За окном ночью кто-то шебуршался, издавал какие-то непонятные звуки, скрёбся по стене. Мне было очень страшно, и я не могу до сих пор уснуть. А что если оно узнает, что ко мне есть дверь? И, возможно, она не заперта.
Для поддержания своей сущности я должен спать где-то тридцать часов за двое суток, а то может не выдержать сердце. Я, как и совсем недавно, близок к коме. Но тогда я беспричинно не мог встать с кровати, а теперь что-то другое. Я могу бегать и прыгать, но чего-то боюсь… Если тогда я боялся, что пока я беспомощно лежу на кровати, ко мне кто-то зайдет. Но теперь я боюсь чего-то другого. Мне давно надо было проверить дверь…
Последний раз я это делал… Лет пять назад, что ли. Она, как и раньше, была заперта. Я особо и не расстраивался, хоть и хотелось выйти наружу, и увидеть, что же там такое творится. Но мне некуда было бежать, да и не зачем. Я в своей клетке.
5. 09.
Я проснулся на удивление поздно. Был почти полдень. На улице стало холодно. Я встал, потянулся — всё тело болело от неудобной позы сна. Два дня мне не нужно было в больницу, у меня было уйма времени, хоть и мало сил на реализацию досуга. Ещё у меня был телефон Аси. И я, почему-то, начал нервничать. Даже не нервничать, а бояться. На кой мне всё это дело? Что я хочу от этой встречи? Видно, что Ася не торопится бросаться мне на шею, в отличии от Ульяны на первом свидании. Может быть, она вообще не заинтересована во мне?
Снова это глупое начало отношений, дурацкие паузы, неловкие жесты, желание как-то угодить. Я покурил, мне было страшно. Почему-то вспомнился дурацкий случай из жизни, как одна моя коллега, рассказывая другим коллегам о своей борьбе с работодателем за свои права, в конце своего повествования обронила фразу:
— Ничего бояться не нужно!
Тут я, скучающий до этого момента, кинул другую фразу:
— Смерти бояться надо…
Реакции, кроме молчания, не было никакой. Зато в душе я посмеялся над своим остроумием…
Телефон, молчавший несколько дней, разразился звонком. Звонил друг и, по совместительству, коллега с работы. Старший грузчик, внушительных размеров мужик с богатым внутренним миром. Звали его Николай, а фамилия у него была наикрутейшая — Стаханов. Но он любил выпить, за что прозвали его Коля Стаканов. На фоне неприязни к работе и работодателю, и увлечением алкоголем, футболом и русским роком мы и сдружились.
Разговор был не интересным и не долгим. Он приглашал выпить, я ему напомнил, что болею. Я повесил трубку и позвонил Асе. Она ответила не сразу, но согласилась на встречу в парке. Пришлось надеть свою парадную чёрную рубашку с коротким рукавом.
На улице было ни жарко, ни холодно. А на душе было отчего-то тревожно.
Я, как и полагается джентльмену, приехал на встречу раньше. У автобусной остановки я заметил ларёк с цветами, и подошёл к нему, чтобы купить какой-нибудь незамысловатый букетик. Не успел я подойти к ларьку, как за спиной услышал достаточно бодрое:
— Юр, привет!
Ася застала меня врасплох. Но, она улыбалась, и это уже было хорошо. Цветы я покупать передумал, и тревожность никуда не прошла.
Мы шли медленным шагом по парку, и разговаривали. Про погоду, про медицину, про культуру. Я немного затронул тему футбола. Как ещё описать те отношения, которые только-только начинаются? Вроде бы, наш разговор был неинтересным, несодержательным, формальным, но, казалось, что мы хотим поговорить о чём-то другом, более важном. И мы поговорим, когда станем ближе друг к другу. Конечно, она сама себя «обломала», осталась без цветов, но, будем считать, что это она сделала не нарочно, просто обрадовалась, когда увидела меня. А пока были разговоры про погоду, про политику, про культуру. Я курю, а она конфетки ест.
Мы присели на лавочку и Ася начала мне жаловаться на жизнь, резко завершив какую-то формальную беседу. На жизнь она жаловалась профессиональнее меня, образуя весьма витиеватые фразы по поводу бывшего мужа, соответственно, козла; по поводу болезни; по поводу отсутствии денег и потери работы. Да ещё и родственница, у которой она живёт, противная баба. Беда на беде просто.
Единственное, о чём она поинтересовалась о моей жизни, так это о том, есть ли у меня компьютер. Ей было что-то нужно посмотреть, какие-то документы. Она сказала смешную фразу:
— У меня проблема с компьютером. У меня его нет.
Конечно, я обещал помочь. Появилась перспектива привести Асю к себе домой и показать свою коллекцию пустых бутылок от дешёвого пива.
Потом она сменила тему, поведала ещё о каких-то невзгодах. Я слушал молча, а потом просто предложил ей выпить. Это была волшебная фраза авторства Коли Стаканова: «может выпьем?», которая разделяла мир на два противоречия — пить или не пить. Ася отказалась, сославшись на употребление антибиотиков. Впрочем, я тоже плотно на них сидел, поэтому ставил рекорды в «просыхаемости». Но от похода в кафе она не отказалась.
Мы поели суши, попили чай, я заплатил. Общение было милым, я даже немного успел рассказать о себе. Хорошо, что сидения в кафе были мягкими, а то нога опять начала неприятно болеть.
А потом мне стало плохо. Мы вышли из кафе, и у меня закружилась голова. Я закурил, и мне стало только хуже. Неожиданно, правда? Но я сделал вид, что со мной всё в порядке. Ася же чувствовала себя превосходно, вновь рассказала мне о каких-то своих проблемах, и я даже снова пообещал помочь. Нужно было то ли гвоздь приколотить, то ли денег дать.
Мы немного побродили, и она тоже устала, и я проводил её до подъезда, благо она жила недалеко.
На прощание мы поцеловались.
Как-то кисло, быстро, будто по сценарию какой-то унылой пьесы, которую написала сама жизнь. Жизнь очень хреновый сценарист. В её сюжетах часто нет логики, многое происходит «просто так», нет цельного сюжета, соответствующего всем канонам. Но, уволить этого сценариста можно только один раз, поэтому приходиться принимать непосредственное участие в жизненных постановках. Надеясь, что сюжетные твисты не превратят обыденность в полноценную драму с гадким финалом.
Но было немного приятно от того, что симпатичной девушке было приятно со мной, хотя бы недолго и хотя бы не всерьёз. Придя домой, моё временно улучшенное самочувствие снова ухудшилось. Не было ни на что сил, кружилась голова и ныла нога. Я лежал и не думал ни о чём. А телефон молчал, и я не посмел его тревожить. Выпил таблетку от боли.
Спускался мрак в самые низы существования людей. Проникал в их умы, завоеванные сном или же убитые бессонницей. Это было неважно. Ночью многое становится не важно. Каким героем ты ни был бы днем, страх темноты может обуять тебя. Но не так страшен этот первобытный страх, как все сопутствующие компоненты грусти, которая снова мне не изменяет. Верная сучка. В одинокой постели без сна. В окне далекие и холодные огни. Шум уставших машин. Энергетика полного покоя. Бессознательность мыслей, попадающих в петлю. Тихие наркоманы, буйные гулящие, трудящиеся проститутки, предприимчивые бандиты, печальные самоубийцы, бедолаги ночных смен, спящие обыватели, творящие художники, думающие политики… Всё вливается в ночь, которая говорит: тсссс! И всё молчит. Созвучия сна. Нежелание войны. Непрочность мира. А на Камчатке уже утро. В моей душе ночь. Я снова привык к такой ночи, без люминесцентных ламп огромного склада без окон… Погружение в мир безмятежности. Слабое сияние наконец-то реального света в конце туннеля… Забвение…
Сон сморил ласково, но быстро прервался необъяснимым приступом страха, а тело будто бы свело судорогой. Быстро отпустило, но сердце долго отбивало быстрый ритм, иногда аритмично сбиваясь.
Но отвлёк меня от этого состояния всё тот же телефон. Пришло смс-сообщение от Ульяны. «Привет, как нога?» написала она. Я тут же написал ответ в том стиле, что, по всей видимости, моя нога стала каким-то светским персонажем, все интересуются только ей, а не мной. И скоро она начнёт раздавать автографы. Она ответила, что рада тому, что у меня есть столько позитива. И пожелала сладких снов. И поставила смайлик, похожий на жопу оленя (*), только без скобок. Тут ко мне пришла ностальгия по недавнему прошлому. Вот гадина, знала, как задеть. Я пишу ровным почерком, стараюсь: и тебе того же. Только ты, наверное, ошиблась. Твоя смс напоминает о хороших временах.
