Кондукторша возвращалась домой, таща большие сумки с продуктами (дали зарплату и Миша долг вернул), чтобы накормить семью. Чем? Да… макароны, гречка, тушёнка, сардельки, два батона и буханка ржаного, пряники к чаю и чай индийский, правда, уже без слона… Уставшая тётка, уставшие мысли. Завтра опять очень рано на работу.

Миша тоже пришёл домой. Выпил бутылку пива, и ему стало проще воспринимать это очередное возвращение восвояси. Веселее стало как-то.

— Жена, я получку принёс! — провозгласил он свой приход громкоголосой разудалой фразой.

— Копеечки свои на стол положи, и «листочек» рядышком, — отозвалась ворчанием жена, кашеварившая что-то на кухне.

Миша сразу обиделся на такой отклик, но послушно сложил деньги на письменный стол.

Навстречу выбежал десятилетний сын:

— Папка, привет! Сегодня такой снежище валил!

— Да, я в курсе. А Женька гуляет что ли ещё?

— Да, а ты мне чё купил?

— Ничего. Завтра, — сказал поникший Миша и уставился в телевизор.

А на другой кухне горит свет. Дед смотрит в окно, но видит только своё отражение и мелькающий белый снег. По радио транслируют постоянную рубрику с соответствующей загадочной атмосферой чужого мира фантазии: поэзия на «Радио России».

Где-то за окном заискрились «рога» трамвая. В нём работает уже другая смена водителя и кондуктора. Дед попытался вспомнить, когда он в последний раз ездил в трамвае. Не вспомнил. Эх, слушались бы ноги, тоже бы покатался в трамвае. Да хоть просто так, показывая то, что и у него ещё есть какие-то дела в этом мире…

Пьяный дворник спал в своём углу и был в меру счастлив, выпив чуть больше меры.

Перспективный молодой человек вёл свою машину в сторону своего города, своего дома, своей совсем не перспективной съёмной квартиры. Снег надоедливо шуршал где-то за территорией его французского «звездолёта».

Из-за опоздания на работу, ему пришлось кататься в соседний город, отвозить какие-то бумажки (накладные, раскладные, ещё чёрт знает что, он всё равно в этом не разбирался). Ещё гаишник, зараза, штрафанул себе в карман. Ну не уступил дорогу какому-то трактору на пригородной дороге, как того требовал знак. После городских пробок хотелось погонять. Ага, гаишники сразу и тормознули, рядом тусовались.

— Лейтенант Луценко, ваше водительское удостоверение.

— Да, конечно.

Документы в порядке.

— Вы в курсе, что уступить дорогу, это значит, что запрещается совершать, возобновлять или начинать какие-либо действия, мешающие движению транспортных средств, находящихся на приоритетной дороге, и тэ дэ и тэ пэ…

— Да, конечно.

Что ещё скажешь?

Вот и теперь приходится торопиться домой, чтобы поесть свою «бэпэшку», проверить почту, почистить зубы и лечь спать. Может, покурить, если силы останутся.

Но летняя резина устала трепать холодное дорожное покрытие, и скрип тормозов оглушил на мгновение загородную трассу. Неудачный поворот, и машина на обочине. Длиннющий тормозной путь, благо, не сильно занесло. Гравий на обочине помог лучшему сцеплению с невменяемым, на мгновение, автомобилем. Страху-то.

А ещё, в двух метрах дальше, опасный кювет, где неминуемая карусель могла бы ждать его.

Сердце бешено стучит. Двигатель работает ровно. Только передняя панель трясётся. Ну, как обычно.

И руки водителя так же тряслись. Первый снег не повод для смерти! Завтра же в автосервис.

Сзади остановилась старенькая «шестёрка». Из неё вылез водитель. Толстый такой, с усами. Подошёл к «Рено».

— Чё случилось то?

— Да, летняя резина подвела…

— Хэх, — усмехнулся мужик. — Сам-то как?

— Нормально всё. Слушай, а у тебя сигареты не будет?

Снег приятно падал на разгорячённую голову. Тёмный лес вдалеке спал. Чёрной ямой казалась ближайшая обочина. Мимо проносились одинокие легковые автомобили и брызжущие грязью гигантские фуры. Сигарета приятно мутила голову. Всё нормализовывалось. Теперь стоит ехать аккуратнее, чтобы не увеличилось количество траурных венков вдоль этой трассы.

Снег, снег, снег…

Время три часа ночи, я заканчиваю печатать эту повесть на своём компьютере, гармонично завершая свой больничный досуг. Да, болею я, несколько дней сижу дома, и ничего знаменательного не делаю. Вот, весь день за окном падал снег.

Ну и чёрт с ним, со снегом этим.

Только вот сознание опять вершит какие-то чужие судьбы на фоне этого белоснежного мелькающего пространства. Причём тут белая обезьяна? Как несколько часов назад я узнал от одного человека, с которым совершал переписку по интернету, что это такая притча, про прямой запрет человеку думать о чём-то определённом и заранее оглашённым. И при этом запрете человек сам начнёт усиленно об этом думать. Только не думай про белую обезьяну…

Вот, есть у меня одна мысль о белой обезьяне, которая сформировалась в сознании двумя навязчивыми аргументами (которые я между строк, да и в сами строки, засунул, не скорбя наивной совестью за простодушие намёка). Мне надо бросить курить. Врачи так сказали, ибо у меня сильная абструкция лёгких. Слово абструкция у меня больше ассоциируется со словом абстракция. Верная заметка — вроде её и не видно, а она где-то внутри меня сидит и теснит душу своим присутствием, оглашая такую низкопробную потребность в курении и ознаменовывая слабость воли. Курю я не так давно (не десять-пятнадцать лет), но упустил тот момент, когда стала «сгорать» в моих лёгких целая пачка в день. А то и больше, смотря насколько долгий день. Тридцать три рубля в день. Это три поездки на трамвае. Это тысяча в месяц! Это можно и «Логан» в кредит взять! Тут уж цифры астрономические. И вдруг после десятого (после миллениума) года цены повысятся?

В воду гляжу…

Отняли у меня последнюю радость, вот сижу и думаю, как с этим бороться. А снег… Та же танцующая белая обезьяна в центре «заоконного» мира. Когда это окно является и телевизором и театральным подмостком. Там та же жизнь, такая похожая на «обычность», но вмещающая в себе все большие и маленькие горести и радости существования. Такого разного, и, одновременно, единого. Те же трамваи, машины, редкие прохожие, дворники, собачки, детишки, птицы, провода, соседние дома, деревья, тусклые фонари…

И над всем этим величавое серое небо.

Сегодня оно роняет снег, завтра, может, выродит солнце, может ещё что-то случится. Всему своя жизнь со своими скользкими грехами и своим тёплым добром.

Бросайте курить.

А я, может быть, сегодня сдамся, и выкурю последнюю, как навсегда, сигарету и лягу спать. Через четыре часа надо уже просыпаться, совершать свою иллюзию жизнедеятельности…

ГОТОВНОСТЬ К СЕБЕ

Рассказ, ноябрь 2009

Сколько концертов закатывала судьба! Хочешь — верь, хочешь — не верь! Вот вьюга за окном, и я впустил её в дом, и стало веселее жить! Никто не говорит о том, что так не должно быть! Пускай всё размело, замело…

Белая, белая, белая… Чистый лист бумаги!

Но нужно идти на станцию, встречать поезд. И я пошёл. Два километра наощупь. Шаги невпопад по давно известной дороге. Но столько радости!

Я увижу друга!

Увидеть после такой разлуки близкого человека всё равно, что глотнуть хорошего вина. Дурманит голову приятная тяжесть где-то в душе, и хочется говорить. Куда же без вина в этой ситуации? Я «затарился» заранее, а вот заранее придти на наш одинокий полустанок не успел. Вьюга, знаете ли.

Он стоял один среди осипшего снегопада.

Я попытался вглядеться. Осунувшийся, уже практически старый человек. Щетина, хмурый взгляд. Обычная чёрная шапка скрывает под собой копну седых волос. Сколько я не видел этого человека?

— Ну… здравствуй!

Пришлось выгнать вьюгу из пустого дома. Я разжёг огонь в печи.

Да, волосы седые. Но не так, чтобы сильно. Обычные седые волосы. Обычная жизнь, с обычными проблемами, которые иногда казались не решаемыми. Может быть до сих пор, многое так и осталось не решённым. Ничего страшного, каждый знает, что ничего не бывает так просто в жизни этой. Может быть, в какой другой, но не в этой. И какое нам вообще дело до других жизней? Мы живём здесь и сейчас, не так ли, дружище?!