю, один раз был Индра. И, конечно, Митра. Этот у старого раджи каждый год бывал. Можно сказать, что они дружили. Раджа был заядлым охотником и рыболовом. Вот Митра к нему и прилетал отдохнуть от божественных дел на недельку-другую. Прилетал, конечно не в золотых одеждах с короной на голове, а в кожаных штанах, кожаной рубахе и рыжей парке с капюшоном. В общем одевался он, как какой-нибудь охотник с севера. И рожу на себя нацеплял… Такие морды только за Каменным поясом водятся. Глаза раскосые, скулы высокие, волосы чёрные и гладкие. Пойди, догадайся, что это бог света Митра! Но ему того и надо было. Не хотел, чтобы его узнавали. Шутник!

В племени все, как на подбор были истинными арийцами – светловолосыми и голубоглазыми. И вот среди них появляется этот монголоид в будёновке и с парашютом за спиной. То есть, в охотничьей парке с капюшоном.

Но бога не волновало, что все на него пялятся. Он с раджой уходил в леса или на реку, прихватив для комфорта пару-тройку слуг. Жили в специально подготовленных охотничьих хижинах. Охотились-рыбачили по настроению, но больше пили горячительное и байки травили. Батя Митрена знатный краснобай был. Даром что ли его брахманом признали? А Митрена в это время оставляли в Хастине на хозяйстве. Так что на ту божественную тусовку ему удалось всего-то раз попасть. Подростком в качестве слуги. Ох, и интересно же тогда было! Ох, и завидовал же он потом отцу страшной завистью.

Когда Митра, прилетев в очередной раз, узнал, что старого раджу уже похоронили, загоревал.

Вот, мол, как жизнь проходит быстро. Был человек, и нет его. Один курган остался. Достал из висевшей на боку сумы баклажку с божественной сомой, сам выпил, Митрену дал…

– О-о-о-о! Божественно!!!

– А ты как думал? Чай не ключница пойло делала. Сам Сома варил!

Остатки чудесного напитка на курган вылил. Белую козочку сам себе в жертву принёс. Мясо тут же на кургане пожарили, со второй баклажкой сомы в кругу самых верных слуг употребили. А потом вздохнул Митра глубоко и горестно, поглядел тоскливо на молодого раджу и говорит:

– Ну, что, Митрен? Даром что ли тебя в мою честь назвали? Запрягай колесницу. На рыбалку к Варуне поедем. Где тут у вас осетры водятся?

Молодой раджа, конечно, такого не ожидал. Но рыбалку организовал честь по чести. Богу понравилось. Да и собеседником он оказался не хуже отца. И уже в конце недельного рыбачьего запоя… Богу-то что? У него похмелья не бывает. Пальцами щёлкнул и уже, как стёклышко. А раджа-то просто человек! Так вот, аккурат в момент утренней похмелки всё ещё мучимый абстинентным синдромом Митрен и рассказал о своей беде.

Митра на это только хмыкнул и посоветовал не переживать по пустякам.

– Кто с богами сому пьёт, тот о таких мелочах может не заботиться. Ну-ка, встань-ка в полный рост…

Раджа поднялся, а Митра глянул на него так, словно дырку в причинном месте прожечь взглядом собрался.

– Нет, – говорит, – с тобой, похоже, всё в порядке. Жену твою поглядеть надо. Да ты не боись, вылечим. Только не сейчас. Я к тебе попозже загляну.

Ну, попозже, так попозже. Раньше, чем через год Митрен бога в гости не ждал. Ошибался.

* * *

Всего через пару месяцев поздно вечером угрюмый Митра появился на пороге «дворца» раджи. Он выгнал на улицу всех слуг и «нукеров», сел у очага на стащенную с нар баранью шкуру, с удовольствием вытаскивая из огня жарившиеся там (между прочим, совсем не для него!) куски мяса на большое бронзовое блюдо.

– А вы чего там застыли? – удивлённо обратился он к остолбеневшим Митрену и Лалавати. – Садитесь к огню. Ты, Лалавати, миски неси. Из чего сому пить будем? Дело у меня к вам есть.

Раджа быстренько расстелил шкуры для себя и для жены, а его супруга принесла небольшие мисочки, похожие на пиалы. Когда раздавала их мужу и гостю, божество уставилось на неё тем самым взглядом, что хорошо запомнился Митрену по прошлому общению. Затем усмехнулся и сказал:

– Помогу я вам в вашей беде. Исцелю тебя, Лалавати. Будет у вас ребёнок. Единственный. И будете вы у меня избранными. Но вот наследника вы родить не сможете.

У раджи с женой рты пооткрывались:

– Как же так?

– А ребёнок?

Митра достал из сумы, что висела на его боку, баклажку с сомой и разлил её по «пиалкам», раздал их собеседникам. Выпил свою порцию, сунул в рот небольшой кусок жирного мяса и, глядя на застывшее в ожидании ответа лицо женщины, усмехнулся:

– А ребёнок будет девочкой. И вы её с рождения обещаете не какому-нибудь раджёнку в жёны, а в жертву богу.

– Убить нашу дочь? – вырвался крик из груди Лалавати.

– Дура что ли? – грубо оборвал её Митра. – Живой она будет. Воспитаете, как положено. И чтобы ни один мужик её пальцем не трогал. А придёт срок, станет она женой бога. И сына родит. Остальное – не вашего ума дело. Сому-то пейте. Чай не каждый день вам такое предлагают…

Хозяева отхлебнули по глотку. Видно было, что божественный напиток их сейчас совсем не волнует.

– А почему же мне, кроме этой дочери нельзя ещё детей родить? – жалобно вопросила Лалавати.

Митра глянул на неё прищурившись. Хорошо, что Лалавати не поймала этот взгляд. Она бы почувствовала в нём холод и презрение.

– А чтобы заботились вы о своей дочери получше. Вот для того и будет она у вас единственным ребёнком. Понятно?

Супруги молча кивнули.

– Ну, а раз понятно, то я пошёл. Некогда мне тут с вами лясы точить, – заявил Митра и направился к выходу.

Уже приподнимая шкуру, закрывавшую дверной проём, бог обернулся к опечалившимся супругам и сказал:

– Через пару месяцев прилечу – посмотрю, как беременность идёт.

У Митрена глаза по полтиннику стали, рот открылся, и из него вырвалось нечленораздельное:

– А-а-а…

– Да исцелил я её уже, – пренебрежительно бросил Митра, а потом игриво улыбнулся, подмигнул Лалавати и добавил. – Сому допивайте и – в постель. Я прикажу, чтобы рабы и вои вас не беспокоили.

Сказал и вышел из дома.

Ошарашенные супруги ещё несколько минут молча сидели, глядя на дверной занавес, а потом Лалавати одним глотком выпила остатки сомы и произнесла:

– Милость богов мало отличается от их гнева.

Её супруг кивнул головой в знак согласия и молча выпил желтовато-мутную жижу из своей «пиалки».

* * *

Девочку, что родилась через девять месяцев после той ночи, назвали Ахшен, что одновременно значило и «госпожа», и «голубка».

Сразу после рождения Митра провёл над ней особый обряд, который, как он сказал, позволит ей не бояться болезней и сглаза. После обряда на бедре младенца появилось родимое пятно, похожее на колесо с восемью спицами, создающими два наложенных друг на друга креста. Коловрат – личный символ Митры.