Когда в тридцатые годы здесь закладывали аэродром, никто не мог предположить, что город через несколько десятилетий настолько раздастся вширь, что аэропорт окажется чуть ли не в центре. Но именно так случилось. И громадные стальные махины взлетали и садились будто бы прямо на городском проспекте.

— Говорят, что вот это здание филиала Академии наук раньше тоже стояло на окраине… — сказал Ким, нарушив раздумчивое молчание друзей. — А теперь и вокруг него образовался целый город. Интересно бы там побывать, потолковать с учеными — чем они сейчас занимаются? Ведь в республике, кроме угля и нефти, найдены и другие богатства…

— Значит, ты решил, Ким, сразу податься в академию? — шутливым тоном перебила его Светлана. — А может быть, сначала все-таки туда?.. — Она протянула руку в пестрой варежке к другому островку ярких огней.

— Университет? — откликнулся, поняв, Ким. — Ну, этот вопрос еще надо обмозговать. Не всех прельщает именно университетское образование — я бы предпочел политехнический институт…

— Да-а, университет… а помнишь, Толик, как мы с тобой когда-то на этом месте, где теперь университет, грибы собирали? — спросил Гена Игнатов.

— Грибы-то, правда, здесь неважнецкие росли — больше маслята да свинушки, — откликнулся Анатолий, — а вот картошка тут на огородах водилась знатная… разок я ковырнул для пробы — и целый мешок пришлось на горбу тащить!

Все расхохотались дружно.

— Говорят, что в этом районе теперь проживает большая часть населения города, — сказал Лешка. — Особенно много молодых семей.

— Стало быть, вскоре и ты будешь жить здесь?

— С чего ты взял?

— Так ведь жениться собрался?

— А-а…

— Вот женишься, а потом к тебе и зайти не посмей…

— Ну, что вы, ребята!

— А что, обыкновенное дело. Раиса твоя возьмет под каблук — и прощай старая дружба.

— Ты уж, Лешка, с первых дней сам потуже затяни вожжи, — посоветовал Анатолий, имеющий трехлетний семейный стаж.

«Насколько различны характеры, как неодинаково чувствуют они жизнь, хотя делают одну и ту же работу, — подумала Света, прислушиваясь к этим шуткам. — И в то же время в них есть что-то очень общее… а что именно? Может быть, вот эта открытость души, умение широко и бесстрашно смотреть на мир, на жизнь? Ощущение прочности своих корней? Хотя зло они замечают не меньше, а обостренней, зорче — но оно не пугает их. Они смотрят на него, как на случайный брак в работе — и это не ввергает в отчаянье, не омрачает светлого мироощущения, а просто заставляет быть собранней…»

— Есть предложение: углубиться в квартал новых домов, — сказал Ким. — Пускай наш жених присмотрится к жизни супружеских пар.

— Будете насмехаться — сбегу, — предупредил Лешка, но, судя по его тону, эти разговоры о предстоящей женитьбе были ему даже приятны.

— А может, сперва зайдем в ресторан на вокзале да поужинаем, — предложил Анатолий. — Пока еще не закрылся — что-то есть охота…

Но они уже шагали вдоль совершенно одинаковых, торцами вперед, пятиэтажных домов.

Из-за окон, разномастных от цвета светильников и штор, доносились приглушенные шумы — однако в основном это была стрельба и ратные клики — по телевизору сегодня показывали приключенческий фильм о гражданской войне.

Однако в комнате на первом этаже орали совсем иначе, хотя стрельбы там и не было. Дружинники остановились. Нет, это не телевизор…

Внезапно оконные стекла зазвенели и посыпались осколками. Послышался женский вскрик… Дверь подъезда распахнулась, с крыльца спрыгнула женщина, упала, вскочила, побежала вдоль дома. За нею следом вылетел пьяный мужик и, размахивая короткой детской лыжей, бросился вдогонку…

Лешка, стоявший ближе других, подставил ногу: мужчина с маху распластался на снегу.

Парни навалились на него, а Светлана побежала за женщиной — вернуть.

Пьяный отчаянно брыкался, но вскоре понял, что с этими ребятами не покуражишься, и утих.

Они все вошли в квартиру. Две комнаты, кухня, новая добротная мебель, ковры.

— Коленька, Валюша, где вы? — позвала женщина, сдерживая всхлипы. Ей было лет тридцать, белокура, миловидна, но с большим синяком под глазом.

Щелкнула задвижка, из ванной, пугливо озираясь, вышли мальчик лет семи и его младшая сестренка, у обоих слезы размазаны по лицу. Они испуганно смотрели на незнакомых людей, но, увидев мать, бросились к ней.

— Перепугались, маленькие мои. — Она гладила их по головкам. — Ну, ладно, ладно, успокойтесь…

— Это что, ваш муж? — спросила Света.

— Да…

— Из-за чего же он скандалит?

— Денег требует на выпивку. Еще не насосался досыта… а сам и так приполз, как червяк.

— Увезти его в вытрезвитель? — спросил Гена. — Мы — дружинники, сейчас позвоним, вызовем машину.

— Ну и правильно, забирайте… Все равно глаз не даст сомкнуть ни мне, ни детям — будет ночь напролет куролесить…

— А за драку можно и пятнадцать суток схлопотать, — продолжил Геннадий. — Пусть там посидит, подумает о жизни праведной.

Теперь женщина, похоже, испугалась. Перевела взгляд на своего благоверного, безжизненно повисшего в крепких руках дружинников: он полязгивал зубами, изо рта по заросшему щетиной подбородку текла слюна.

— Ладно уж, оставьте его, — сказала, пряча глаза. — Может, и так оклемается, дома…

— К утру проспится, а вечером все снова здорово? — вмешалась Света, почувствовав вдруг какую-то неприязнь к женщине с синяком.

— Да ведь это не всякий день. Когда трезвый — он не шибко куролесит, тихий… — Женщина явно заступалась за мужа. — А теперь, когда буду напоминать, что являлись дружинники, может, и вовсе присмиреет… А от пятнадцати суток, девушка, тоже невелика польза! Могут попереть с работы… как я тогда прокормлю вот этих?

Женщина набросала на пол какой-то худой одежонки, потом, поразмыслив, принесла еще и подушку.

Парни уложили скандалиста на это ложе, и он тотчас захрапел.

Вышли на улицу.

— Верно сказано: муж да жена — одна сатана, — буркнул Ким.

— А вот Раиса твоя так бы не поступила, верно? — продолжал подтрунивать над Алексеем Гена. — Верно? Она бы тебя, такого, просто в дом не впустила — гуляй…

— И правильно бы сделала! — сказала резко Светлана.

— А что тут правильного! — возразил Анатолий. — Есть у меня мужик знакомый — так он всякий раз, как выпьет, ночует в подъезде. Жена не пускает домой. Разве это дело?

— Пусть не пьет, — упорствовала Света.

— А для чего же тогда ее, родимую-то, будь она проклята, выпускают? Может, с нее — доход государству?..

— От этой водки государству убыток больше, чем доход, я уверен! — сказал Ким.

Решили все же поужинать. Зашли попутно в молодежное кафе.

Здесь в уши, привыкшие к уличной тишине, грянул оглушительный грохот — напряглись барабанные перепонки.

В небольшом удлиненном зале тесно, впритирку, толклись, извивались в танце пары — человек двести. Небольшая рок-группа — все молоденькие парни — наяривала бойкий ритм, а вертлявый усач, мечась по сцене с микрофоном на длинном шнуре, орал, повторяя одно и то же, будто шаманское заклинание:

Чтобы не разлучиться, не потерять друг друга в этой вразнобой вихляющейся толпе, Светлана вцепилась в рукав Кима. Они с трудом пробивались к буфету. Но музыка, помимо воли, будоражила и ее: ноги сами собой начали пританцовывать, задвигались плечи, в какой-то миг ей захотелось забыться, поддаться этой всеобщей очумелой тряске…

Потом Ким спросил буфетчицу:

— Мамаша, а вам эта музыка нравится? Вы предпочитаете шейк или рок?

— Ничего, нравится все подряд, я уж привыкла, — ответила та, не задумываясь.

— Не то интервью, Ким, — сказала Света. — Лучше бы расспросить молодежь, вот этих юнцов и девчонок: нравится ли им?